Психоаналитическая империя Фрейда
«Это какая-то научная сказка!» — воскликнули члены Венского психиатрического, заслушав весной 1896 года доклад доктора Фрейда. Сексуальную этиологию истерии он пытался объяснить коллегам с помощью рассказов об археологических раскопках, жемчужном ожерелье, генеалогических древах, несчастном случае на железной дороге и истоке Нила. «Они были возмущены тем, что человек, доверяющий россказням дам, страдающих заболеваниями матки, претендовал на то, чтобы его изыскания признали научными», — пишет французский психоаналитик Лидия Флем в своей книге «Повседневная жизнь Фрейда и его пациентов».Работа мадам Флем — попытка рассказать, каким создатель психоанализа был в жизни, как складывались его отношения с родными и коллегами, как он проводил свободное время. Психоаналитик подчеркивает: ее книга — не биография Фрейда и не теоретическое эссе об истоках его учения. «Скорее, это приглашение моим читателям совершить прогулку. Прогулку вместе с человеком по имени Фрейд». В нашей новой статье приводим некоторые фрагменты этой книги.
День «зачатия» психоанализа
1 мая 1889 года Фрейд вышел из дома на Мария-Терезия-штрассе, где жил уже почти три года. Он направлялся к своей пациентке по имени Фанни Мозер — аристократке из Германии. В историю психоанализа она войдет под именем Эмми фон Н. Неожиданная смерть мужа Фанни Мозер, богатого швейцарского промышленника, повергла ее в сильную депрессию, которая сопровождалась болями и другими симптомами. Одним из них было странное пощелкивание языком, регулярно прерывающее речь женщины.
«Фрейд даже не подозревал, что сеансы с этой дамой станут первыми шагами к тому, что впоследствии превратится в психоанализ», — пишет Лидия Флем.
Когда доктор начал разговаривать с пациенткой, то забросал ее таким количеством вопросов, что она сердито оборвала его: «Не надо задавать мне бесконечные вопросы, отчего произошло то, да отчего это. Надо просто дать мне возможность рассказать всё, что я могу рассказать!».
Потрясенный Фрейд согласился — и сразу же проникся к Фанни Мозер глубоким уважением.
«После окончания первого визита он поспешил домой и тотчас бросился к письменному столу, чтобы выплеснуть на бумагу мысли, появившиеся во время этого захватывающего сеанса, — рассказывает автор книги. — Размашистым готическим почерком, вплетая строку за строкой в узорный ковер слов, в тот момент он сформулировал начальные абзацы своего собственного романа. Конечно, психоанализ пока еще не родился, но днем его “зачатия” вполне можно считать 1 мая 1889 года».
Фрейд посещал Фанни Мозер семь дней в неделю (иногда даже дважды в день) на протяжении семи недель. Женщина рассказывала ему о своих страхах и жутких сновидениях. Как Фрейд ни старался, ему не удавалось смягчить симптомы пациентки с помощью гипноза. Зато он обнаружил, что, давая ей возможность развивать мысль в монологе, она без применения гипноза приходит к подавленным воспоминаниям, которые, по мнению доктора, могли вызвать невротические симптомы.
Успех не спешил к Фрейду. Иногда в приемные часы ему совершенно нечего было делать, кроме как заниматься собственной корреспонденцией. В день своего тридцатилетия, 6 мая, Фрейд сделал такую запись: «Сегодня на прием ко мне пришли только два старых больных Брейера, и больше не было никого». В одном из писем к свояченице Минне Бернейс Фрейд с юмором описывал свою малочисленную клиентуру: «Думаю, а не повесить ли мне в приемной свою фотографию с надписью “Наконец один!”. Боюсь только, что, к сожалению, там некому будет ею любоваться!».
В «пещере Аладдина»
Постепенно приемная доктора Фрейда стала наполняться пациентами. На свой первый скромный гонорар психоаналитик купил друзьям вина, а жене Марте — перо на шляпу.
К нему ехали люди из Америки, Англии, Швейцарии, Франции, России. В течение 47 лет, с 1891-го по 1938 год, его кабинет на Бергассе, 19, посетили сотни пациентов, учеников и последователей, чтобы рассказать «столько секретов, сколько никогда не слышала ни одна исповедальня». Клиентов с особо интересными случаями Фрейд лечил бесплатно — по собственной инициативе.
Психоаналитик вставал около семи часов утра. Приходивший на дом парикмахер приводил в порядок его бороду, после чего доктор завтракал в кругу семьи. Прежде чем приступить к утреннему приему пациентов, который проходил с восьми утра до часа дня, Фрейд просматривал свежую газету. После приема — обед и прогулка быстрым шагом по центру города (психоаналитик любил ходить пешком), затем опять работа до девяти часов вечера. Завершали день ужин и следовавшая за ним вечерняя прогулка.
«Знали ли они, посетители и посетительницы Берггассе, что ждало их в приемной Фрейда? — пишет Лидия Флем. — А ждали их древнеегипетский бог Гор с головой сокола, Анубис и Осирис — божества подземного царства, воинственная богиня Нейт, бог Пан — мастер сеять панику. Градива, Эдип, сфинкс, крылатая богиня, Силен и кентавр, а также голова римлянина; большой китайский верблюд периода династии Тан, несколько фигурок Будды и сотни других статуэток с застывшими улыбками — они встречали пациентов и последователей Фрейда и приглашали их к самым разнообразным воспоминаниям из их прошлого».
Одна из пациенток психоаналитика, писательница Хильда Дулиттл, называла кабинет Фрейда «пещерой Алладина». Археология была страстью психоаналитика. Самым счастливым человеком на свете он считал Шлимана, нашедшего Трою, которую воспринимали плодом человеческого воображения. Фрейд постоянно обращался к археологии, черпая в ней метафоры — с их помощью он описывал психические процессы. Иногда во время сеансов он вставал и брал в руки одну из статуэток, чтобы показать ее пациенту в качестве иллюстрации к толкованию той или иной ситуации.
Кушетка для посетителей в кабинете психоаналитика была завалена восточными коврами, шалями и многочисленными подушками. Фрейд использовал ее прежде всего из соображений собственного удобства. «Я не выношу, когда меня разглядывают в течение восьми, а то и более часов», — говорил он. Была у него и еще одна, более важная причина, которую Фрейд сформулировал так: «Когда во время психоаналитических сеансов я отдаюсь течению своих бессознательных мыслей, я не хочу, чтобы выражение моего лица наталкивало пациента на какие-то идеи или оказывало влияние на то, что он мне рассказывал».
Фрейд не был нейтральным психоаналитиком. По словам очевидцев, он охотно общался со своими анализантами, делился с ними мыслями о тех или иных известных ему личностях или о прочитанных произведениях и даже делал им маленькие подарки.
«Как-то в самый разгар зимы он подарил Xильде Дулиттл ветку апельсинового дерева, увешанную плодами. Ее привез с юга Франции один из его сыновей», — рассказывает Лидия Флем.
Психологическое общество по средам
Со временем у Фрейда появились не только пациенты, но и ученики, последователи. С 1902 года они стали регулярно собираться по средам в приемной психоаналитика. Кружок получил название «Психологическое общество по средам», фактически он стал предшественником Венского психоаналитического общества.
Участники кружка обсуждали самые разнообразные темы: эротизм кожи, проявления садизма, паранойи, выбор профессии, основы материнской любви, магию, любовь к природе… Также в своих многочисленных докладах они подвергали анализу жизненный и творческий путь известных поэтов и писателей, среди которых были Ницше, Жан Поль и Достоевский.
После доклада одного из членов кружка им предлагали черный кофе и сладости — яблочный штрудель и другую выпечку, приготовленную кухаркой семейства Фрейдов.
«В комнате, где мы собирались, царила атмосфера зарождения новой религии, — вспоминал Макс Граф, один из свидетелей самых первых мгновений этого процесса. — Фрейд выступал в роли нового пророка, а его ученикам — убежденным и горячим сторонникам — отводилась роль апостолов».
Кстати, сам Фрейд не считал себя «великим психоаналитиком» и даже признавался в том, что интересы пациента он всегда был готов принести в жертву своему любопытству ученого. Основатель психоанализа оставил крайне мало записей о технике своего метода лечения. Описывая его, Фрейд предпочитал использовать метафоры, а не длинные и сложные пояснения. Например, любил показывать ученикам почтовую открытку, на которой был изображен деревенский мужик, впервые попавший в гостиницу и пытавшийся задуть, словно свечку, электрическую лампочку. «Если вы будете напрямую атаковать симптом, то уподобитесь этому человеку на картинке, — говорил им Фрейд. — А нужно искать выключатель».
«Целую. Папа»
На официальных фотопортретах Фрейд изображен суровым и сдержанным человеком. По словам его старшего сына Мартина, психоаналитик специально придавал своему лицу такое выражение, когда позировал для снимков. На самом же деле, он был добрым человеком, заботливым мужем, нежным и внимательным отцом.
«Я был абсолютно счастлив в своей семье с моей женой и детьми», — сказал однажды Фрейд писателю Стефану Цвейгу.
В посланиях, адресованных еще одному другу и коллеге, Вильгельму Флиссу, психоаналитик подробно описывает каждый новый зуб, выросший у кого-либо из детей; каждое выученное ими стихотворение. Все игры и все болезни своей маленькой «стайки». Письма к подросшим детям Фрейд подписывал: «Целую. Папа».
«Своих детей он видел, в основном, по воскресеньям или во время летнего отпуска, но зато, общаясь с ними, сполна одаривал их своим вниманием и любовью, — пишет Лидия Флем. — По утрам в воскресенье он иногда водил детей в музеи, или слушал Мартина, читавшего ему поэмы собственного сочинения, или играл со всей своей “стайкой” в игру “Сто путешествий по Европе”».
А еще Фрейд обожал ходить с детьми в лес за ягодами и — особенно — за грибами. Об этой «сокровеннейшей тайне» семейства знали только самые близкие.
«Наш набег на грибы никогда не совершался наугад, отец всегда предварительно производил разведку, — вспоминал Мартин. — Когда отец находил хорошее место, он вел туда всё свое маленькое войско, у каждого солдатика было свое место на определенном расстоянии один от другого. Вся цепь начинала движение, словно хорошо вымуштрованный пехотный взвод, прочесывающий лес. Мы делали вид, что охотимся на дичь, которую трудно было найти, и еще труднее схватить. Мы объявляли конкурс на лучшего охотника, и каждый раз победителем оказывался отец».
Бросаясь к замеченному им красавцу грибу, Фрейд набрасывал на него свою тирольскую шляпу. «Пленив» таким образом выбранный гриб, он давал сигнал победы, дуя в серебряный свисток. Собрав детей, разделявших его радость, Фрейд снимал шляпу с гриба и выставлял напоказ находку, ласково называя гриб «бэби» (если это был молодой экземпляр).
«Как это ужасно и трудно — жить без него, без его доброты и мудрости! — пишет Марта, жена Фрейда, в письме к другу семьи — психиатру Людвигу Бинсвангеру. — Я нахожу слабое утешение в осознании того, что в течение 53 лет нашей супружеской жизни мы не сказали друг другу ни одного плохого слова, и что я всегда старалась, насколько это было в моих силах, ограждать его от неприятностей повседневной жизни. А теперь моя жизнь потеряла смысл и содержание… Сколько же любви и обожания было в нем, мы только сейчас смогли оценить это в полной мере».
«Специалист по повседневности»
Так называет основателя психоанализа Лидия Флем. Тщательно анализируя мельчайшие факты повседневной жизни своих пациентов, которым раньше никто не придавал значения, Фрейд открыл миру новую реальность.
«Подобно старым семейным альбомам, которые можно без устали перелистывать, несмотря на то, что каждое лицо и каждый вид в них хорошо знакомы, он стал частью нашей культуры, — пишет автор в финале своей книги. — И всё потому, что он всегда занимался теми вещами, из которых состоит наша повседневная жизнь, бился над установлением загадочной связи событий, размышлял о наших желаниях, нашем языке, наших секретах, нашем детстве, наших снах и нашем теле. Став больше родственником, чем учителем, он рассказал нам о том, что загнанное вглубь всё время пытается прорваться на поверхность, что то, о чем молчат губы, выдают руки, и что лишь сознание может одержать верх над бессознательным».