Место под солнцем
К началу ХХ века население нашей планеты составляло около 1,6 миллиарда, к концу нынешнего столетия ожидается 10 миллиардов. Что стоит за этими цифрами, чем чревато для нас такое увеличение численности людей на Земле? У директора Института демографии Высшей школы экономики, профессора Анатолия Вишневского, к которому я обратилась с вопросами, особый взгляд на эту проблему.
— Анатолий Григорьевич, вы как-то провели параллель между восприятием демографических перемен в современном мире и реакцией современников на идеи Галилея...
— Не скажу, что открытие Галилеем вращения Земли вокруг Солнца сопоставимо с пониманием современных демографических процессов, но в принципе это вещи одного порядка. Люди судят о том, что наблюдают, но они не видят глубинных оснований наблюдаемых явлений. А глубинные основания заключаются в том, что впервые за все время существования человечества произошли необратимые изменения в самом процессе размножения популяций людей. Не отдельных людей — их биологическое воспроизводство осталось таким же, а именно популяций, населений.
Связано это с величайшими достижениями человека, позволившими поставить под контроль смертность, она резко сократилась, вымирание поколений приобрело совершенно другой характер, и это потребовало коренных изменений во всем, что с этим было связано. Выживание популяции — главная задача любого вида, в том числе человека. Человек смертен, популяция бессмертна. Поколения, одно за другим, как сказал Пушкин, «восходят, зреют и падут; другие им вослед идут...». У этого круговорота были свои правила, остававшиеся неизменными многие десятки тысячелетий. И вот именно эти правила меняются на наших глазах, и это не может не влиять нашу жизнь самым коренным образом. К чему приведут подобные изменения, пока неизвестно.
— О каком отрезке времени идет речь?
— В широком смысле — это два последних столетия, а с учетом ускорения можно сказать, что главные изменения произошли уже на протяжении жизни моего поколения. Когда я родился, на Земле жили всего 2 миллиарда человек. Серьезные подвижки начались в Европе с конца XVIII века, изменения нарастали, и во второй половине ХХ века они охватили уже весь мир, докатившись до самых далеких уголков Азии или Африки. Сегодня поколения «восходят, зреют и падут» совершенно иначе, чем прежде, это нарушило ту систему равновесия, которая существовала у всех народов, и все ощущают необходимость в перестройке многовекового уклада.
Главное, что изменилось, это баланс между рождаемостью и смертностью.
Прежде это был баланс высокой смертности и высокой рождаемости. Он обеспечивал относительную стабильность численности популяций: она могла колебаться от периода к периоду, но неизменной или почти неизменной оставалась ось, вокруг которой происходили эти колебания, поэтому население либо вообще не росло, либо росло очень медленно. Скажем, население Европы на протяжении первого тысячелетия нашей эры оставалось неизменным.
— А как же войны, эпидемии, сопровождавшие человечество?
— Они определяли колебания, но сам порядок поддержания популяции не менялся. Известный немецкий лютеранский пастор, богослов и философ Иоганн Зюссмильх назвал его божественным, в 1741 году он выпустил книгу под названием «Божественный порядок в изменениях рода человеческого, подтверждаемый его рождениями, смертями и размножением». Он видел в поддержании демографического равновесия, главные принципы которого обозначил довольно точно, проявление божественного промысла.
К этому надо добавить, что всегда существовал механизм, корректирующий отклонения от демографического равновесия, который обеспечивается балансом рождений и смертей. Этот механизм — миграции. Если людей в пределах определенного ареала становилось слишком много, часть из них мигрировала на другие земли.
Так человечество, зародившееся, по-видимому, в Африке, распространилось на весь мир. Этот механизм действовал и в эпоху древних оледенений, когда люди добрались до Индонезии и Австралии, и в совсем недавние времена (XIX век и начало XX века), когда европейцы выплеснулись на просторы Северной Америки, другие заокеанские территории. Работают они сейчас, в новом многомиллиардном мире, и только уж очень ограниченным людям может казаться, что колеса этого глобального механизма может по своему усмотрению крутить Федеральная миграционная служба России.
Но все же главное — это более или менее устойчивое равновесие рождений и смертей, поэтому неудивительно, что на поддержание этого равновесия были направлены культурные и религиозные нормы, моральные принципы во все времена и у всех народов. А так как возможности контролировать смертность всегда были очень ограниченными, то главные усилия направлялись на поддержание высокой рождаемости. Она была непременным условием круговорота поколений.
Главным институтом, ответственным за то, чтобы это условие не нарушалось, была семья. Традиционная семейная мораль всегда охраняла единство трех видов поведения — матримониального (брачного), сексуального и прокреативного, то есть непосредственно связанного с рождением детей. И хотя мы знаем, что моральные нормы нередко нарушались, самих норм это не отменяло. Для основной массы населения всегда действовали жесткие правила: нельзя вступать в половые отношения до брака, нельзя нарушать супружеские обязанности, нельзя разрывать секс и рождение детей, нельзя прерывать беременность... Нарушившие правила подвергались остракизму, осуждению, а в иных сообществах и смерти. Все эти многочисленные «нельзя» формировали сознание человека тысячелетиями, позволяя поддерживать определенную систему демографического равновесия.
— Сегодня она нарушилась?
— Сегодня впервые в своей истории человечество оказалось в принципиально иных условиях, а потому упомянутые нормы потеряли свой смысл. Более того, они становятся даже опасными, ибо, если смертность сократилась, высокая рождаемость создает серьезные проблемы.
Первой ощутила эти изменения семья: дробить наследство, земельные наделы стало все сложнее, найти каждому место под солнцем — все накладнее. Сначала в Европе и Северной Америке, а следом и в других регионах мира традиционные семейные ценности стали пересматриваться, общество начало терпимее относиться к добрачному сексу, к разводам, «свободным союзам», рождению детей вне брака и так далее... То есть речь идет о переменах, переворачивающих цивилизацию, человечество совершенно определенно вступило в некую полосу поиска новых форм своего существования.
— Но, может быть, оно просто переживает кризис?
— Всякие неслучайные, глубокие перемены — это кризис. Но ведь это не значит, что надо противиться переменам. Есть люди, которые считают, что мы просто «сбились с пути» и нам надо как можно скорее вернуться к «традиционным ценностям». Но понимают ли они, что говорят?
Часто можно услышать, что раньше «люди жили правильно», семьи были многодетными… Но так ли это? Раз уж мы упомянули Пушкина, то позвольте вам напомнить, что Евгений Онегин непросто был единственным ребенком, но «наследник всех своих родных». Как это получилось, мы не знаем, но Петруша Гринев, герой «Капитанской дочки», тоже единственный сын, сообщает нам о себе:
«Нас было девять человек детей. Все мои братья и сестры умерли во младенчестве».
Таков был «Божественный порядок», о чем, кстати, писал и Зюссмильх. Детей рождалось много, а выживало мало.
Традиционная мораль была частью этого порядка. Готовы ли мы вернуться к «традиционным семейным ценностям» вместе со всем этим порядком, включая высокую смертность?
Сегодня детская смертность практически преодолена, люди стали жить дольше благодаря иным условиям труда и быта, изменению всего образа жизни, достижениям медицины, фармакологии и прочему. Но если смертность сократилась, рождаемость не может оставаться прежней, иначе — катастрофа. Высокая рождаемость больше не нужна, чтобы не сказать, что она опасна. Не понимать это — значит, утверждать, что Солнце вращается вокруг Земли.
— То есть с точки зрения демографии и семья больше не нужна?
— Я этого не сказал. В том или ином виде институт семьи скорее всего будет сохраняться, другое дело, что меняются ее формы, они уже не могут опираться на прежние традиционные устои, освященные веками, начинают меняться сами эти устои. Надо ли этому противиться? Даже если исходить из существования тысячелетнего Божественного порядка, почему нельзя допустить, что Бог изменил этот порядок? Кто может ему это запретить?
Ватикан? Московская патриархия?
Перемены налицо, и люди, семьи, как могут, отвечают на них, ищут ответа, зачастую, к сожалению, не получая помощи в своих поисках оттуда, откуда она могла бы прийти, — от государства, от Церкви. Чем могут помочь призывы вернуться назад, когда сама жизнь ушла вперед? Как восстановить демографическое равновесие, нарушенное снижением смертности, не снизив рождаемость? Как снизить рождаемость, не разорвав неразрывной прежде цепочки сексуального, матримониального и прокреативного поведения? Как сохранить прежние моральные нормы, если эта цепочка разорвана? Нормы, на которые человечество опиралось тысячелетиями, вырабатывались не в одночасье, они шлифовались многими поколениями, а новые нормы только нарождаются, им еще предстоит доказать свою состоятельность, многие из них могут оказаться однодневками. Но как прийти к новой нормативной системе иначе, чем через опыт?
Вопросов больше, чем ответов, но надо ли упрощать ситуацию? Взять хотя бы тот же мировой демографический взрыв, учетверение населения мира за сто лет вследствие того, что снижение рождаемости в развивающихся странах отстает от снижения смертности. Гигантский рост населения — еще не завершившийся — ставит человечество перед серьезнейшими вызовами. Это изменение климата, нехватка сельскохозяйственных земель, питьевой воды, истощение энергетических ресурсов, полезных ископаемых, список можно долго продолжать.
Конечно, можно сказать, что человечество со временем начнет заселять другие планеты, осваивать новые миры, искать ресурсы за пределами Земли, иногда это и говорят. Не исключаю, что такое когда-нибудь и будет возможно, но пока это крайне далеко от реальности, а вот угрозы, связанные с перенаселением планеты, уже налицо. Причем темпы, какими человечество наращивает свои ряды, колоссальные: сегодня нас уже 7 миллиардов, к концу XXI века население Земли может увеличиться до 10 миллиардов. Многих наших соотечественников волнует проблема вымирания, но мир пока стоит перед противоположной проблемой.
— Но население России действительно сокращается, власти этим озабочены, политики называют цифры прироста, к которому мы должны стремиться уже в ближайшие годы.
— Да, порой называют фантастические цифры — 200 миллионов, недавно прозвучала даже цифра 500 миллионов. Не могу судить, откуда политики берут цифры, но у демографов они вызывают серьезные сомнения. На протяжении многих лет Россия демонстрировала крайне низкую рождаемость, в последние годы ситуация несколько изменилась в лучшую сторону, сегодня можно сказать, что рождаемость у нас практически на европейском уровне, то есть примерно 1,5 — 1,7 рождения на одну женщину. Но, во-первых, нет стимулов к дальнейшему росту, а во-вторых, смертность у нас по-прежнему высока, поэтому показателю мы находимся в ряду наиболее неблагополучных стран. Так что даже приблизиться к обозначенным цифрам мы не сможем, самое большее, на что пока можно рассчитывать, это стабилизация численности населения на нынешнем уровне, и то лишь благодаря мигрантам. Возможно, ставка делается именно на это, но тогда должны быть совершенно иные подходы к миграционной политике, которые пока не наблюдаются, Россия сегодня не готова интегрировать большие потоки мигрантов.
— Миграция уже сегодня создает трудности, коренное население воспринимает пришлых людей с большим скрипом, и это можно понять: в близком соседстве оказываются люди совершенно иной культуры...
— Но это будет происходить, нравится такой процесс кому-то или нет. Да и понятие коренного населения условно: люди, как мы видели, перемещались во все времена, государства в том виде, в каком мы их знаем, существуют не так давно, они сложились лишь на протяжении последних сотен лет, люди разных культур всегда жили рядом. «Чистопородных» людей нигде в мире не существует, и сегодня глобализация ставит под сомнение классическую «вестфальскую» систему суверенных государств с четкими границами, таможнями и прочим. Мир вступает в эпоху великих миграций, но это будут какие-то другие миграции по сравнению с теми, к которым люди привыкли в недавнем прошлом. Когда-то эмиграция, например, из Ирландии в Америку, была одноразовым отъездом навсегда. Сегодня человек легко перемещается по свету, он может несколько раз за год побывать у себя на родине и ежедневно общаться по скайпу с родными, живущими в другом конце земного шара. Все это тоже новые реалии, которые нам надо осознать. Но главная помеха здесь — люди, которые не желают видеть изменения, не хотят слышать вопросов, которые возникают. А их надо задавать обязательно! Даже если у человечества еще нет готовых ответов на эти вопросы.
— А у демографов есть если не ответы, то хотя бы рекомендации?
— Какие-то вещи понятны. Скажем, ясно, что надо добиться прекращения демографического взрыва, а для этого снизить рождаемость там, где она все еще высока. Это и делается, хотя в разных странах по-разному. Например, в Иране, в стране с мусульманской культурой, вроде бы и отстаивающей традиционную семейную мораль, проблему вполне осознали, там рождаемость быстро снижается, а значит, недолго ждать и глубоких перемен во всем строе семейной жизни. Надо повышать демографическую грамотность, она, к сожалению, часто не ощущается ни в политических, ни в экономических решениях. Как учитывает, например, Россия то, что в Азии к 2050 году будут жить уже 5 миллиардов человек, а у нас на азиатской территории — не более 30 миллионов, в самом близком соседстве с нами оказываются перенаселенные страны, прежде всего Китай. В демографическом плане Россия — в одной лодке с Западом, но характерная для многих наших политиков антизападная риторика раскачивает эту лодку.
Или взять, например, споры об увеличении пенсионного возраста. Многие экономисты, столкнувшись с ограниченностью возможностей Пенсионного фонда, видят панацею в увеличении возраста выхода на пенсию, ссылаясь при этом на рост продолжительности жизни.
Продолжительность жизни в России очень низкая, и даже если она чуть-чуть растет, то прежде всего за счет снижения детской смертности, что к возрасту выхода на пенсию не имеет отношения. А надо учитывать ожидаемую продолжительность жизни тех, кто достиг, скажем, возраста 60 лет. Она у нас намного ниже, чем в европейских странах, где на пенсию выходят позднее. Кроме того, у нас низка продолжительность здоровой жизни, среди людей предпенсионного и пенсионного возраста много больных. Много ли выиграет экономика, если будет рассматривать этих людей как трудовые ресурсы? А на здравоохранении, которое позволило бы людям доживать до пожилого возраста здоровыми, мы экономим. Вот и получается замкнутый круг.
Пока демографов, их доводы слышат плохо. Но мир стоит перед серьезными вызовами, которые никого не обойдут стороной, и в них очень значима демографическая составляющая. Тут очень важен общественный диалог, который поможет осознать невероятную новизну демографических реальностей. Мы никогда не имели дело с чем-либо подобным, а потому невозможно сразу дать все рецепты.
Надо хотя бы научиться понимать вопросы, которые стоят перед нами.
