Ах, война, что ты сделала, подлая…

«Сталину мы не поверили»

Аполлон Борисович Давидсон, ординарный профессор ВШЭ

Кольцо блокады сомкнулось в начале сентября 1941 года, мне тогда пошел тринадцатый год. О блокаде Ленинграда надо рассказать не только потому, что это страшная трагедия в истории нашей страны, но и потому, что о ней у нас все-таки долгое время мало говорили. Правда о ленинградской блокаде, о людях, живших там, стала широко появляться в последние 20-25 лет. В первую очередь это заслуга писателя и общественного деятеля Даниила Гранина. Если вы пролистаете газеты военного времени — вы едва ли найдете там материалы о том, как жили и как умирали ленинградцы в те жуткие годы. После войны был создан музей обороны Ленинграда, но и он просуществовал очень недолго — в 1949 году его ликвидировали. Тысячи уникальных экспонатов уничтожили. В сталинское время Ленинград был опальным городом.

Самое страшное время — первая голодная зима. Мы жили рядом с Фонтанкой, из этой же реки пили воду. Бывает, идешь набирать воду, а тут вмерзший труп у воды. Я не знаю, как выжил. Почти все мои родственники погибли. Ощущение было такое, что первыми из жизни уходили мужчины, вторыми — женщины, третьими — дети. Дети — потому что женщины им отдавали все, что могли, обделяя себя. Родственники, друзья группировались в одной квартире, вместе жили, чтобы поддерживать друг друга.

Первая бомбежка, под которую я попал, случилась на Васильевском острове, на Шестой линии. Все произошло неожиданно. Я сидел у окна, читал книгу, вдруг грохот — занавеска упала на меня, полетели стекла, появилось пламя — загорелся кинотеатр напротив нас. Поскольку это было начало сентября, голода еще не было, на улицу высыпали люди и выбежали собаки. Позднее собак на улицах не осталось...

Запомнилось 7 ноября 1941-го. Накануне в центре города — тяжелая бомбежка. Гитлеровцы хотели, должно быть, таким образом предварить празднование 24-й годовщины большевизма. Рядом рухнули дома. В нашей комнате вылетели стекла. Но 7-го никто из нашей коммунальной квартиры не спускался в бомбоубежище. Гремели сигналы воздушной тревоги, но все хотели услышать, что скажет Сталин на параде на Красной площади.

Этот парад стал особенным — с него войска шли на фронт. Теперь мы видим запись этого парада по телевизору почти каждый год, 9 мая, в День Победы. Но слова Сталина, которые в 1941-м с замиранием сердца слушала вся страна, при этом не упоминаются. А тогда — как мы вслушивались в каждое слово!

Речь была почти бравурная.

А война продлилась не несколько месяцев, не годик. Почти 4 года! И жильцы нашей коммунальной квартиры — Набоковы и другие — веря в победу, не скрывали своих сомнений, что наступит она столь скоро.

Но попробуй, скажи тогда о своих сомнениях где-то еще — за пределами нашей коммунальной кухни! На тебя сразу найдется управа. Сталин в свою речь вставил предостережение: «Враг не так силен, как изображают его некоторые перепуганные интеллигентики». Значит, ты и есть «перепуганный интеллигентик». И что с тобой сотворят — пеняй на себя!

В этой речи Сталин не сравнивал германские потери с нашими. Но накануне, 6 ноября, на торжественном собрании Моссовета, сказал: «За 4 месяца войны мы потеряли убитыми 350 тысяч и пропавшими без вести 378 тысяч человек, а раненых имеем 1 миллион 20 тысяч человек. За тот же период враг потерял убитыми, ранеными и пленными более 4 с половиной миллионов человек».

Зачем Сталин запускал в наше сознание эту заведомую неправду? Чтобы ободрить нас? Или чтобы своей уверенностью укрепить нашу веру в него?

Обсуждая это на общей кухне, кто-то вспомнил слова Черчилля. 13 мая 1940 года, когда уже становилось ясно, что Франция капитулирует и Англия останется одна перед всей завоеванной Гитлером Европой, Черчилль, приходя к власти, обратился к народу с «тронной» речью в палате общин:

«Мне нечего предложить вам, кроме крови, труда, пота и слез».

А через два месяца, по радио: «Война будет длительной и тяжелой».

Британия в страшном критическом положении — и глава правительства не скрывает правду. А Сталин?