• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Посткоммунистические страны: проблемы общие, решения — разные

23 мая в ВШЭ начал работу Международный симпозиум «20 лет: политическая и экономическая эволюция в посткоммунистической Европе», организованный Высшей школой экономики при поддержке Фонда «Либеральная Миссия» и Фонда Фридриха Науманна.

Саша Тамм
Саша Тамм
Главная цель симпозиума — обсудить, почему разные посткоммунистические страны достигли разных результатов. Какими были несостоявшиеся, но вероятные альтернативные сценарии развития?

Первый день симпозиума был посвящен преимущественно экономическим докладам. Участников форума приветствовали от имени организаторов научный руководитель ВШЭ Евгений Ясин и руководитель московского офиса Фонда Фридриха Науманна Саша Тамм, которые в своих выступлениях обратили внимание на наличие множества общих проблем в странах региона.

Первое пленарное заседание «Переход к рыночной экономике» открылось докладом Андерса Аслунда, старшего научного сотрудника Института международной экономики имени Г. Петерсона в Вашингтоне (округ Колумбия), преподавателя Джорджтаунского университета (США) «Выводы из финансового кризиса в Восточной Европе».

По словам докладчика, ситуация, сложившаяся в странах Восточной Европы во время финансового кризиса, очень разная. И если причина кризиса давно известна, и она — общая для всех, то его последствия серьезно отличаются. Так, Польша, Чехия, Словакия и Словения почти без негативных последствий преодолели кризис, а страны Балтии и, например, Болгария оказались в затруднительном положении: дефицит бюджета достиг и даже превысил 20 процентов ВВП.

По данным Андерса Аслунда, внешний долг в условиях кризиса вырос практически во всех восточно-европейских странах, однако установить зависимость между его размером и тяжестью последствий кризиса не удается.

Андерс Аслунд
Андерс Аслунд
Выходили из кризиса государства тоже по-разному. Например, в ряде стран (Польша, Чехия, Венгрия, Румыния) использовали плавающий курс национальной валюты, а для Словении и Словакии данный инструмент не был актуальным, поскольку эти две страны входят в еврозону. К очень жесткой кредитно-денежной политике прибегли власти стран Балтии и Болгарии. В Латвии расходы бюджета были сокращены за счет снижения зарплаты в госсекторе, сокращения числа чиновников, закрытия неэффективных медицинских и образовательных учреждений. И подобные меры гораздо действеннее, по мнению А. Аслунда, нежели повышение налогов.

Примечательно, что в странах, сокративших бюджетные расходы менее чем на 10 процентов, не наблюдалось активных акций протеста, в подавляющем большинстве случаев власти своих позиций не утратили.

Адъюнкт-профессор Школы экономики университета Аалто (Финляндия) Пекка Сутела в своем выступлении попытался ответить на вопрос: оказалась ли стратегия глубокой интеграции неудачной в период финансового кризиса в странах Балтии?

Страны Балтии относятся к числу так называемых «малых экономик», производящих доли процентов мирового ВВП. А потому для них, по сути, единственным способом развития экономики является интеграция в европейское пространство. Причем, по мнению П. Сутелы, чем глубже интеграция, тем лучше. На начальном этапе становления государств и экономик Литвы, Латвии и Эстонии местный национализм сыграл свою позитивную роль: удалось устранить диспропорции в торговле, диверсифицировать рынки. Однако глубокой интеграции препятствовала низкая конкурентоспособность товаров.

Пекка Сутела
Пекка Сутела
Тем не менее, с большинством проблем правительствам балтийских стран справиться удалось. Проведены либерализация и приватизация. Но необходимо движение вперед. Общеизвестно, что экономическая интеграция идет быстрее, если параллельно происходит интеграция политическая. Альтернативы интеграции не было.

У глубокой интеграции есть свои плюсы и минусы. С одной стороны, можно отправить ребенка учиться за рубеж. С другой стороны, есть опасность снижения интеллектуального потенциала, так как, уехав за рубеж, далеко не все потом возвращаются. Страны Балтии «пустеют», формируется полупустой рынок труда. Особенно остра эта проблема для Литвы.

Как заметил Евгений Ясин, в этом смысле страны Балтии по отношению к Европе выступают в роли стран Средней Азии по отношению к России: как источники трудовой миграции. Но есть поворот и при таком раскладе. Доцент Стокгольмской школы экономики в Риге Вячеслав Домбровский заметил, что «эти люди потом могут вернуться с новым опытом и капиталом». Главное, создать для такого возвращения условия, не забывая об актуальности в этом регионе проблемы безработицы среди молодежи.

Председатель правления CASE — Центра социально-экономических исследований в Варшаве (Польша) Марек Домбровский предложил обсудить проблему роли внешних институциональных факторов в процессе трансформации в посткоммунистических странах.

«Мой доклад — продолжение двух предыдущих, но ближе к теме симпозиума: за 20 лет многое сделано во всех странах в плане экономики», — сказал М. Домбровский.

Марек Домбровский
Марек Домбровский
При переходе от плановой экономики к рыночной, от тоталитарного общества к демократии долгое время не использовались рыночные инструменты. По разным причинам правительства государств сохраняли нерыночные элементы в управлении экономическими процессами. В частности, центральные банки не были в полной мере независимыми регуляторами, аналогична ситуация и в сфере либерализации цен. Некоторые страны, например, Белоруссия, этот путь еще не прошли до конца. (23 мая Национальный банк Республики Беларусь объявил о девальвации национальной валюты. — Прим. ред.).

Как считает профессор Домбровский, самыми трудными оказались институциональные и юридические реформы. Кое-где и они еще не доведены до конца, сохраняется проблема реальной независимости судов. Существенно менялась система социальной защиты в сторону большей адресности оказываемой помощи. Но во многих странах Центральной и Восточной Европы и СНГ эффективная система соцзащиты так и не появилась.

В конце 2000-х годов, по мнению Марека Домбровского, в большинстве стран посткоммунистической Европы переходный период в общем и целом завершился. Исключения составляют, пожалуй, Туркменистан, Узбекистан и Белоруссия. Но даже страны-лидеры в плане преобразований в этой части планеты еще отстают от развитых стран. Изменения, которые произошли, показали и некоторые тренды в развитии. Так, более свободные в политическом плане страны оказываются более свободными и экономически. Есть также связь между уровнем коррупции и уровнем экономического развития.

Можно выделить следующие факторы, влияющие в разной степени на прогресс: исходные условия, которые были приблизительно одинаковыми; внутренние факторы, связанные прежде всего с политическим консенсусом в обществе. Влияют на прогресс и внешние условия. Это и интеграционные процессы, такие, как вступление в ЕС, НАТО и ВТО, а также наличие региональных конфликтов. Разумеется, что больших успехов добились те страны, которые интегрированы в европейское пространство и институты и на территории которых (или в непосредственной близости) не было вооруженных конфликтов.

Сегодня ни одна страна СНГ не соответствует требованиям для вступления в Евросоюз. Это (присоединение к ЕС), по словам Марека Домбровского, не произойдет в ближайшие 10, а то и 20 лет. Визовый режим, конечно, будет упрощаться, но не так стремительно, как многие хотят. Центрально-Азиатские страны, входящие в СНГ вообще серьезно отстали по многим параметрам. Общие проблемы развития усугубляются последствиями финансового кризиса и отсутствием необходимых институтов или низкой их эффективностью.

Евсей Гурвич
Евсей Гурвич
Одной из самых актуальных тем социально-экономического развития был посвящен доклад Евсея Гурвича, руководителя Экономической экспертной группы, вице-президента Ассоциации независимых центров экономического анализа. Он анализировал результаты пенсионных реформ в СНГ и Восточной Европе.

Пенсионная система в любой стране — это примерно 10 процентов ВВП. Это огромный сектор любой экономики, и очень важно уделять ему пристальное внимание. Стартовые условия при проведении реформы пенсионной системы в странах Центральной и Восточной Европы и в республиках бывшего СССР били равными. И подходы к реформам, по словам Е. Гурвича, были схожими. Следовательно, и проблемы возникали одинаковые.

Изначально финансирование пенсионной системы в этих странах было выше, чем в развитых странах, размер пенсии вполне сопоставимый с ведущими экономиками мира — 35-40 процентов от заработной платы. Однако достигалось это за счет чрезмерного давления на бизнес, пенсионные системы не были сбалансированными и дотировались из бюджета.

Потом настал период реформ, которые велись приблизительно в одном направлении, но с некоторой разницей. В Болгарии повысили пенсионный возраст, ввели накопительный взнос. Но по расчетам экспертов, к 2050 году пенсионная система по-прежнему будет дефицитной. В Чехии произошло постепенное повышение пенсионного возраста, а для выхода на пенсию установлен минимальный трудовой стаж — 35 лет. Но и там система будет оставаться дефицитной в обозримой перспективе. Аналогична ситуация в Венгрии. В Польше пенсионный возраст не повышали, но зато отменили льготы при выходе на пенсию. В Румынии повысили существенно ставки взносов в пенсионную систему, но и там дефицит к 2050 году будет составлять более 6 процентов.

Каковы же недостатки политики реформ пенсионной системы в этих странах? Первый — популизм властей. Самым ярким примером этого является, к сожалению, Россия. В 1990-е годы в условиях противостояния законодательной и исполнительной властей были приняты законы, по которым количество пенсионеров возросло, и пенсионная система оказалась перегруженной.

Вторая ошибка, которую совершили многие — неподготовленное заимствование институтов. По оценкам Всемирного банка, Венгрия к этому была готова полностью, Латвия почти не готова, а менее всего готовой оказалась Россия.

Но, пожалуй, самая существенная ошибка, которую совершили и совершают многие страны посткоммунистической Европы, — «близорукость» в проведении реформ пенсионной системы. «На мой взгляд, рассчитывать необходимо на целое поколение — на 50-70 лет вперед. Что же происходит реально? Решаются сиюминутные проблемы, а перспективы даже не обсуждаются», — заявил докладчик. К примеру, Венгрия, которая первой ввела накопительную часть пенсий, теперь от нее отказывается. Польша одну треть пенсионных накоплений отдает в государственную часть пенсионной системы. В России увеличены трансферы из бюджета в пенсионную систему, что может замедлить развитие экономики, так как из-за этого снижаются расходы на развитие человеческого капитала — образование и здравоохранение.

Не учитывается в большинстве стран и такой фактор, как неизбежный рост продолжительности жизни и, как следствие, рост продолжительности трудовой деятельности. Как кажется, в такой ситуации нужно повышать пенсионный возраст, хотя это не единственное необходимое в сложившихся условиях действие. Необходимо также повышение пенсионного возраста соотносить с уровнем занятости молодежи, и принимать в этом вопросе сбалансированное решение.

Тимоти Фрай
Тимоти Фрай
Доклад профессора Колумбийского университета Тимоти Фрая, руководящего в Вышке Международным центром изучения институтов и развития, был посвящен анализу общей для всех посткоммунистических стран проблеме — крайне негативному отношению к проведенной в 1990-х годах приватизации. По мнению Тимоти Фрая, приватизация, далеко не всегда заслуженно, стала «козлом отпущения», с которым население стран Центральной и Восточной Европы связывает тяжелые экономические и социальные последствия реформ, проведенных после краха коммунизма.

Так, согласно данным опроса, проведенного в посткоммунистических странах в 2006 году, около 80 процентов населения выступает за реприватизацию в том или ином виде. Причем скептицизм в отношении приватизации хоть и варьируется в зависимости от уровня развития институтов в той или иной стране и степени приспособленности респондентов к жизни, работе и ведению бизнеса в рыночных условиях, но не настолько значительно, как этого можно было ожидать. Позитивным Тимоти Фраю представляется тот факт, что оппоненты проведенной приватизации в большинстве своем не хотят возврата к госсобственности, а лишь хотели бы, чтобы приватизация была более «честной» и «справедливой». Лишь меньше трети опрошенных выступают за полную ренационализацию приватизированных предприятий.

В этом смысле ситуация в России с популярным лозунгом «Во всем виноват Чубайс!» не является исключительной. А ответы респондентов на вопросы об их отношении к приватизации варьируются в больше степени в зависимости от того, как сформулированы вопросы анкеты. В любом случае за пересмотр итогов приватизации в России стабильно выступает от половины до 75% опрошенных, даже когда речь идет о предприятии, приватизированном с незначительными нарушениями закона и активно инвестирующем в свое развитие и развитие региона, в котором оно расположено. Отчасти это связано с тем, что только 20 процентов респондентов смогли назвать предприятия, деятельность которых, на их взгляд, способствуют воспроизводству общественных благ.

Принято считать, что тенденции экспроприации усиливаются в автократических режимах, переживающих ресурсный бум. Однако, отметил Тимоти Фрай, при всей критике приватизации ренационализация в 2000-х годах проводилась весьма ограниченная. Другое дело, что вторичный эффект от политики ренационализации может проявиться не сразу.

Профессор Фрай не согласился с замечанием о том, что негативный «имидж» приватизации был создан усилиями СМИ и «левой» интеллигенции. По его словам, противоречивые взгляды на приватизацию встречаются даже внутри, казалось бы, однородной группы населения. «Например, среди людей с высоким уровнем образования велика доля тех, кто считает, что приватизация была несправедливой, но готов пользоваться ее плодами, — заметил Тимоти Фрай. — Важно другое. Важно, чтобы люди могли понимать: да, сейчас мы от приватизации проиграли, но в долгосрочной перспективе мы от нее выиграем».

Время представляется лучшим «лекарем» и заместителю директора Центра трудовых исследований ВШЭ Ростиславу Капелюшникову. По его словам, в России к приватизации негативно относятся все — независимо от социального статуса, уровня образования и дохода. Негативное отношение является доминирующим даже среди крупных собственников, которые от приватизации, несомненно, выиграли. Изжить негативную память о массовой приватизации начала 1990-х годов и последовавших за ней залоговых аукционах может только время и многократная смена собственников. Однако, уверен Ростислав Капелюшников, это произойдет только в том случае, если дальнейшее хозяйствование не будет сопровождаться столь же «вопиющими нарушениями принципов fair play», какими сопровождалась приватизация.

«Я думаю, что Тимоти Фрай и его коллеги «закрыли» этот вопрос, — резюмировал обсуждение доклада Евгений Ясин. — Что бы вы теперь не спрашивали у людей, приватизация все равно будет вызывать негативное отношение после того, как она свершилась. Я не согласен с Капелюшниковым: как бы вы приватизацию ни проводили, все равно большинство будет считать, что она несправедливая. Хотя давайте вспомним, что перед ее началом в России за приватизацию выступало 80 процентов населения. Почему? Потому что это была не их собственность, а абстрактного государства, и жизнь была плохая. Каждый думал: если будут делить, может, и мне что-нибудь достанется. А оказалось — нет».

Евгений Ясин
Евгений Ясин
В заключение первого пленарного заседания Евгений Ясин представил свой доклад «Экономика России: 20 лет назад и 20 лет вперед», часть которого опиралась на исследование, подготовленное ВШЭ и журналом «Эксперт» к XII Международной научной конференции Высшей школы экономики. По мнению Евгения Ясина, восстановительный рост, который переживала российская экономика в последние годы, стал компенсацией трансформационного кризиса, «дно» которого пришлось на 1996-1998 годы. Пик восстановительного роста был достигнут в самом благополучном в новейшей российской истории 2007 году, когда объем ВВП составил 108% от уровня 1990 года. Впрочем, даже в самый острый период трансформационного кризиса в России происходили важнейшие перемены, заключавшиеся в изменении структуры экономики. «К 1999 году эта структура стала напоминать структуру нормальных рыночных экономик», — полагает Евгений Ясин.

По данным, полученным в ходе совместного с журналом «Эксперт» исследования, рост покупательной способности среднедушевого дохода в 2009 году составил 45 процентов по сравнению с 1989 годом. Однако ситуация с доступом к нерыночным индивидуальным услугам (здравоохранению, образованию) и доступностью жилья заметно ухудшилась. С поправкой на эти факторы рост составляет 32 процента. Однако, несмотря на позитивные средние цифры, большинство населения от реформ последних двадцати лет не выиграло либо проиграло. В «плюсе» по показателям доходов оказались лишь два верхних квинтиля населения. «Средний» квинтиль к 2009 году только вышел на уровень доходов двадцатилетней давности, а два нижних квинтиля населения в доходах потеряли, причем доходы самых бедных сократились почти вдвое.

По оценке Евгения Ясина, с 2003 года в России при хороших показателях роста ВВП наблюдается спад деловой активности, связанный с «делом ЮКОСа», на которое бизнес хоть и с задержкой, но отреагировал. Естественная деловая активность была заменена чрезвычайно благоприятной внешней конъюнктурой — высокими ценами на нефть и дешевыми кредитами, которые российские бизнесмены получали иногда даже с премией, так как процентные ставки были ниже инфляции. Эти процессы подогревали и перегревали российскую экономику, которая достигла своего пика накануне глобального кризиса.

«Теперь эти искусственные факторы сняты, — отметил Евгений Ясин, — и рассчитывать вновь нужно на естественную деловую активность, для стимулирования которой необходимы улучшение инвестиционного климата и институциональные изменения, в том числе демократизация и налаживание общественного контроля над бюрократическим аппаратом и силовыми структурами».

Говоря о перспективах развития российской экономики на ближайшие десятилетия, Евгений Ясин заметил, что «мы переходим к стадии инновационного развития, когда рассчитывать на природные и трудовые ресурсы в той степени, в которой это делалось раньше, не получится». Научный руководитель ВШЭ полагает, что технологическая граница (этот показатель базируется на уровне производительности труда в США) в мире будет повышаться на 1,5-2% в год и, таким образом, удвоится к 2050 году.

Евгений Ясин видит два основных сценария модернизации российской экономики. Согласно представленным им расчетам, «модернизация сверху», связанная с проведением некоторых важных экономических реформ и одновременной консервацией нынешних институтов, способна поднять российскую экономику на уровень 26-32% от мировой технологической границы к 2050 году. «Это, с моей точки зрения, неудовлетворительный результат», ­— отметил Евгений Ясин. Второй сценарий, «модернизация снизу», означающая серьезные институциональные реформы, поднимет этот уровень до 33-40% от технологической границы.

«Слишком далеко идущих выводов делать по этой картине не следует, — предупредил научный руководитель ВШЭ. — Но если мы не будем проводить необходимые изменения, требующие определенных политических условий, удовлетворительного сдвига в российской экономике мы не получим».

Андрей Щербаков, Олег Серегин, Новостная служба портала

Фото Никиты Бензорука

Вам также может быть интересно:

На конституционных полях Центральной и Восточной Европы

17-18 февраля в Высшей школе экономики прошла международная научная конференция «Конституционные и политические процессы в Центральной и Восточной Европе: 20 лет спустя», организованная ВШЭ совместно с Институтом права и публичной политики, фондом «Либеральная миссия» и Московской государственной юридической академией.

Международный симпозиум «20 лет: политическая и экономическая эволюция в посткоммунистической Европе» - 2011

25 мая завершился Международный симпозиум «20 лет: политическая и экономическая эволюция в посткоммунистической Европе». Все видеоматериалы, посвященные этому форуму, опубликованы на специальной странице портала.

«Нам кажется, что проблемы только у нас, но на самом деле — не только»

Интервью участника Международного симпозиума «20 лет: политическая и экономическая эволюция в посткоммунистической Европе» Евгения Ясина,  научного руководителя Высшей школы экономики.

«Мировой кризис на Болгарии почти не отразился»

Интервью участника Международного симпозиума «20 лет: политическая и экономическая эволюция в посткоммунистической Европе» Красена Станчева, исполнительного директора Института рыночной экономики (Болгария).

«Важно, что правительства в странах Прибалтики пользуются доверием избирателей»

Интервью участника Международного симпозиума «20 лет: политическая и экономическая эволюция в посткоммунистической Европе» Пекки Сутелы, адъюнкт-профессора Школы экономики университета Аалто (Хельсинки).

«Это миф, будто реформы всегда приводят к отставке реформаторов»

Интервью участника Международного симпозиума «20 лет: политическая и экономическая эволюция в посткоммунистической Европе» Андрея Илларионова, президента Института экономического анализа.

«Олигархи предпочитают быть вне правил, и это негативно сказывается на экономике»

Интервью участника Международного симпозиума «20 лет: политическая и экономическая эволюция в посткоммунистической Европе» Вячеслава Домбровского, доцента Стокгольмской школы экономики в Риге.

«Мы находимся между постсоветским и посткоммунистическим пространством»

Интервью участника Международного симпозиума «20 лет: политическая и экономическая эволюция в посткоммунистической Европе» Алвидаса Медалинскаса, руководителя Центра международной политики в Вильнюсе.

«Европа становится империей нового типа»

Интервью участника Международного симпозиума «20 лет: политическая и экономическая эволюция в посткоммунистической Европе» Пала Тамаша, директора Центра социологических исследований Будапештского университета им. М. Корвина.

«В СНГ не был заложен эффективный механизм исполнения»

Интервью участника Международного симпозиума «20 лет: политическая и экономическая эволюция в посткоммунистической Европе» Марека Домбровского, председателя правления CASE — Центра социально-экономических исследований (Варшава), члена Ученого совета Института экономической политики имени Е.Т. Гайдара (Москва).