«Я никогда не боялся учиться у коллег»

Приказом замминистра образования и науки РФ Ю.Сентюрина доценту кафедры стратегического маркетинга, ведущему научному сотруднику Научно-учебной лаборатории сетевых форм организации ГУ-ВШЭ Михаилу Беку было присвоено звание «Почетного работника науки и техники». Знак вручили на заседании Ученого совета ВШЭ. М.Бек рассказывает о своей работе, проблемах перехода к инновационной экономике и умении ученого осваиваться на новых направлениях развития науки.

— Михаил Александрович, вы окончили МАИ — Московский авиационный институт, стали кандидатом технических наук, работали в научном центре имени Келдыша. Что вас привело в Высшую школу экономики?

— Ничего сверхъестественного в таком повороте моей карьеры нет. Дело в том, что по специальности я инженер-экономист и практически всю свою жизнь работал на стыке экономики и техники. Мне повезло: после окончания МАИ я был распределен на работу в научно-исследовательский институт, который сегодня носит имя Мстислава Келдыша. У этого института была богатая история, начавшаяся с организации Реактивного научно-исследовательского института, с создания легендарной «Катюши». Тогда еще не завершился «романтический» период становления отечественной космонавтики, и в институте работало много блестящих энтузиастов и крупных ученых, вокруг которых складывались целые научные школы. Но вот опыта экономической оценки решений, которые ими разрабатывались, не было, и наш коллектив фактически оказался у истоков развития нового направления технико-экономического анализа.

А уже в середине 1980-х, когда перспективы развития техники, которыми я занимался, стали более туманными, мне захотелось попробовать себя на ином поприще. Свою работу в Вышке я начинал с курсов промышленного маркетинга и инвестиционного анализа, в которых также очень близко соприкасаются техника и экономика.

— Легко ли было вам, уже сложившемуся и вполне успешному профессионалу, переключиться на преподавательскую деятельность в Высшей школе экономики?

— Я пришел работать на кафедру экономики фирмы, которую возглавлял Игорь Владимирович Липсиц, уже имея преподавательский опыт — на протяжении ряда лет мне удавалось совмещать работу в НИИ с чтением лекций на экономическом и двигательном факультетах МАИ. Этот опыт пригодился, хотя, конечно, мне пришлось адаптироваться к новой среде, новым для меня методическим требованиям. Но я никогда не боялся учиться у коллег, это бывает полезным независимо от твоего возраста или профессионального уровня. И даже сейчас, работая на кафедре стратегического маркетинга под руководством Ольги Анатольевны Третьяк, я сталкиваюсь с необходимостью адаптироваться к быстро меняющимся требованиям современного вуза.

— В магистратуре факультета менеджмента вы читаете курс «B2B маркетинг». Как промышленный маркетинг вошел в сферу ваших научных интересов, ведь сам маркетинг получил распространение в России относительно недавно и многими воспринимается как набор инструментов, скорее эффективных для работы на потребительском рынке?

— Маркетинг как направление научно-практической деятельности важен и нужен для тех, у кого есть свобода выбора решений. До начала перехода к рыночной экономике такой свободы у промышленных предприятий, у НИИ и конструкторских бюро не было, их программы производства, цены, состав потребителей определялись вышестоящими организациями. С маркетингом приходилось сталкиваться лишь при взаимодействии с внешнеторговыми организациями, которые занимались закупками и продажами на мировом рынке.

Но мы в промышленности решали многие задачи, прямо относящиеся к маркетингу, начиная от согласования с потребителями требований к изделиям новой техники до обоснования цен. Недооценка значения В2В маркетинга опасна для России не только потому, что по объемам сделок рынки товаров для бизнеса существенно превосходят рынки потребительских товаров, но и потому, что низкий уровень решения маркетинговых задач в сфере В2В маркетинга сводит на нет многие возможности экономического развития. Я, например, убежден, что конверсия оборонной промышленности в свое время не дала серьезный импульс инновационному развитию страны в значительной мере потому, что многие решения принимались по привычке, по опыту работы в «оборонке».

— Вы долго работали в сфере, которую можно назвать сферой высоких технологий. У отечественной высокотехнологической промышленности есть будущее? В чем — финансировании, качестве менеджмента, научном уровне — вы видите основные причины ее недостаточного развития?

— Боюсь, что нужно говорить не о недостаточном развитии, а о деградации многих элементов потенциала сферы высокой технологии в России. В последнее время, благодаря созданию Лаборатории сетевых форм организации, мы с моим неизменным соавтором Надеждой Николаевной Бек, можем размышлять над этой проблемой не только в свободное от работы время. Предварительные результаты начатого нами исследования говорят о том, что первопричиной низкой инновационной активности российского бизнеса, которая и ведет к деградации сферы высоких технологий, является незащищенность прав собственности и разрушение системы согласованного развития элементов инновационного потенциала. Эта незащищенность снижает мотивацию участников инновационной деятельности, делает нерациональным реинвестирование части доходов в инновационное развитие бизнеса. А лишенный инвестиций бизнес быстро деградирует, так что партнеров для реализации инновационных проектов нередко становится проще найти в Китае, чем в своем регионе.

— А ваши студенты не дают вам повода с оптимизмом смотреть на будущее российской экономики и страны в целом?

— Многие из них имеют очень хорошую подготовку, нацелены на успех, энергичны и инициативны, так что их потенциал может быть с большой пользой использован и в нашей стране, и за рубежом. Вопрос в том, какие возможности в самореализации предоставит им развитие российской экономики. Можно было бы дать положительный ответ, если бы начался реальный переход экономики на инновационный путь развития, необходимость которого признана руководством страны. Но это требует значительных усилий и займет много времени, в течение которого существующие острые проблемы могут еще больше обостриться.

Мой сын, окончивший МФТИ четверть века тому назад, недавно побывал на встрече выпускников. Так вот подавляющее большинство его сокурсников успешно работают по специальности и занимаются наукой, но не в России, где не создано условий, необходимых для успешной научной работы. Я сам, когда читал лекции по менеджменту НИОКР потоку «двигателистов» в МАИ, спрашивал ребят об их планах, и оказалось, что лишь единицы готовы идти работать на предприятия отрасли по специальности. И в этом нет ничего удивительного: число производимых Россией гражданских авиалайнеров немногим превышает число крупных авиационных вузов в стране. О каких профессиональных перспективах в такой ситуации можно говорить?

— У вас удивительная семейная история: со своей супругой вы познакомились еще в МАИ и сейчас продолжаете вместе заниматься наукой и преподавать в Вышке. Насколько велика заслуга Надежды Николаевны в том, чего вам удалось добиться?

— Думаю, ее роль трудно переоценить. В прошлом мы работали в схожих по инновационности отраслях, в последние годы работаем на кафедрах Вышки, занимающихся стратегиями. У нас много общих интересов, мы хорошо дополняем друг друга, судьба подарила нам не только двух детей и четверых внуков, но и много совместных работ, публикаций и планов, которые, я надеюсь, мы еще сможем реализовать.

— Одним из проектов, в которых вы участвовали, был анализ экономических рисков марсианской экспедиции. Не буду спрашивать у вас, есть ли жизнь на Марсе, спрошу о другом: так стоит ли человеку лететь на Красную планету?

— Я действительно был одним из многих участников финансировавшихся американцами и европейцами через Международный научно-технический центр работ по проекту пилотируемой экспедиции на Марс. Думаю, что экспедиция осуществима, потому что многие проблемы, в прошлом ставившие под сомнение ее реальность, уже решены. Лететь на Марс и — шире — осваивать космос, на мой взгляд, нужно. Но пока ни одна страна не готова выделить десятки или даже сотни миллиардов долларов на осуществление этого грандиозного проекта, так что о конкретных сроках марсианской миссии пока говорить трудно.

Олег Серегин, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ