Рассказывают ветераны. Историю рассказал Жеребович Аркадий Семенович

Когда началась война, мне было 4 года. И первое мое военное воспоминание—16 октября 1941-го. Тогда родственники обещали нам с бабушкой помочь выехать из Москвы. В назначенный день мы были готовы. Когда вышли, только-только рассвело. На Малой Басманной, где находился наш дом, был мостик. Мы подошли к нему. Я увидел огромную толпу со стороны Садового кольца. С этого мостика люди спускались вниз к железной дороге, и помню чёрное море голов. Тогда я очень удивился и спросил бабушку: «Как же мы пойдём?». Но это обрывочное воспоминание. Моя бабушка, кстати, работала в архиве и параллельно вязала варежки с двумя пальцами, чтобы стрелять.

     Когда я пошел в 1 класс, ввели военное образование. Помню, как старшеклассники вынесли винтовки и построили нас в шеренгу. Начали показывать, как класть верёвки: «На плечо!». Потом скомандовали: «Равняйсь! Смирно! Вперёд! Шагом марш!». И мы пошли, а винтовки остались. На нас были ремни, но оружие все-таки отобрали. Начали учить маршировать. Я был очень разочарован, что не дали винтовку, хоть я, откровенно говоря, и поднять ее не мог. 

     Любые детские игры были связаны с войной. Лучшими игрушками всегда оставались патроны. В конце улицы, где я жил, находилась палаточка, куда сбрасывали гильзы. Иногда попадались не стрелянные патроны, и это становилось отличным развлечением для мальчишек: мы доставали пулю, выбрасывали порох, поджигали его, а гильзу вынимали и подкладывали под трамвай. Было здорово! А если попадались пистолетные патроны, то пули вынимали, закручивали щипцами и целиком клали под трамвай. Он аж подпрыгивал!

Сами же солдаты уехали, сказав: «Не волнуйтесь. Москву не отдадим! Не пройдёт немец!»

Рядом на складе жили голуби. Мы лазили за птичьими яйцами, чтобы отдать их старшим ребятам, а они в свою очередь жарили яичницу и делились с нами. Также ели лебеду—зеленое растение с семенами и коробочкой в виде «барашка» —на железной дороге. Во времена голода все ею спасались. А когда цвела липа, ели сначала листочки, а потом цветочки. Ничего другого и не было. Всё время ходили голодными и никак не могли наесться. Из картофельной кожуры и капустных листьев делали котлеты. Но я все равно плакал, потому что это не помогало: съем одну котлету, две, а кушать все еще хочется. Поэтому меня чаем запаивали и постоянно давали рыбий жир.

     На уроках часто пели военные песни и смотрели кино. Но больше всего в школе мне нравилась большая перемена, потому что всем давали бублик с куском сахара. После этого я старался сбежать из школы, но меня специально многие годы ловил завуч. Был я один из самых непослушных.

     Как-то повели нас классом в деревянную двухэтажную школу ФЗО. Обещали дать форму, сказали, что спать тут будем и будут кормить. А потом я заметил, что моего друга Пашки давно в школе не было. Я пошёл к нему, а он и говорит: «Ты знаешь, я в ремесленное записался. Я остался, нам дали первое, потом— второе, а потом— компот». И так отличник бросил школу, пошёл учиться в ФЗО. Родители его не возражали. 

     Застал я и авиационную бомбежку. Между железной дорогой и горкой раньше находился аптечный склад. А потом в него попала бомба, но, чтобы было не заметно, что разбомбили и попали в цель, за один день сделали фальшивые стены над руинами. 

Как-то в декабре пришёл командир и оставил нам еду. Хорошо я запомнил этот день, потому что дали мне много сахара. Сами же солдаты уехали, сказав: «Не волнуйтесь. Москву не отдадим! Не пройдёт немец!».

Со временем все наладилось и вернулось к жизни, но все-таки горький осадок от пережитого остается и по сей день!

Помню первый салют. О нем предупреждали по радио: «Курск! Победа!». Мы не очень что-либо понимали, но салют хотели увидеть. Перед нашим домом находился еще один дом, но с балкончиком, поэтому все побежали смотреть с него. Только заметили мы всего пару снарядов, так как не были налажены ещё орудийные залпы. 

     Постепенно стали возвращаться отцы. Помню, сосед без ног попросил меня сделать ему тележку. Он передвигался на руках и кольцах. Я соорудил тележку из трёх колёс: два колеса находились сзади, а одно—впереди. Ею можно было рулить: я верёвки привязал к перекладине и показал, как это делать. А потом я узнал, что сосед стал изготавливать подобные тележки и другим безногим.

 После окончания войны я стал ходить в «Центральный дом детей железнодорожников». Там были кружки, библиотека. Я в ней быстро все книжки прочитал и пошёл записываться в библиотеку им. Чехова. Там тоже мигом все изучил и побежал в Пушкинскую. Со временем все наладилось и вернулось к жизни, но все-таки горький осадок от пережитого остается и по сей день!