Удвоение прокуратуры

Вердикт Конституционного суда на практике будет означать резкое усиление стороны обвинения. Доказывать свою невиновность обвиняемому теперь придется в суде не одной, а как минимум двух инстанций.

Уполномоченный по правам человека г-н Лукин и еще 60 российских граждан оспорили в КС норму 405-й статьи Уголовно-процессуального кодекса, запрещающую пересмотр оправдательных приговоров в порядке надзора, а также вынесение решений, ухудшающих положение подсудимого после вынесения обвинительного приговора.
Суть запроса заявителей сводится к тому, что неоправданно мягкие приговоры подсудимым ущемляют права другой стороны – потерпевших. Логика заявителей выглядит вполне гуманистически – если есть доказанные в процессе надзора существенные нарушения при вынесении приговора, то такой приговор в демократическом государстве не может считаться актом правосудия и должен быть пересмотрен. Иными словами, заявители просили поправить УПК так, чтобы оставить возможность надзорной инстанции оспаривать ошибочные судебные решения. Владимир Лукин ссылался и на нормы международного права – так называемый «протокол № 7».
Надо сказать, что выступление омбудсмена в роли стороны, требующей ужесточения норм УПК, – довольно необычное явление. Более того, пересмотр 405-й статьи активно лоббировала именно Генеральная прокуратура, которая, надо заметить, использовала ровно ту же аргументацию, что г-н Лукин и его созаявители (эта точка зрения была, в частности, изложена в комментариях к УПК заместителя генпрокурора Сабира Кехлерова, опубликованных в «Российской газете»).
Прокуратура, разумеется, заинтересована в получении дополнительной возможности выдвигать обвинения в случае, если в первом судебном разбирательстве ей не удалось добиться желаемого результата.
Поэтому высокопоставленные ее представители и лоббировали возвращение к норме старого, советского, последовательно проводившего интересы обвинения УПК РСФСР.
Разумеется, положение, когда выносятся неоправданно мягкие приговоры в силу судебной ошибки или явной ангажированности суда или обвинения, нетерпимо. Однако, парирует в интервью «Эху Москвы» конституционный судья в отставке Татьяна Морщакова, «российский УПК знает механизм, приспособленный к исправлению судебных ошибок, допущенных и в последней надзорной инстанции», – это «возобновление производства в силу новых или вновь открывшихся обстоятельств». Кроме того, если таковых обстоятельств нет, а речь идет о преднамеренной или непреднамеренной судебной ошибке, то решение суда может быть обжаловано в кассационном порядке и направлено судом следующей инстанции на новое судебное рассмотрение. Морщакова дипломатично говорит, что в решении КС не было необходимости.
Представитель Думы в КС Елена Мизулина менее дипломатична и заявляет, что решение КС отбрасывает нас на 50 лет назад. А представитель президента в КС Михаил Митюков считает, что «данная норма не противоречит Конституции, а проблемы создает неверная правоприменительная практика». Действительно, правоприменительная практика в России находится в весьма плачевном состоянии. Однако решение КС ничуть не будет способствовать ее улучшению. Напротив, она является скорее индульгенцией для обвинения и судов первой инстанции, чье рассмотрение существа дела теперь фактически не является окончательным.
Однако самым удивительным и драматическим в решении КС является то, что право надзорной жалобы остается не только за потерпевшим, но и за обвинением. За прокурором КС утвердил право требовать пересмотр дела, если «в предшествующем разбирательстве были допущены существенные нарушения, повлиявшие на исход дела».
Эта формулировка фактически означает право прокуратуры повторного предъявления обвинения по одному и тому же делу.
Обвинение имеет законное право на кассацию в случае, если оно несогласно с решением суда, считает, что выводы суда не соответствуют обстоятельствам дела, нарушают уголовно-процессуальный закон или его неправильно применяют. Все эти основания для пересмотра дела описаны в ст. 379 УПК. Кассация является обычной практикой и направлена именно на выяснение соответствия выводов суда УПК и обстоятельствам дела. Право же прокурора на представление в порядке надзора требовать пересмотра дела и ужесточения наказания будет означать повторное представление доказательств, не принятых судом, или представление новых доказательств, а основанием к тому может служить все что угодно: не удовлетворившие обвинение данные экспертизы, жалобы на действия адвокатов в ходе процесса, ошибки самого следствия.
Правоохранительные органы в России до сих пор существуют, с одной стороны, в условиях межведомственной конкуренции (следствие всегда пытается списать ошибки на суд, а суд – на следствие), а с другой – в ситуации фактической подчиненности исполнительной власти.
При этом именно прокуратура является одним из средоточий этих недостатков.
Ее права слишком широки, а функции искажены. Она совмещает в себе следствие, обвинение и надзор. Совершенно неадекватно и ее политическое влияние в силу фактической интегрированности в структуры исполнительной власти в качестве репрессивной инстанции.
Даже если намерение КС уравнять потерпевшего и обвиняемого в их праве на пересмотр приговора и имеет под собой некие разумные аргументы, следует иметь в виду, что оно будет означать в условиях российской правовой практики еще большее расширение прав прокуратуры. Само выдвижение обвинения прокуратурой в России означает для гражданина сплошь и рядом уже начало наказания: подследственный заключается под стражу, каковая мера нередко используется для оказания давления на него следствием, сроки следствия могут оказаться сопоставимыми со сроками по предъявленным обвинениям. А вот доказывать свою невиновность теперь ему придется в суде не одной, а как минимум двух инстанций.