Андрей Россохин: "Чаплин нам помогает договориться с собой"

В феврале в Мультимедиа Арт Музее прошла выставка посвященная всемирно знаменитому герою Чарли Чаплина – трогательному, смешному человечку в котелке и с тросточкой по имени Чарли. Выставка дала возможность взглянуть на воплощение Чаплина в своего героя "изнутри". На этой мультимедийной выставке словно произошла "встреча" "Маленького бродяги" и его автора - Чарльза Спенсера Чаплина. 

Андрей Владимирович Россохин, руководитель Магистерской Программы НИУ ВШЭ "Психоанализ и бизнес-консультирование", поделилился своими размышлениями о феномене этой "встречи" с журналом "Psychologies":

«Встреча эта напоминает психоаналитический процесс: аналитик здесь сам Чаплин, а пациент – Бродяга, живущий отдельной от автора жизнью. Что позволено пациенту в процессе психоанализа? Выражать словами все что угодно – любые свои желания и фантазии. В фильмах Чаплина Бродяге также позволено все, только не на словах, а в действии. Правила игры задает костюм: он очень конфликтен. Верх – аристократичен, элегантен, соответствует строгим культурным нормам «Сверх-Я»: котелок, пиджак-визитка, жилет, белая рубашка. А низ – это болтающиеся штаны, громадные ботинки… Нетрудно догадаться, что речь идет о ребенке, который надел одежду не по размеру. Точнее, о детском, инфантильном «Я», наивном, сексуальном, не знающем норм и правил. В действии этот конфликт продолжается: когда Бродяга жестикулирует, берет котелок, играет тростью, он – изысканный джентльмен из высших кругов. А ноги его в это время живут своей жизнью – беспутной и неуправляемой.

В образе Бродяги встречаются две абсолютные противоположности: личность, ориентирующаяся на нормы, принятые в обществе, и некультурный взрослый, плюющий на эти нормы, подобно несознательному ребенку. Парадокс заключается в том, что, если в реальной жизни наши инфантильные влечения и строгое «Сверх-Я» постоянно конфликтуют (чаще всего взрослое «Я» хочет убить в себе Ребенка, а тот, чувствуя себя брошенным, может ненавидеть Взрослого), то в игре Чаплина между ними не возникает конфликтов. Как, кстати, и в наших сновидениях, где мы одновременно способны быть и элегантными господами, и бескультурными бродягами. Фрейд заметил, что работа остроумия сходна с работой сна*. Чаплин с помощью своих трагикомических ролей погружает нас в состояние, похожее на сон. Мы идентифицируем себя с Бродягой и проживаем вместе с ним его чувства, а одновременно наблюдаем – за ним и за собой. Получается такой психодраматический процесс в миниатюре. Причем сам актер, подобно психоаналитику, доброжелательно смотрит на своего «пациента». Он принимает эту интеграцию детского и взрослого как проявление целостности человека, она для него естественна. Многих пугают те моменты в реальной жизни, когда внутренний Ребенок, маленький «извращенец», как говорят психоаналитики, берет верх. Для него возможно все, что запретно для Взрослого. Дав ему волю, мы боимся не совладать со своими импульсами – агрессивными или сексуальными. Встреча с героем Чаплина дарит нам мгновенные озарения: мы вдруг понимаем, что способны с собой договориться, что конфликты «Сверх-Я» и «Оно» не разрывают нам душу. Холодную сдержанность и бурную эмоциональность, бесстыдные фантазии и культурное их осмысление возможно переживать не по очереди – одновременно. И эта целостность делает нас сильнее.

Чаплин прорвался к истинной природе человека. Иногда спрашивают: всегда ли нужен психоанализ, чтобы достигать инсайтов? Оказывается, не всегда – иногда нужен Чарли Чаплин».

* З. Фрейд «Остроумие и его отношение к бессознательному» (Азбука, 2011)

Оригинальная статья в "Psychologies": http://www.psychologies.ru/events/exibitions/_article/62174/