Культурная политика: каким должно быть государство Интервью с Александром Долгиным

"Полит.ру" публикует интервью с президентом фонда "Прагматика культуры" , руководителем кафедры ГУ-ВШЭ Александром Долгиным по поводу принципиальных проблем и возможных подходов к культурной политике государства. Сейчас многократно активизировалось обсуждение бюджетных и административных последствий культурной политики, а государство находится на пороге выделения существенных средств для ее реализации.

В сфере культуры оценка эффективности расходов - это более сложная задача, чем в большинстве других сфер, соответственно, возможностей для неэффективности, коррупции и прямого воровства больше. С другой стороны, государственная политика в области культуры - безусловно, стратегическая сфера, в которой наиболее очевидным образом стоит вопрос о культурно-исторических основаниях государственности. Беседовал Виталий Лейбин.

Как Вам видится ситуация в сфере культуры, почему обсуждение этой темы в последнее время активизировалось?
В стране есть деньги, бюджет полнокровный, полноценный - с одной стороны. С другой стороны, все понимают, что с культурой, помимо обычной денежной накачки, надо что-то делать. С экономической точки зрения вопрос правительством поставлен внятно: мы могли бы выделить какие-то деньги на культуру - не меньше, а больше, чем прежде. Скажите, на что?
Вот тут начинаются сложности. Ясно, что в культуре нужно запустить инновационные процессы. Однако даже в обычном бизнесе мы не до конца и не с самого начала знаем, как ввести инновации. Но, по крайней мере, мы знаем, чего хотим. А для национального культурного проекта пока не установлены ни миссия, ни стратегические цели, ни весь тот скучный и, может быть, навязший в зубах инструментарий, которым пользуется настоящая бизнес-политика. Невозможно делать инновации и не знать при этом, зачем они нужны, не концентрироваться, не выбирать главные “ниточки”, не высматривать главные приводные ремни и главные рычаги. Это первая сложность.
Вторая сложность. Для того чтобы вести осмысленную политику, нужно иметь релевантный индикатор процесса. Мы должны иметь возможность проверить, в ту ли сторону движемся. И непонятно, где взять адекватные индикаторы эффективности вложений в культуру.
Третья сложность. Объективно нелегко представить бизнес-планы инноваций, то есть сказать: “Мы получим определенный результат, если потратим такое-то количество средств”. В инновациях, как правило, имеют место “поглощенные затраты”, когда все деньги уже потрачены, а результата пока еще нет. Это – очень уязвимый момент в инновационом бизнесе, а в культуре – втройне.
Любые оппоненты тогда смогут сказать, что стало хуже, несмотря на потраченные средства. Тогда управленцы, а вместе с ними и весь народ оказываются “в заболоченной местности”, где они могут начать дергаться - немножко вперед, немножко назад. А это - худшая тактика, которую мы можем позволить себе в болоте, потому что если уж ты совсем не знаешь, куда идти, тогда иди в одном направлении.
Что из этого следует?
Из этого следует, что в этом многообразнейшем, многомерном пространстве возможностей, опасностей, различных условий, разных ролевых позиций и т.д. нужно нащупать какие-то главные рычаги, взявшись за которые можно повернуть этот мир. А для начала нужно точно знать, что и как ты хочешь сделать.
Казалось бы - понятная постановка вопроса. Но ей предшествует еще один вопрос, довольно-таки удивительный. Априорно считается, по крайней мере, на политическом уровне, что государство должно управлять культурой. На самом деле, у экономистов на это свой взгляд. Может ли вообще государство добиться успеха, управляя культурой? Так вопрос ставят ведущие мировые экономисты, в том числе Бруно Фрей, известный специалист по государственной политике в сфере культуры. Это не вопрос, что делать государству, для того чтобы дела в культуре шли лучше, а вопрос, каким должно быть государство, чтобы оно в принципе могло рассчитывать на положительный эффект.
Наше государство имеет основания рассчитывать на положительный эффект?
Здесь много тем, я обозначу только лишь одну. Если государство предполагает стимулировать креативность, разнообразие искусства, то вдруг оказывается, что художника-то поддержать теми средствами, которые есть в распоряжении у государства, очень трудно. Точно известно, что если художнику дать много денег и связать его какими-то обязательствами, то это может скорее привести к демотивации, чем к дополнительному мотивированию.
У психологов и специалистов по психологии творчества и мотивации есть множество теорий на этот счет. И им, наверное, теория экономистов покажется несколько упрощенной, вульгаризированной. Но на самом деле, речь идет о простой вещи: креативность – есть продукт внутренней мотивации. Если ты включаешь внешнюю мотивацию, то она может частично замещать внутреннюю, так что выигрыша не получится, а может случиться проигрыш. Но это - частный вопрос стимулирования креативности и развития искусства.
Государство же, наверное, могло бы обеспечить многим людям право на вход в творческий художественный процесс, просто дав им некоторые средства к существованию, которых они в ином случае лишены. Есть и какие-то очень тонкие условия мотивации, которые в принципе кто-то для кого-то индивидуально мог бы обеспечить. Проблема в том, что государство не обладает такими тонкими рычагами. Получается, что государству нужно уметь решать очень тонкую задачу очень грубыми средствами.
Стало быть, государству как институции в культуре делать нечего, а если даже есть что, то лучше в это поле его не пускать?
То, что я сейчас сказал, – это всего лишь попытка показать, что проблема-то на самом деле есть, и я все-таки считаю, что государственным задачам есть место в культуре, несмотря на то что в некоторых областях эти задачи не столь очевидны и, возможно, даже контрпродуктивны. Но наверняка в культуре можно вычленить цели, относительно которых можно достичь конвенции, - они служат всеобщему благу.
Собственно, это и есть функция государства – создавать общественное благо, которое не выгодно создавать никому в отдельности. Например, государство должно, наверное, заботиться о связности семантического пространства нации, чтобы нация говорила на одном языке. Так, Франция понимает, что участвует в реальной бизнес-конкуренции языков, и протестует против гугловского перевода библиотек на английский. Это ведь невыгодно, переключаться на чужие языки. Выгодно развивать свои.
Есть и другие функции и задачи у государства, в том числе не отдаленно стратегические, а злободневные . В частности, в сфере культуры есть сектора: библиотечный, музейный, архивное дело и так далее, где заняты люди, которые должны иметь средства к существованию и выполнять свои функции. Это тоже задача.
Значит, в принципе можно определиться на уровне задач?
С задачами – да. Мне кажется, гораздо сложнее определиться на уровне подходов к их решению, потому что в культурном поле много игроков, они по-разному мотивированы, в ситуации создания общественного блага эти мотивы часто очень скрытые, оппортунистические. Системы аргументации, стоящие за теми или иными группами влияния, у каждого свои и прямому соизмерению не подлежат. Просто потому, что никто из носителей этих аргументов не может предложить рационального бизнес-плана, который можно было бы оценить в терминах “риск-доходность”.
Значит, самое главное – это найти те грубые системные ходы, которые будут не решать задачу развития культуры (с позиций государства это невозможно), а находить такие правила игры, при которых все участники процесса (государственные чиновники, продюсеры, экспертные инстанции, потребительское сообщество и так далее) будут позиционироваться в рамках заданных государством правил и начнут действовать в унисон друг другу - в соответствии с некоторой желательной для государства тенденцией.
Таких рычагов несколько. Например, понятно, что таким рычагом является налоговое решение. Государство не умеет эффективно прямым образом дотировать культуру, потому что не знает, кому давать деньги. Тогда оно использует косвенные рычаги финансирования в виде налоговых послаблений для частных лиц, имея в виду, что частным лицам легче эффективно распорядиться этими средствами.
Хотелось бы прояснить, как очевидные типы государственных задач связаны со сложной проблемой инноваций в сфере культуры. Кажется, что очевидна задача, например, воспроизводства библиотечных, архивных учреждений, Большого театра и ряда других объектов культуры…
Касательно библиотек, может быть, да, а с театрами сложнее.
Но про Большой театр, например, известно, что это символ России.
Поэтому он должен тянуть на себя львиную долю бюджета всей сферы культуры? Это уже не так очевидно.
Да, с цифрами не так очевидно…
А государственная политика вся в цифрах. Она резюмируется в итоге в цифрах. Как мы поделим деньги? Кому, сколько и почему?
Но все же. Есть область более-менее рационализируемая. Она сводится к уже достигнутому когда-то консенсусу, что некоторые традиционные учреждения культуры нужны, вопрос только в том, сколько их и как их финансировать. Это один комплекс задач. Второй комплекс – это задачи идеологического свойства, когда культурные механизмы нужны государству, для того чтобы упрочить свои основания. Например, языковая политика. Правильно ли я понял, что предмет первой части нашего разговора, инновации и креативность, – это вообще наименее очевидный и иной класс задач?
На самом деле, конечно, проблема инноваций и теоретический разговор о возможностях государства в сфере культуры распространяется на все типы задач. Когда мы говорим, что нам надо поддерживать традиционные государственные институты культуры (например, библиотеку), нельзя упускать из виду, что этим традиционным институтам как раз и предстоит колоссальная трансформация.
Вы же понимаете, что библиотека в эпоху Интернета и принципиально новых технологий работы с контентом не может оставаться в том виде, в каком мы ее помним с 70-х годов. В библиотечном деле нужны системные инновации, связанные с полным переустройством этой отрасли. Если немного размечтаться и абстрагироваться от того, как уныло это выглядит сейчас, то надо понимать, что есть цифровые библиотеки, есть сложнейшие, современнейшие, высокоэффективные системы архивирования, складирования и, главное, выдачи данных. Есть совершенно новые технологии обслуживания клиентуры.
Библиотека работает на потребителя, и хотелось бы, чтобы она знала новые формы работы с потребителем. Хорошо, когда она не просто хранит в себе некоторый информационный массив и выдавает его бесплатно, а обеспечивает сервис по доступу к нужной информации. Вот основная задача, и она сегодня во всем мире решается, а уж инструментарий для этого развивается семимильными шагами.
То есть в библиотечной сфере нужна полная трансформация. Она, может быть, сделает ее в десять раз эффективнее и в пять раз дешевле, чем сейчас. Но в эту трансформацию надо инвестировать, и нужно поставить этот институт в такое силовое поле, в котором возникнут лидеры этих процессов, способные их начать, провести и завершить.
О библиотеках еще как раз довольно легко говорить. Эта область на старте, на взлете. Может быть, я сейчас радикальную мысль выскажу: в той части, в которой библиотека не просто обеспечивает свободу доступа, а обеспечивает удобство доступа, она может и должна быть платной. Это крупнейший, сильнейший источник ее самофинансирования. Экономика здесь совершенно понятная: я могу из Новосибирска послать в Москву в командировку человека для работы в РГБ, это будет мне стоить 700 долларов, или я могу получить от РГБ электронные материалы и заплачу за это 20 долларов.
Да, у нас есть задачи, которые должно решать государство: идеология, язык, традиционные институты, брэндирование государства в мировом масштабе. Тогда возникает вопрос оптимального распределения денежных потоков между этими сегментами и налаживания некоторого рационального управления внутри сегментов. Как это сделать?
Это можно было бы сделать прецедентным образом: мы знаем, как делали это вчера, мы знаем эластичность, то есть отдачу каждой из этих областей - вот мы побольше дали денег, так она совсем расцвела. Проблема в том, что прецендентный опыт весь в прошлом, а сейчас – переломный момент.
В чем может быть позитивный ход?
Единственная возможность, которую вижу я, - это воспользоваться опытом других стран, которые в той логике, которую мы только сейчас хотим освоить, живут последние 20 лет. Мы полностью отдаем себе отчет в том, что страны эти разные, у них разные истории, национальные характеры, политическое устройство и т.д. Означает ли это, что нам нужно ничего про них не знать, потому что все равно это бесполезно? Мне кажется, нет.
Существует несколько репрезентативных стран в мире, допустим, их пять, и мы должны посмотреть, как устроена государственная культурная политика в этих странах. Проанализировав их опыт, мы, может быть, сможем позиционировать свою страновую индивидуальность в рамках выстроенного координатного пространства, куда войдет, например, Франция, Германия, Америка, Чили, может быть, Финляндия. Само по себе продумывание конфигураций этих образцов, в круге которых мы будем искать решения, - это уже задача.
Что самое плохое в разговорах о таких сложных системах, как культура? Когда начинают шпажировать отдельными ниточками: а вот в Китае так, а вот в Америке этак, и все они такие умные, а мы тут, понимаешь, недоросли. Эти ниточки, выхваченные из контекста, создают лишь иллюзию действительного спора и дискуссии. Совершенно очевидно, что дискуссия такого рода – это интеллектуальный брак. Поэтому начинать надо с формирования некоторой аналитической базы, которая позволит хотя бы понимать, как этим управлять.
На это государству необходимо потратить деньги. На мой взгляд, представление о размере этих трат в стране совершенно не верное. То есть кажется, что это надо сделать как-то по-быстрому и дешево, хотя все понимают, что нет специалистов, которые могли бы это сделать, что это вообще трудная задача. Но на заднем плане маячит другая мысль: все равно эти деньги будут потрачены впустую, в худшем случае их растащат в виде необязательных грантов. Тогда пусть уж лучше это будет дешево, пусть меньше денег вылетит в трубу.
Я знаю, какая сумма нужна для того, чтобы делать такую аналитику и проектирование, просто стесняюсь ее озвучить. Но я могу привести один пример. Девелопер на рынке недвижимости получает 10% за то, что берет на себя целый ряд ключевых функций. Тогда отдельная функция девелопмента, состоящая в выработке стратегии, в создании аналитики для культурной сферы, наверное, должна составлять пятую часть этой суммы, т.е. 2%. Учитывая жесточайший дефицит квалифицированных - с точки зрения экономики и менеджмента - кадров в этой сфере, придется переплачивать.
В противном же случае мы будем вынуждены нести трех-, десятикратные потери в виде скрытой неэффективности сегодняшних проектов. И мы уже прекрасно видим эту неэффективность. Когда какой-то культурный проект оказывается в 2-3 раза дороже, чем, кажется, он мог бы быть по мировым меркам, то здесь даже не нужно никакого воровства и никакого внутреннего скрытого перераспределения. Это - просто плата за неквалифицированность.
Неквалифицированный человек, команда, общество, инструмент - и в итоге все работает в разы хуже, и это совершенно естественно. Сколько угодно можно говорить, мол, опять мы плодим аналитиков и экспертов, но без этого все равно не получится.
Эта логика применима для разных типов национальных задач, которые перед нами стоят…
Конечно. И ближайшая – образовательная. Я с интересом слежу за дискуссией по вопросам образования в последние пять лет и могу сказать, что “сухого остатка” в этом вопросе пока не наблюдается. Нет внятного инвестиционного меморандума, если хотите, нет программы, миссии, которую можно было бы прочитать и которая бы резюмировала некоторую палитру мнений. А прошло пять лет! И что это значит для культуры, которая, наверное, в управленческом смысле еще сложнее?
Но в чем-то сфера культуры, может быть, и проще. Потому что в культуре, благодаря ее коммерческой, нерегулируемой государством части, происходит довольно много полезного, хорошего, интересного. Не вся культура ассоциируется с государственной политикой. Радикальные экономисты сказали бы, что это и хорошо, потому что коммерческая культура сама вырулит туда, куда надо. Я сомневаюсь в этом, но твердую позицию сейчас высказать не возьмусь.
Вы говорите, что аналитику и проектирование можно разместить на рынке профессионалов, "девелоперов". Но большая часть проблемы управления в таких сложных отраслях лежит в политической и коммунальной составляющих процесса. Например, если взять отдельно проблему финансирования театров, то здесь, как и во многих других сферах, существует некоторый консенсус, достигаемый в результате-торговли между чиновниками и наиболее влиятельными фигурами “мира искусства”. И вообще трудно представить себе ситуацию, при которой управленческая сфера не опиралась бы на мнение признанных обществом авторитетов в отрасли.
Более чем спорное, на мой взгляд, утверждение. Во-первых, в мире не так. Во-вторых, театральная звезда и “руководитель театрального учреждения” - это совершенно разные компетенции. Многие люди театра в один голос говорят о том, что это очень плохо, когда звезда руководит 20 лет театром. У меня нет своей позиции по этому вопросу, я не знаю, хорошо это или плохо. Но Вы поставили вопрос, может ли быть устроена система иначе, чем торг между административными влиятельными группами. Да, может.
Можно ли вообще исключить этот фактор из управления?
Вообще исключить роль человеческого, культурного, политического капитала нельзя нигде и никогда. Вопрос в том, работает ли только этот капитал или есть еще какие-то рычаги и механизмы, которые вовлечены в процесс. Сделайте другую структуру контрактов с руководителями театральных учреждений – и вы получите другую систему торговли. Вот это и есть институциональное решение. Совсем не говорю о том, что сегодняшние контракты хороши или плохи, не знаю, надо разбираться, как это работает в другом месте.
Обобщая, можно сказать, что между государственным администрированием и как-то устроенной общественной сферой культуры отсутствует слой управленцев в данной области, и первая задача состоит в том, чтобы его создать?
Да. В противном случае государство лишается возможности провести в жизнь какую бы то ни было стратегию. То есть оно опять оказывается в болоте. Даже если оно придумало свою стратегию, ее все равно некому претворять в жизнь. Если же в принципе есть те, кто способен к реализации этой стратегии, нынешняя система правил лишает их дееспособности. Вот в чем проблема.
В предложениях по культурной политике “Прагматики культуры” и Высшей школы экономики есть указание на возможный объект приложения усилий - развитие низовой культурной активности. В какой логике такая цель поставлена, как она связана с нашим разговором?
Возвращаясь к разговору о миссии, о культурной политике, можно попытаться нащупать некоторые бесспорные, безупречные по своей постановке вещи. И одной из них - может быть, единственной - является как раз реальная, истинная вовлеченность жителей страны, конкретных людей, в культурные процессы, в творческое производство. Это вопрос о том, для кого культура, это вопрос о связанности культурного пространства низового, массового, культуры среднего класса и культуры высших достижений и высших образцов.
В мире-то эти формы довольно сильно развиты. Когда люди ходят в какие-то кружки, где-то танцуют, где-то лепят, обучаются каким-то ремеслам - формируется та микросреда, в которой на самом деле живет человек. И эта среда укомплектована инфраструктурой и преподавателями или ведущими (это бывают профессионалы или энтузиасты).
Это, с точки зрения культурного обогащения и произведенной культурной работы, в сто крат важнее, чем обойти 50 музеев. А, может быть, после этого 50 музеев будешь осматривать совершенно другими глазами. То есть речь идет о реальном вовлечении обычных людей, превращении их из просто зрителей в непосредственных участников культурного процесса.
Кем в сфере политики государства такая задача может быть поднята и поставлена? Задача финансирования библиотек и театров поставлена по инерции, идеологическая задача время от времени ставится “сверху” или “снизу”. А откуда возьмутся задачи по поводу низовой культурной активности граждан?
Государство ставит своей целью качество жизни. Парадокс этой программы, нацеленной на качество жизни, состоит в том, что вся она видится исключительно в сфере экономики. А на самом деле, экономика далеко не полностью определяет качество жизни в целом. Здесь важны не абсолютные социально-экономические показатели: большая обеспеченность машинами, квадратными метрами, портфелями и т.д. Все это совершенно не важно с точки зрения индивидуального самоощущения людей – больше важна динамика.
Банальное заблуждение - сравнивать Россию по качеству жизни с другими странами, говоря, что у нас во столько-то раз такой-то показатель меньше и поэтому здесь жить хуже. Да здесь жить, может быть, в тысячу раз лучше, потому что есть некоторое измерение жизни, - символическое, культурное, свободное, деятельное, измерение возможной личностной активности, измерение незарегулированности всех сфер жизни и т.д. - которое на самом деле перевешивает многие экономические детерминанты.
Но без хлеба востребуются ли зрелища?
Я не хочу сейчас спорить с теорией качества жизни, я просто хочу сказать совершенно очевидную вещь, что это качество во многом определяется тем, как человек тратит свое свободное время. Если он его тратит неинтересно, непродуктивно для себя самого, или даже не тратит вовсе, а убивает, - тогда возникает вопрос: а зачем эти экономические показатели, зачем ему зарабатывать деньги, что он с ними делает, если потом ему некуда себя девать, нечем занять досуг?
То есть эти сферы должны быть сбалансированы. Тогда получается нормальная жизнь. Ты зарабатываешь деньги, для того чтобы за счет этих денег позволить себе такие-то и такие-то занятия. Какие бывают у людей досуговые занятия? Можно спортом заниматься. Можно как-то иначе реализовываться, но что-то люди должны делать - они должны жить.
Люди могут превратиться в чистых зрителей, когда что-то происходит на экране, на сцене, и они непрерывно на это смотрят. Но они могут быть и участниками. Мне кажется, что эта вторая форма, участие, находится сейчас совершенно в зачаточном развитии относительно мирового состояния.
Если бы такая работа имело место, то государство получило бы а) довольное общество; б) общество эволюционирующее, развивающееся в культурном смысле. Тогда не стояли бы остро вопросы о принятии низких массовых форм, о деградации вкуса, о непрерывном оглуплении. Потому что у человека, который пусть по-дилетански, но сам что-то пробовал делать в культуре, появляются другие мерки. И другие запросы, и вкус. За эту ниточку многое вытягивается.
Кто бы мог стать заказчиком этой задачи?
Это нужно государству. Ему нужны довольные граждане, а их удовлетворение связано не только с экономическим процветанием и не столько с ним. Это нужно и самим людям, но им непросто организоваться. Наследие советской эпохи - полное неверие граждан в то, что в принципе возможно мало-мальски организоваться. А раз люди не верят, то невозможно зачинать этот процесс снизу.
То есть государство в рамках задачи увеличения количества довольных и для культурного роста общества могло бы строить подобную сеть с целью предоставить досуг высокого уровня.
Совершенно верно. А вот что такое высокий уровень – это должно решать не государство, а сами граждане, выбирающие, куду направить свою активность.
Попытаюсь конкретнее нащупать предмет. Вячеслав Глазычев у нас на лекции говорил, что, по его наблюдению, в российских деревнях редко можно увидеть ситуацию, когда усилиями общины была заделана дорога или лестница. Но во многих деревнях продолжают за счет самоорганизации функционировать Дома культуры…
Да, это в ту же степь. Мы же помним, как работали Дворцы культуры, Дворцы пионеров. Там были хорошие вещи, там можно было поискать себя. Я, например, ходил в шахматный кружок, где занимался с одним будущим великим гроссмейстером, и это было здорово.
То, о чем я говорю, – похоже на Дома пионеров, только не для детей. Я говорю о взрослых. Пусть это будут не такие лубочные названия, как Дом культуры, но это инфраструктура, оснащенная, в первую очередь, помещениями, во вторую очередь – кристаллизующими деятельность профессионалами. Кроме того - информационное обеспечение, реквизит, консалтинг и т.п. Один человек, понимающий дело и вложивший в него душу, может изменить климат города.
Такие, между прочим, и сейчас есть, даже без всякой государственной поддержки. Но государство могло бы резко усилить эту деятельность, объяснив, что это – не частное чудачество, а национальный приоритет. Сейчас взрослый человек после 25-30 лет даже в мыслях х такого сценария не держит, он разве что спрячет улыбку в усы, если заговорить про хор.
Но для начала, вероятно, нужен правильный и точный анализ, в каких точках все-таки люди встречаются, где у нас еще остались центры общения, на какие общественные и общинные структуры можно опереться.
Все можно проанализировать и все можно продумать. У Вас был совершенно четкий первостепенный вопрос: кто заказчик. Если есть тот, кто действительно хочет перемен, тогда что-то можно делать. А если же этого не хочет никто, тогда вся предварительная активность обернется пустыми хлопотами, нервной суетой.
Чтоб сформулировать цели, государство, чиновники должны сначала занять позицию понимания…
Хотелось бы коснуться еще одной темы. “Прогрессивная общественность” основную государственную реформу в сфере культуры, образования и науки принимает как попытку правительства начать игру со статусами учреждений: бюджетные, автономные, некоммерческие. Как вообще это соотносится с разговором о государственной политике в этих сферах?
Это логично. Это логичный ход, и по этому поводу возникают две противоречивых мысли. Это ход правильный в рамках правильной конфигурации. И это ход безнадежный, если он единственный.
В чем его правильность в рамках возможной и правильной конфигурации? Государство создает условия, в которых сами внутренние агенты культурного пространства найдут свою позицию. Государство говорит: “Я вам предлагаю на выбор три варианта существования, которые различаются степенью финансирования и степенью свободы вашего контракта с нами. Вы можете быть абсолютно свободны, все деньги ваши, поступайте с ними, как знаете. Вы можете быть на контракте, и самое главное - вы можете выбрать одну из этих форм”. Это - институциональное действие. Государство предлагает разнообразные возможности и правила и позволяет самоопределиться в этих рамках.
Но даже этот правильный ход должен быть поддержан многими другими ходами. Если этот шаг “завис” и дальше ничем не поддержан - попытка бездарна. Вот в чем интрига! Нужны некоторые связные, скоординированные действия, а не просто вытаскивание на поверхность отдельных, но не скомпонованных в цельную стратегию ходов.
С другой стороны, актуальность вопроса зависит от длины дыхания, горизонта стратегического видения. Если это все мыслится десятилетиями, наверное, можно и так, как сейчас, не форсировать понимание. Жизнь куда-нибудь да вывезет. Мне кажется, социальный механизм в России сейчас настолько крепкий, что он выдержит любую технику манипулирования, любую стратегию. Культура, от которой и так никто особо ничего и не ждет, - тем более. А уж государственная культура, которая составляет какой-то недоминальный процент от культуры национальной, тем более выдержит. Сегодня же нельзя сказать, что кто-то из граждан прямо чего-то ждет от государства в культуре, кроме тех, кто в ней работает, конечно.
То есть, резюмируя, можно сказать, что инструмент полезный, но пока не понятно, для чего его будут использовать.
Инструмент полезный, и понятно, для чего его использовать, но не ясно, как быстро его поддержат с других сторон.