Рабочие без движения

Посетители респектабельной кофейни в центре Москвы с недоумением уставились на десяток крепких мужчин, энергично сдвигавших вместе небольшие столики. Из их угла отчетливо доносились слова «стачка» и «забастовка» - это недовольные рабочие-нефтяники приехали в столицу из Ханты-Мансийского округа решать свои насущные проблемы. «Мы почему протестуем, пикеты-забастовки устраиваем? Мы же для них механизмы, не пролетарии, а наемные работники!» - негодующе шипел 31-летний водитель из Нижневартовска Алексей Курбатов. «Мужики! Держитесь, мы с вами!» - насмешливо бросил, проходя мимо, мужчина в дорогом костюме - и поднял вверх руку со сжатым кулаком. Рабочие и головы не повернули, но было заметно, что им обидно. Ведь они не «мужики», а новый российский рабочий класс.
Он пока невелик - «классовое сознание» пробудилось лишь у сотрудников самых богатых отраслей промышленности - и совсем не похож на советского «гегемона». Это скорее что-то из области развитого капитализма и европейских левых традиций: рабочие недовольны тем, что им платят не так много, как могли бы, да и условия труда оставляют желать лучшего. Игнорировать этот протест уже вряд ли получится: политики всех мастей будут счастливы разыграть накануне выборов козырь народного недовольства. При условии, что его будут выражать рабочие не из главной в стране отрасли экономики.

В тихом омуте
Бывший класс-гегемон давно не беспокоил российскую власть. Это в 90-е страна бурлила от забастовок: в 1992 г. только легально отказались работать около 350 000 человек, в 1995-м - почти полмиллиона. Апофеоз случился в 1997–1998 гг. - 2 млн протестующих, знаменитое шахтерское «стучание касками» на Горбатом мосту перед Белым домом. Единственный пик за последние годы - 84 600 бастовавших - зафиксирован в прошлом году, и то 83 000 из них были бюджетниками, которых собрала на один день Федерация независимых профсоюзов России (ФНПР) перед обсуждением бюджета-2006 в Госдуме. Народные гуляния, а не рабочее движение.
Да и протестовать большинству не с чего. «С одной стороны, у нас благоприятная экономическая обстановка, сравнительно прогрессивное социальное законодательство, которое все-таки выполняется на большинстве предприятий, с другой - главный удар [работодателей] приняли на себя нелегалы-гастарбайтеры, которые не имеют права бороться», - объясняет причины метаморфозы директор Института социальной политики Высшей школы экономики Сергей Смирнов.
К тому же потенциальных возмутителей спокойствия стало ощутимо меньше. По данным Росстата, промышленность за годы реформ потеряла больше трети занятых, или около 8 млн человек. А те, кто все же остался «у станка», совершенно разочаровались в своих «защитниках» - профсоюзах. ФНПР, что не преминул подчеркнуть на ее съезде в середине ноября президент Владимир Путин, за пять лет потеряла 10 млн «голов». Правда, когда Путин ушел, председатель Михаил Шмаков его обиженно поправил: не за 5, а за 15 лет, и не потому, что профсоюзы плохие, а потому, что заводчане массово изменяют родным цехам, уходя зарабатывать во всякий малый бизнес с торговлей. И поскольку такая возможность есть почти везде, то и отстаивать права пролетария необязательно.

«Солнца не получаем»
В день съезда Шмаков лишился еще нескольких десятков потенциальных сторонников, которым, как выяснилось, как раз есть что терять. Пытавшихся пройти на съезд нефтяников из Ханты-Мансийского округа - делегацию выставили рабочие ТНК-ВР, «Славнефть-Мегионнефтегаза» и «Сургутнефтегаза» - задержала на подходах к Манежу милиция. До этого они успели провести пикет на Театральной площади - требовали повысить зарплаты. По этому же поводу бастовали в прошлом году и на заводе Ford во Всеволожске, и на АвтоВАЗе, а до них возмущались рабочие завода Coca-Cola в Питере. Прямо как благополучные европейские коллеги, которые тоже периодически настаивают на улучшении условий труда.
В 90-х первая волна российского рабочего движения накатила не потому, что платили мало, а из-за того, что не платили в принципе. И протестуют сейчас не униженные шахтеры, как тогда, а не бедствующие, в общем, активисты. Курбатов из ТНК-ВР работает водителем на «КамАЗе», получает на руки 16 000 руб. в месяц. Купил недавно в кредит трехлетнюю «Ниву», а вот на ипотеку ему уже не хватает: живет с женой в общежитии. «Я рабочий человек - в контору [управлять] не лезу. Но по отраслевому соглашению уже полтора года за 40 000 [рублей] должен получать, это со всеми надбавками», - объясняет причины своей злости на начальство нижневартовец.
Таких, как он, объединило движение «Профсвобода» и профсоюз города Мегион. Они и привезли рабочих в Москву протестовать непосредственно у штаб-квартир ненавистных владельцев. И излагать свою новую идеологию. «Все считают, что мы как сыр в масле катаемся, но люди получают небольшие по нашим северным ценам деньги, а ведь мы еще и солнца не получаем, кислорода, тепла», - твердит лидер мегионского профсоюза Петр Лещик. В кофейне, где собрались рабочие, поднимается гвалт. «У нас там свой счет и свои цены. Мы и наши семьи на Севере хиреем и мерзнем, но деваться некуда», - агитирует своих же Александр Амельченко. Он вообще из нефтяной «элиты»: работает оператором по добыче и получает больше всех - около 26 000 руб. «Но у меня только квартплата обходится в 4000, а еще рабочий день 11 часов, плюс доставка на место еще два часа», - загибает пальцы Амельченко.
Он работает в «Сургутнефтегазе», который после самих первых, еще летних, акций протеста повысил зарплаты - с октября на 20%. Нефтяникам мало: они хотят роста минимум в два раза. «У меня оклад был в сентябре 3182 рубля, а после прибавки стал 4176 рублей. Как думаешь, сильно мне лучше стало?» - ехидничает глава сургутской «Профсвободы» Алексей Захаркин. Дело в том, что повысили только оклады, а большую часть денег рабочие получают за счет премий, которые могут не платить, и северных надбавок, которые не выросли.
До этого бастовавшие охотно шли на компромисс с владельцами: работники компании «Форд» в апреле согласились на прибавку в 13–15% (хотели 30%) и обязательство выплатить тринадцатую зарплату, сотрудники петербургской пивоварни Heineken в конце мая договорились о повышении зарплат на треть против заявленных 50%.
Нефтяники пока уверяют, что отступать не намерены. «Наша ТНК-ВР - очень жесткая кампания, чуть уступил - назад уже не вернешь», - объясняет Петр Лещик. Надеется, что «основной состав» рабочих его поддержит.

Кто в лес, кто по дрова
Пока независимое профсоюзное движение в ХМАО только набирает обороты и сильно разрозненно: в разных объединениях, по оценке Лещика, около 2000 человек. На прошлой неделе Лещик приехал с объединительной лекцией к вахтовикам из бригад «Катобьнефти». «Ребята! Вы должны знать, что мы, мегионские, с вами, и мы хотим знать, как вы к этой идее относитесь», - надрывался он в окружении хмурых нефтяников, которые ближе к ночи вернулись на базу с месторождений. Разговор получился недолгим. Рабочие выяснили, правда ли, что мегионские требуют повысить зарплату всем по отрасли, спросили, к кому обращаться, и стали быстро расходиться по автобусам. «Это чтобы служба безопасности не застукала, но разговоров теперь на неделю у них будет», - пояснил очень довольный глава мегионского профсоюза.
Напряжение в ХМАО, который дает почти 60% всей российский нефти, чувствуется и без всяких активистов. Даже на образцовой буровой установке на новой скважине между Мегионом и Нижневартовском. «Вы там в Москве 50 000 [рублей] каждый просто так зарабатываете, а мы каждый день на морозе, страну кормим за гроши», - рычит пожилой инженер по бурению Виктор Сорокин, покуривая в теплой бытовке.
Рабочие могут разговаривать только за работой. Помощник бурильщика 48-летний Дамир Шавалиев, взвалив на плечо мешок с химикалиями, мерно карабкается вверх по крутой обледенелой лестнице. «При чем тут вообще профсоюзы, я же тебе не о путевках и взносах говорю?» - сначала не понимает он вопроса. Но, как выяснилось, саму идею поддерживает: «Нужно, чтобы нас кто-то защищал, разобщены мы, а организатора нет».
Бунтари сюда еще не добрались, поэтому недовольные действуют на свой страх и риск. «Мы все втроем на прошлой неделе вышли из официального профсоюза, будем свой делать, пока народ подкачиваем», - рассказывает рабочий из «Черногорнефтесервиса» Иван Муфер, кивая на соратников - Наиля Маннатова и его сына Руслана. Втроем на 25-градусном морозе они ворочают стокилограммовую трубу. Но до разговора по душам не доходит: на вышке стоит специальный датчик, следящий за ходом работы, а перерыв положен раз в час на пять минут - погреться в бытовке. Любой простой грозит лишением премии, а то и штрафами. «Главное, чтобы все законно было. Я, например, дорогу перекрывать не пойду и бить “узбекнефть” (так здесь называют гастарбайтеров из Узбекистана. - Newsweek) не буду», - заверяет на прощание Наиль Маннатов.
Тех, кто осмеливается идти против правил публично, сурово наказывают - иногда это даже напоминает 1905 г. Лидера сургутской «Профсвободы» Алексея Захаркина, бывшего крановщика, для начала лишили всех премий, а потом уволили. Заместителя Лещика по профсоюзу Мурата Мухамадеева, 33-летнего оператора по подготовке скважин к ремонту из «Мегионнефтегаза», по его словам, дважды избивали до потери сознания на работе: год назад - технолог цеха, а затем уже начальник. Администрация быстро взяла на вооружение и известный принцип «разделяй и властвуй» - по словам водителя Курбатова, ввели систему, «чтобы все друг на друга стучали: заметил проступок, доложил, а тебе - премию». Лещику кажется, что пассивные нефтяники в его компании «просто как дауны стали, смирились с тем, что рабы». «Но если все правильно сделать, разогреть все, процентов 30 за нами пойдет. От этой робости ублюдочной все наши проблемы», - зло возражает ему активист Курбатов.

Пелена упала с глаз
Какая-то почти беспричинная злость ощущается во всей стране. В сентябре социологам из Левада-центра 28% россиян признались, что считают возможными массовые выступления в защиту прав в своем городе или районе. Пять лет назад таких признаний было в два раза меньше - 15%. «Многие люди за время президентства Путина стали замечать реальное положение дел», - дает смутное объяснение недовольства в богатеющей стране аналитик центра Ирина Палилова.
Но от смутных опасений до реального восстания - очень большая дистанция. Выступать рабочие в этом году действительно стали больше - за 9 месяцев Росстат насчитал 1200 участников забастовок против 500 за январь–сентябрь 2005-го - только это по-прежнему капля в море, и протестуют лишь в компаниях, где все достаточно благополучно. Например, из рабочих Ясногорского машиностроительного завода, которых уволили во время процедуры банкротства, не выплатив долги по зарплате, и отпускные, все, кроме 15 человек, объявивших голодовку, работают сейчас в тех же цехах, но на другое юридическое лицо. И бунтовать даже не думают. «Я уже до туалета не могу нормально дойти, боюсь упасть. А они там работают. Обидно, конечно», - слабым голосом рассказывает один из голодающих, сварщик Виктор Ванин.

Язык подвел
Менеджмент нефтяных компаний, кажется, решил, что и у них в отрасли обойдется - побузят и перестанут. Из столичного офиса ТНК-ВР, куда пришли протестующие, к ним так никто и не вышел. Дежуривший у входа дюжий охранник, оглядев Курбатова - тот перед визитом надел тулуп и каску с символикой фирмы и нацепил на шею транспарант «Нет диктатуре хозяев!», - осуждающе изрек: «А ты английский изучал, чтобы такие деньги требовать? Купили тебя, вот и стоишь». В «Сургутнефтегазе» вступать в диалог с бунтарями вообще не стали - просто забрали написанное профактивистами письмо.
Поездка нефтяных ходоков в столицу заинтересовала разве что радикальных левых. Им привиделось, что все это высечет искру, из которой, по заветам, возгорится пламя. «Это классика капитализма: бурный экономический рост способствует росту претензий и подъему рабочего движения и в условиях авторитаризма работает против власти», - мечтает о применении этой теории к российской практике известный антиглобалист, лидер Партии труда Борис Кагарлицкий.
«Поддержало» рабочих и НБП Эдуарда Лимонова. Один из нацболов, Павел Жеребин, в конце октября съездил в Сургут на митинг. «Раньше думал, что рабочий - это от станка к стакану и обратно. А там такие душевные люди», - вдохновился он. В начале ноября в знак поддержки нефтяников национал-большевики захватили вместе с ними московский офис «Сургутнефтегаза». Еще проблемами пролетариев занимается в столице карликовая Рабочая революционная партия (РРП). Ее активистка Галина Дмитриева, 21-летняя поклонница идей Троцкого, даже пошла работать маляром на один из объектов «Дон-строя», лишь бы вести агитацию среди рабочих, - и повысила их сознательность настолько, что в 2005 г. они организовали массовую стачку. Правда, для Дмитриевой это личный вопрос: общественной работой она занялась в 13 лет, еще в детдоме, когда организовала «правозащитный кружок против хамства воспитателей».

Площадка мелковата
Конкуренты РРП из других левых организаций уверяют, что вся их партия - не больше пяти человек. Но сами при этом готовы поддерживать рабочих, лишь «привлекая к их акциям внимание СМИ». «Искру» стараются тихо притушить: ни одна из крупных партий не взялась поддержать обиженных нефтяников, которые все вместе дают 12% российского ВВП и больше половины доходов бюджета. «Профсоюзы имеют смысл как площадка для агитации, доступ к аудитории», - замечает источник в высшем руководстве «Единой России». Малочисленные объединения вроде «Профзащиты» партии власти неинтересны. Лидер КПРФ Геннадий Зюганов, правда, принял делегацию из ХМАО у себя в Госдуме и даже, по словам Лещика, пообещал поднять их тему в администрации президента. Но почему-то только в марте. А пока что сургутское отделение компартии отказалось пускать активистов «Профсвободы» в свои помещения, где они раньше проводили собрания.
Неудивительно: сам Путин на съезде ФНПР предупредил Шмакова, «чтобы профсоюзы вели свою работу, не приурочивая ее к каким-то политическим событиям в стране». И пояснил, что имеет в виду «события» 2007–2008 гг. - то есть парламентские и президентские выборы. Хотя лично к президенту у нефтяников никаких претензий нет. «Гнать на него не хочется, он правильный мужик. Дал нужный курс Шмакову, а тот ничего не делает», - уверен Лещик.
Замгендиректора Центра политтехнологий Алексей Макаркин считает, что у «нефтяного» протеста нет шансов: «Все, что связано с нефтью, у нас вопрос стратегической важности, и даже если допустить вероятность всеобщей нефтяной стачки, против госмашины им не выстоять». Стачку - пока на уровне ХМАО - активисты грозятся провести уже после Нового года. Что будет, если массовое недовольство перекинется на менее значимые отрасли, никто предсказать не берется. Одно радует: ни о какой классовой революции нынешние пролетарии и не мечтают. «Мы что, олигофрены, миллионами людей убивать?» - обиженно пробурчал в ответ на соответствующий вопрос Newsweek лидер «Профсвободы» Алексей Захаркин.