«Я оказался в нужное время в нужном месте»
Евгений Ясин: «Я оказался в нужное время в нужном месте»
Про корни
Обо мне говорят, что я добрый, что не люблю доставлять забот людям. И я сразу вспоминаю, откуда я такой — я как папа. Не могу сказать, что он был мне образцом в плане научных достижений, он был человеком простого происхождения, родом из-под Одессы. Сделал умеренную карьеру: был рабочий парень, вступил в ВКП(б), окончил институт. Во время войны был в оперативной группе, которая шла за войсками и должна была налаживать работу Одесской железной дороги. Он был добрый, да.
Мама — из еврейского местечка Местковка, под Крыжополем. Она являлась источником совсем других качеств: в ней сильно было стремление учиться, стать умнее всех. Особых успехов в жизни не достигла, хотя была одно время заместителем начальника Одесской городской станции. Имела взрывной характер, большие амбиции, к сожалению, нереализованные, и они должны были реализоваться у меня.
Про детство
Меня всегда чему-то учили. В основном инициативы исходили от мамы, но она не настаивала: считала, что ребенок сам должен определять, что он хочет. Родители вообще придерживались по отношению ко мне очень мягкой линии — я был домашний ребенок, непроблемный совершенно. Старался соответствовать их представлениям о том, какого сына они хотели иметь — талантливого, который мог бы влиять на других, занимал бы высокое положение. Прямо они этого не формулировали, но я понимал.
Про учение
В одесской школе жизнь меня столкнула с учителями необыкновенными, яркими. Благодаря им у меня появился вкус к русскому языку, истории, географии. Я сделал в тетрадке выписку из разных газет, по всем городам — какие предприятия в них были. Зачем? Не знаю, хотелось получить свое представление о том, как распределяется индустриальная мощь нашей страны. Хотелось заниматься географией, причем именно экономической. В университете был геолого-географический факультет, его деканом был папа моего одноклассника, Риона Смирнова. Еще у нас был товарищ — Григорий Кофф, он сейчас живет в Москве, дай ему бог здоровья. И вот Рион как-то меня отозвал и сказал, что папа двоих евреев взять не может. Поэтому он выбирает Коффа, а мне придется устраиваться в другое место. Я окончил гидротехнический институт, учился на отлично, но это не было моим призванием. Работал инженером, затем все-таки пошел на экономический факультет: сначала на заочный, а потом переехал в Москву.
Про друзей
От моих друзей никогда не требовались никакие особые таланты. Нужно быть добрым, относиться с уважением к моим увлечениям... и все. Меня никогда не предавали друзья ближайшие, никогда. И я тоже старался их не подводить. Повезло проводить жизнь в доброжелательном, порядочном кругу. Самый близкий друг — Володя Стефанюк, я просидел с ним 6 лет за одной партой. Он еще жив, живет в Киеве, перезваниваемся иногда. А в Москву в университет я уже приехал взрослым — все, кто со мной учился, были на 5 лет моложе. Поэтому близких особо отношений ни с кем не сложилось. Тем более что через три года у меня завелась уже супруга, Лидия Алексеевна, с которой мы счастливо прожили 50 лет. Ее не стало совсем недавно.
Про любовь
8 марта я обратился с посланием к женщинам нашей экономической школы и сказал так: «Представьте, что мы все родились бы одного пола. И должны прожить на свете 70 или 80 лет. Какая дикая скука, абсолютно бессмысленное существование!» Понимаете, когда рядом женщина — у меня какое-то волнение, мне хочется быть лучше, выделиться, понравиться и так далее. Ну, а что будет дальше — другой вопрос. У меня, честно скажу, не было такой чувственности, чтобы меня тянуло обязательно к сексуальным упражнениям. Я эту, ну... половую жизнь начал поздно. Но ощущение, что женщина — источник такого приятного волнения, оно меня сопровождало всегда.
Я приехал в Москву, и мне, конечно, хотелось сделать карьеру. Поэтому надо было здесь остаться, и чтобы жена стала, так сказать, соратником. Лида была на курс младше, коренная москвичка, я ее заметил. Она меня — не сразу, я ведь уже перестарок был, лысый... ну, в общем, не так чтобы очень. Но потом что-то произошло... не знаю, как объяснить. У каждого из нас позади уже были какие-то увлечения. Мои предыдущие девушки все были интеллигентные, начитанные. Это в значительной степени было связано с тем, что мой интерес и желание понравиться канализировались именно через эти качества. Хотя позже я понял, что вообще это не имеет особого значения — в конечном счете должна быть просто семья: мы должны делать детей, и все. Но когда прокладываешь дорожку к сердцу женщины, выбираешь то, в чем сам себя считаешь сильнее. Так что если бы я обращался к каким-то красавицам записным, думаю, большого успеха бы не имел. Поэтому все женщины, с которыми я имел дело, были симпатичные, но главное — умные и образованные. Лида была из очень простой семьи. Мама у нее была сестра-хозяйка в МОНИКИ — сами понимаете, младший медицинский персонал... И семья такая вся, крестьянская во втором поколении. А Лида была умная, проявила себя тягой к образованию, к науке. Имела знакомых, которые, тоже вроде как я: скорее напирали на какие-то умственные занятия, на интеллект, так сказать. Она очень легко усваивала, у нее была способность воспринимать большое количество информации. И она была красивая. Я не знаю, что еще нужно. Короче говоря, как-то у нас легли карты друг к другу. Я сделал ей предложение, она согласилась... Особо говорить потом нечего. Переехал к ним из общежития, потом она забеременела, потом болела 10 лет... В общем, как сложилось, так сложилось. Но в целом перед ее смертью я сказал, что прожил с ней счастливую жизнь. Она ничего не ответила — не любила пафосных слов. Но я чувствовал, что хотя последние дни для нее были тяжелыми физически, по-человечески она была удовлетворена. Я, и дочь, и внучка ее любимая были рядом сколько могли, до самого конца... Так вот мы прожили эти 50 лет.
Про успех
Несомненным успехом, который придал мне уверенность, что я состоялся как человек и специалист, я считаю работу, которую выполнял под руководством Абалкина в 1989-1990 годах, в комиссии по экономической реформе. Моим ближайшим коллегой был Явлинский. После Первого съезда народных депутатов СССР нам дали готовить концепцию перехода к рыночной экономике. Наша программа была отвергнута, и мы перешли к программе «500 дней», которая тоже была отвергнута. После этого, с осени 91-го года, Гайдар приступил к реализации рыночных реформ. Меня привлекали — я отказался. Потому что это предполагало также развал Союза, а я как бы был противником... вот. Но, понимаете, когда вы подходите к узкому горлышку, исторически важному, то при любых разногласиях есть несколько моментов, которые надо осуществить. Это либерализация цен, финансовая стабилизация, открытие экономики, приватизация... Что вы ни делайте, нужен этот комплекс комплементарных компонентов,— не через «и», а через «е»,— взаимно дополняющих друг друга. В таком смысле у всех все было одинаково. Поэтому у меня нет претензий «это я придумал, а Гайдар этого не придумывал». Гайдар тоже придумал, и взгляды его людей по этому поводу не сильно отличались от наших. Развитие страны определилось тем, как был осуществлен этот план, и мы к этому причастны.
А теперь скажите: ну, если вы объективно к себе подходите, не считаете себя Наполеоном, не имеете планов завоевания мирового господства... Вот вы это осуществили — простой доктор наук, сын железнодорожника из Одессы. Вы считали бы себя успешным или нет?! Пусть я не завоевал такого положения, чтобы мне все сыпалось, как из рога изобилия, главным стало ощущение, что мы это сделали. Такую важную работу, которая изменила лицо страны и, с моей точки зрения, уже навсегда, независимо от Путина, и так далее... Поэтому я, как это говорили в советское время, испытываю чувство законной гордости и глубокого удовлетворения. Эта вот парочка, гордость и удовлетворение, придает всему такой... юмористический оттенок.
Про важное
Для меня самое важное заключается в осуществлении неких институциональных, общественных изменений. Жизнь человека должна быть освящена признанием других людей в отношении его заслуг. Вот вы это сделали — и есть результаты. Я вижу, как мои граждане ходят в магазины и не стоят в очереди. А стоят они теперь за билетами на рок-концерты. И это происходит потому, что появился рынок, что нужные закономерности были пущены в дело. Конечно, не так уж сложно было все это придумать — рядом находились страны, в которых такие законы действовали. Но здесь-то кто-то должен был это сделать! Не каждому поколению это дано. Общественные задачи, ради которых стоит работать, есть всегда, но вот такого масштаба... это мне повезло. Я оказался в нужное время в нужном месте.
Про свободу
Я стал более свободным человеком благодаря дочери. Она заболела, и я сказал себе: вот ты — ты будешь идти на компромиссы, отказываться от каких-то идеалов, а вот Ирина — ей рок определил, как она должна жить, но все, что может, она делает. Значит, я тоже не должен уступать. Это правда — я стал свободнее. Но у меня нет такого ощущения, что можно выйти на бульвары по всей стране и чтобы такая вот буза привела к чему-то хорошему. Хотя нет и ощущения, что все провалилось. И я считаю, что будут происходить изменения. Они потребуют компромиссов, только компромиссов, не сдачи позиций. И для России это медленный, большой путь. Поэтому, конечно, я не увижу, как оно будет сиять... Может, оно и не будет. Но процесс у нас пошел. Я пытаюсь это доказать, говорю это и своим согражданам, и Путину, и так далее. Надо договариваться, надо делать шаги, которые в конце концов нас приведут к каким-то позитивным результатам.
Про веру
Я агностик. Раньше говорил «атеист», а Гайдар меня научил еще и такому понятию. Верю в науку, в прогресс. Это слово в последнее время почти у всех вызывало отторжение, поскольку такова идеология французского просвещения, и британского тоже, которое вроде как себя изжило, особенно после фашизма, сталинизма и так далее. Но люди могут делать что-то такое, в результате чего определяются позитивные изменения в их судьбе. Это и есть прогресс, в который я верю.
Про страх
Мещанства боюсь. Это такая... тяжелая штука. Боюсь, честно вам говорю, религиозного беспредела, фанатизма, который становится причиной каких-то... негуманных действий. Боюсь православия в сегодняшнем его виде. Я имею в виду не веру, а официальную церковь и то, как ее поддерживает российское руководство. Но я никогда не мог бы уехать из России. Я же здесь добился успеха, эта страна — моя, я не могу ее оставить. Ни на кого.
Про деньги
Люблю тратить деньги на подарки. Или вот вчера я потратил деньги с большим удовольствием — пригласил старых друзей и устроил 50-летие нашей свадьбы с Лидой. Она умерла в ноябре — видите, мы немного не дожили... и вот я устроил такой праздник. Это довольно дорого, но я получил большое удовольствие. Конечно, если бы у меня появились неожиданно огромные деньги, я тратил бы их на какие-то общественные цели. Есть мой фонд — «Либеральная миссия». Есть друзья, которые в него вкладывают, и я бы так же поступал с деньгами. У меня куча задач — исследования, просвещение и прочее, я бы тратил на это. Но не хочу, чтобы у вас нарисовалось впечатление какого-то... благонравного идиота. Потому что, когда у тебя нет дома, или автомобиля нужной марки, или ты еще не повидал целый свет и говоришь про все эти фонды, я на месте других людей не поверил бы, честно. Просто я старый человек, большие путешествия уже не для меня, много и вкусно есть я тоже не могу, скорее, получаю удовольствие от вида ресторанов. Я просто пытаюсь сказать, что чисто материальные ценности для меня очень ограничены, поэтому есть другая мотивация. На самом деле вершина человеческих возможностей — это интересная работа, познание. Можно разбогатеть, иметь недвижимость в лучших частях мира, но нельзя купить удовольствие, которое приходит, если у вас в голове много знаний. Если вам повезло, и у вас родилась мысль, которой раньше ни у кого не было... Мне — повезло.
Про детей
Мы, конечно, пытались Иру воспитывать, представление о порядочности, основы этики она получала от нас. Но между нами были трудные отношения в ее юношеском возрасте. Она была такая... закрытая очень. Потом настал период, когда она чувствовала свое превосходство, высокие возможности, которые перед ней открывались. Не только благодаря мне — были другие люди, которые занимали высокие посты и тащили ее за собой: так она оказалась в Центральном банке. Но личная жизнь не сложилась, скажем так. Первый муж оставил ее, хотя сохранил обязательства в отношении их дочери. Второй — умер, да они, в общем, и не были счастливы в своих взаимоотношениях... ну, разные люди. Для Ирины, как ни странно, ключевым фактором стала болезнь, которая поставила вопрос: стать навеки несчастной, без всякой надежды, или что-то получать от жизни. И в своей книге она об этом пишет — что ей это удалось, что она стала жить для других. Я ею горжусь. Восхищаюсь. И учусь у нее свободе.
Три слова о себе
Меня считают добрым человеком, хотя я уже, скажем так, не совсем живой человек, а скорее, миф. Еще — я романтик. Верю, что если хотеть, то можно добиться успеха — и своего, и общественного. Но я не ставлю перед собой невыполнимых задач. То есть такой... трезвый романтик. Сказать, например, что я все свое отдал бы каким-то людям, проявил такую щедрость — я не могу. Уровень, который обеспечивает мне спокойствие, возможность сидеть за этим столом, писать, работать — я хочу его оставить за собой. Но главное — я, конечно, хотел бы, чтобы моя дочь была здорова. Ну и что? Никакие мои качества здесь не помогут, я ничего сделать не могу...