Мнение

Андрей Александрович, ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов в качестве аргумента в поддержку реформы ВУЗов, подготовленной Минобрнауки, выдвигает следующий тезис – сейчас лишь небольшой процент выпускников ВУЗов идут работать по полученной специальности. Но при этом 88% россиян хотят, чтобы их дети получали высшее образование. А это означает, что разделение на бакалавриат и магистратуру, в общем-то, вполне оправдано. Но не получится ли так, что нынешние специалисты легко находят работу именно благодаря полноценному диплому, а бакалавры окажутся никому не нужны?
Безусловно, есть определенная привычка к существующей схеме и эту привычку довольно сложно менять. Однако опыт многих ВУЗов - не только зарубежных, но и российских, включая такие университеты как Санкт-Петербургский государственный или Томский политехнический университет – показывает, что выпускники бакалавриата вполне способны находить применение на рынке труда. На самом деле речь идет не просто о переименовании существующих пятилетних программ в другие, более длинные программы, которые будут делиться искусственно на 4 года и еще на 2 года, а речь идет об изменении набора специальностей на уровне бакалавриата, о переходе к более широкой, универсальной подготовке.
Подобный подход, связанный с более широким образованием на первых стадиях обучения, создает больше возможностей для нахождения выпускниками своего места на рынке труда. Одновременно создаются предпосылки для продуманного выбора более узкой специализации, если человек хочет учиться дальше и получить образование в магистратуре. Можно обсуждать разные модели образования, но в данном случае достаточно симптоматична политика стран континентальной Европы (прежде всего, Франции и Германии), которые долгое время шла по пути реализации пятилетней программы. И именно они сегодня в рамках болонского процесса переходят на модель 4 + 2. Если мы хотим, чтобы наши дипломы признавались на зарубежных рынках, нам не избежать трансформации наших учебных программ – с переходом к форматам программ, которые были бы реально сопоставимы с программами ведущих зарубежных университетов. Поэтому при всех замечаниях в адрес модели бакалавриата и магистратуры в российском образовательном сообществе, к сожалению, я не вижу им альтернативы. Надо не столько думать о том, хорошо это или плохо, сколько прорабатывать варианты оптимального перехода к этой модели, уменьшающие издержки как для вузов, так и для студентов, абитуриентов и позволяющие выпускникам новых программ более эффективно интегрироваться в жизнь.
Есть много специальностей, по которым наши специалисты на Западе не признаются. Решит ли переход на новую систему эту проблему?
Дело не только в самой схеме 4 + 2, но и в качестве программ, в том, насколько программы конкретных университетов будут признаваться их партнерами за рубежом. Если брать болонский процесс, то он начинался снизу с двусторонних соглашений между отдельными университетами разных стран о взаимном признании программ. Когда этот процесс стал массовым, возникло некое понимание уже на уровне правительства, что нужно создавать определенную правовую и законодательную рамки для объединения образовательных рынков. Нечто подобное должно происходить и у нас. В этом смысле показателен пример Томского политехнического университета. Так, на мой взгляд, ТПУ правильно ставит вопрос о разработке образовательного стандарта ВУЗа, который может быть существенно жестче, чем ГОС, и который может способствовать признанию программ данного ВУЗа ведущими зарубежными университетами. Безусловно, какие-то регулирующие нормативные документы правительства здесь нужны, но в значительной степени выработка стандартов должна стать деятельностью самих вузов. И именно тогда образовательные стандарты станут значимым критерием для разграничения сильных, средних и прочих университетов.