Свидетели ЕГЭ

В российских вузах началась первая волна зачисления. Этот этап продлится до 5 августа, а до 10-го в рамках второй волны зачислят претендентов на оставшиеся места. Впрочем, если вуз не набрал студентов и во вторую волну, ему разрешат продлить прием до сентября. Об особенностях нынешней приемной кампании, о тонкостях ЕГЭ и о парадоксах системы олимпиад школьников обозревателю «Известий» рассказал проректор Высшей школы экономики Григорий Канторович.

Известия: Профессор, чем дети, сдававшие ЕГЭ, отличаются от своих предшественников — абитуриентов и первокурсников прошлых лет?

Григорий Канторович: На мой взгляд, у студентов последних наборов наблюдается меньше системности в подготовке. О чем это говорит? О том, что наша средняя школа сегодня выпускает менее качественный продукт, чем раньше. Причин здесь много, и все они хорошо известны: вымывание кадрового состава, падение престижа учительской профессии, невысокая оплата труда и т.д. Но это тема для отдельного разговора.

Кто водит наши самолеты

И: Ряд исследователей отмечают более высокую мотивацию нынешних студентов и первокурсников к обучению. Вы согласны?

Канторович: Думаю, добросовестно сделать такой вывод сейчас довольно сложно. А вот что отмечали у нас все преподаватели по разговорам с первокурсниками — это то, что резко повысилась мотивация по выбору конкретного факультета, образовательной программы, вуза. Это подтверждает нашу мысль о том, что с введением ЕГЭ у абитуриентов появился реальный выбор. Грубо говоря, раньше студентов выбирал вуз. Он сидел, как на продуктовом дефиците, на своих местах и раздавал их избранным. В последние два года ситуация изменилась кардинально: теперь выбирает абитуриент. Те, кто имеет достаточно баллов ЕГЭ и стопроцентно проходит в три-четыре вуза, уже не испытывают страха «пролететь». Сильный и даже средний абитуриент в нынешней ситуации с учетом обострившегося демографического фактора, по сути, имеет гарантию поступления. Понимаете, он ничем не рискует: разослал документы сразу в несколько вузов и сидит, ждет, прикидывает. Зато свой окончательный выбор он делает более мотивированно, заинтересованно и ответственно.

И: А на дальнейшую успеваемость в вузе уровень сдачи ЕГЭ как-то влияет?

Канторович: Да. Один мой дипломник построил на основе анализа результатов первой сессии на трех факультетах Вышки, говоря умным языком, эконометрическую модель зависимости успехов первокурсника от баллов ЕГЭ. Так вот, оказалось, что результаты ЕГЭ коррелируют с результатами по крайней мере первой сессии. Это означает, что с точки зрения отбора ЕГЭ свою задачу более-менее выполняет.

И: Скажите, а сам факт падения числа выпускников школ (к 2013 году их будет не более 600 тысяч вместо миллиона в 2008-м) оказывает негативное влияние на качественный состав первокурсников?

Канторович: Конечно, оказывает, и очень существенное. Ведь при падении числа выпускников количество бюджетных мест в вузах до сих пор почти не снижалось. Таким образом, до 85% выпускников средних школ стали попадать в вузы на все формы обучения. И в отличие от прошлых лет среди них много слабых детей, с уровнем знаний ниже среднего. И таких тоже берут в вузы — главным образом на инженерные и педагогические специальности. Как показало прошлогоднее исследование качественного состава абитуриентов столичных вузов, проведенное Ярославом Кузьминовым и Марией Добряковой, очень многие вузы набирали людей с уровнем знаний ниже плинтуса, лишь бы вписаться в контрольные цифры бюджетного приема. Потом эти выпускники учат наших детей и обслуживают самолеты, на которых мы летаем.

И: А вам не кажется, что такой атавизм, как контрольные цифры приема, не очень стыкуется с новой системой?

Канторович: Абсолютно не стыкуется! Контрольные цифры приема консервируют сложившуюся структуру вузов и специальностей. Нужен такой механизм финансирования высшей школы, который позволит хорошим вузам развиваться, а плохим — уж простите за откровенность, тихо умереть.

Не многовато ли Ломоносовых?

И: Между тем поступить можно не только по баллам ЕГЭ, но и по результатам участия в олимпиадах школьников, проводимых самими вузами. Глава Рособрнадзора Любовь Глебова недавно жестко прошлась по этой системе. Она сравнила итоги ЕГЭ по информатике, физике и математике, и вот что выяснилось. Количество стобалльных работ по этим предметам — 350, а призеров школьных вузовских олимпиад — 11,5 тысячи. А всего победителей вузовских олимпиад в десять с лишним раз больше, чем стобалльников по всем предметам ЕГЭ. Получается, что число Ломоносовых, имеющих льготы при поступлении в этом году, просто зашкалило, делает вывод глава Рособрнадзора и прямо заявляет о недоверии к результатам олимпиад. А ваше мнение?

Канторович: Сравнивать, конечно, лучше не со стобалльниками, а с «высокобалльниками», с диапазоном результатов 90–100 баллов. За систему олимпиад долго боролись, но то, что происходит с ней сегодня, иллюстрирует явную неспособность справиться с тем, что затеяли. Сейчас гораздо легче (и менее контролируемо), чем мучиться с ЕГЭ, — это получить сто баллов по олимпиаде и замечательно поступить. И не надо ничего делать...

И: В разгар сдачи ЕГЭ и аккурат перед началом вступительной кампании, Российский совет олимпиад школьников заявил об изменении уровня некоторых олимпиад. Напомним, что всего этих уровней три, и от этой градации напрямую зависят условия поступления лауреатов олимпиад в тот или иной вуз: кому-то засчитывают сто баллов по профильному предмету, а кого-то — принимают без экзаменов. Как вузы среагировали на такие изменения правил игры в ходе самой игры?

Канторович: Это вообще дикая ситуация, иначе и не скажешь. В декабре выходит приказ министра, в котором утвержден перечень олимпиад, а к лету вдруг нам сообщают, что вышло изменение к этому приказу, в соответствии с которым уровень некоторых олимпиад поднялся (например, МГУ), а других — наоборот, опустился. Вузам велено руководствоваться новым документом. Но, как выяснилось, он не зарегистрирован, а значит, не действует. Между тем по закону пока документ не зарегистрирован в Минюсте и не опубликован в «Российской газете», ему нельзя следовать. Обращаемся в РСОШ, а нам отвечают: да, он еще не зарегистрирован (а дело было уже сильно в июле!), но вы уже руководствуйтесь этими изменениями во избежание конфликтных ситуаций при приеме. Но у нас таких ситуаций, наоборот, только прибавилось! Например, мне родитель одного абитуриента прямо заявил: «Я напишу в прокуратуру о том, что вы отказываетесь предоставить сыну льготу из-за того, что его олимпиада со второго уровня перешла на третий, в то время как в декабрьском приказе министра об этом ничего не сказано». Такой вот абсурд.

И: У меня есть официальная справка из Минюста об отказе в регистрации этого приказа №577. «Информация о предоставлении указанных льгот объявляется до 1 июня текущего года, — напоминает статс-секретарь — замминистра юстиции Дмитрий Костенников. — Вместе с тем приказ был представлен на регистрацию 4 июня». Так что в итоге после отказа в регистрации документ официально отменили. Этого требует закон.

Канторович: Я думаю, что в Минюсте отлично поняли, что вводить такой документ в действие уже после того, как во всех вузах страны начался прием документов, это значит еще больше запутать ситуацию. А совет олимпиад школьников у нас, судя по всему, присвоил себе право выступать в качестве законодательного органа. Вообще, если жестче, я думаю, РСОШ сам пилит сук, на котором сидит. Все эти надуманные уровни олимпиад... Причем вузы начинают трактовать все это так, как им самим удобно, кто во что горазд. Вот, скажем, зайдите на сайт одного известного столичного вуза, готовящего специалистов в области международных отношений, и вы увидите, что они принимают только по результатам своей олимпиады, хотя по закону обязаны предоставлять равные льготы всем остальным лауреатам олимпиад такого же уровня.

И: Ну, и как вы думаете, чем вся эта затея с олимпиадами разных уровней кончится?

Канторович: Есть опасность, что олимпиады совсем перестанут работать.

И: А ведь их главная задача — оценивать творческие способности, искать таланты...

Канторович: Конкретные цифры, приведенные Любовью Николаевной Глебовой, свидетельствуют о том, что таланты у нас какие-то странные: их гораздо больше, чем тех, кто может нормально сдать ЕГЭ по любимому предмету. Противоречие слишком бьет в глаза. В общем, с этим нужно что-то срочно делать. Но аккуратно: так, чтобы с водой не выплеснуть и ребенка. На мой взгляд, олимпиады целесообразно проводить консорциумами вузов, в первую очередь — ведущих. Мы в Вышке так и делаем, преобразуем свою олимпиаду в общее дело ведущих вузов страны. В частности, таких, как СПбГУ ИТМО, Сибирский федеральный университет, Томский, Иркутский, Уральский, Белгородский госуниверситеты. Это все исследовательские университеты.

Одна льгота — один вуз

И: Вы в основном хвалите ЕГЭ. Но ведь эта система породила и повсеместное натаскивание, когда вместо передачи реальных знаний ученика тренируют правильно отвечать на вопросы тестов.

Канторович: Есть такая проблема. И у плохого учителя она влечет за собой искажение учебного плана, особенно в последних классах. Конечно, совсем без этого нельзя: не зря же говорят, что повторенье — мать ученья. Но отводить натаскиванию неразумно много времени — неправильно. Лучше все-таки учить школьную программу.

И: Кстати, напомню, что как система тестов по предметному принципу наш ЕГЭ не имеет аналогов.

Канторович: Точно. Россия — единственная страна, которая проводит подобные тесты по 14 предметам. Нигде в мире по предметному принципу это не делается. У нас же в средней школе весь учебный процесс организован по этому принципу. В той же Америке — я не говорю, хорошо это или плохо, — нет предметов «физика», «химия», «биология». У них есть общий предмет, называемый «науки». А сводный тест, который сдают выпускники школ, включают в себя вопросы из разных сфер и областей знания — и естественно-научных, и гуманитарных.

И: К слову, вы согласны, что знание гуманитарных предметов нельзя проверять только в форме ЕГЭ?

Канторович: На все сто. Никто в мире в таком виде выпускников не тестирует. Литература, история — это предметы, которые надо изучать и сдавать в интерактивном режиме, в контакте с преподавателем, чтобы он задавал вопросы, высказывал замечания. А обществознания, на мой взгляд, вообще не должно быть, тем более в форме ЕГЭ. Мутный это какой-то предмет, не очень понятный.

И: Наследие коммунистических времен?

Канторович: Вместо обществознания нужно сдавать (и изучать в школе) три отдельных предмета: экономику, право и основы философии и социальных наук.

И: А как вам новая схема ЕГЭ по математике: базовый и продвинутый уровни?

Канторович: Есть вопросы. Включение в тесты задач типа С-4 и С-5, которые выбирает менее одного процента выпускников, это, на мой взгляд, чистый пиар. Ведь раз эти задания не предназначены для дифференциации школьников, значит, они нужны для чего-то другого, имиджевого. Будущих Лобачевских мы отберем на олимпиадах, а вот зачем эти сложнейшие задания в массовом экзамене? Непонятно. С другой стороны, включение в ЕГЭ по математике задач, которые вообще не требуют обучения в одиннадцатилетке, поскольку не выходят за материал 8-го класса, это просто профанация выпускного экзамена. Понятно, что это сделано главным образом для того, чтобы не зашкалило число двоечников. Чтобы получить удовлетворительную оценку по математике за всю среднюю школу, теперь достаточно решить три задачки за 8-й класс, причем не самые сложные. Но и их-то решили в этом году далеко не все одиннадцатиклассники! В результате та часть сдающих, на основе которой мы пытаемся расслоить ребят для поступления в вуз, сжалась непропорционально: в диапазоне 50–60 баллов находится всего 20% участников экзамена, а сверх 60 — вообще очень мало. Так что ситуация чрезвычайно тревожная. То, чем мы всегда гордились, — преподавание математики, — оказалось весьма слабым. Поскольку дети, получающие неудовлетворительные оценки ЕГЭ по математике (а таких довольно много), не знают эту дисциплину ни по каким меркам, даже за 8-й класс. Да и экзаменационные материалы по математике, повторяю, несбалансированны.

А вот в тех же США на тестах APT дают 50 заданий, но зато мелких и по всей программе. И здесь не получится, как у нас: не люблю геометрию, но могу проскочить соответствующие вопросы. Тут все вопросы есть! Как это сделать у нас, можно обсуждать, это отдельный разговор для специалистов. Но уменьшать количество заданий и растягивать время, отведенное на их решение, аж до четырех часов, неправильно. Ведь есть исследования, которые показывают, что слабо подготовленный ребенок примерно через треть отведенного ему времени перестает работать и больше уже ничего не делает. Грубо говоря, он просто сидит и ковыряет в носу. Поэтому попытка дать ему целых четыре часа — это негодное средство.

И: Вот вы рассказали про родителя, который решил в судебном порядке бороться за права своего сына-олимпиадника. Не кажется ли вам, что такое поведение — еще одна тенденция, напрямую характеризующая «поколение ЕГЭ»? Ведь еще лет пять назад сама попытка судиться с вузом, в который собирается поступать твой ребенок, расценивалась бы как поступок сумасшедшего — ведь его за это потом все равно десять раз срезали бы на сессиях и отчислили. А теперь все кинулись изучать законы, нормативные документы, подавать апелляции на результаты госэкзамена. О чем это свидетельствует?

Канторович: О том, что времена меняются. Раньше, если исключить пресловутое «телефонное право», абитуриенты и их родители были полностью бесправны. Теперь же они почувствовали свою силу, стали апеллировать к документам, процедуре и пытаются решать конфликты в правовом поле. Я бы отнес это к положительным последствиям введения ЕГЭ.

И: А что вы думаете об ограничении абитуриентов при подаче заявлений пятью вузами и тремя специальностями? Это помогло?

Канторович: Выполнение этой нормы невозможно проконтролировать, особенно в отношении специальностей. Весь этот шум, из-за которого она была введена, касался только небольшого числа столичных вузов, а основной категорией, которая этим злоупотребляла, были те же олимпиадники. Вот подал такой парень документы к нам, в Вышку, на три факультета, потом еще в четыре вуза — и продолжает думать...

И: Как же с этим бороться, если не ограничивать число вузов при подаче заявления?

Канторович: Есть другой путь. Поставить олимпиадников и льготников в те же условия, что и абитуриентов-целевиков. Ведь последние должны подать подлинник только в одно место, а если хотят участвовать в конкурсе на поступление в другом вузе, то могут это делать, но уже без имеющейся льготы. То есть своей льготой ты можешь воспользоваться лишь в одном вузе. И это кардинально бы изменило ситуацию. Допустим, олимпиадник подал бы свой подлинник по льготе в МГУ, а в конкурсе к нам, в Вышку, участвовал бы на общих основаниях. То же самое и с льготниками-инвалидами, которые в прошлом году подавали во все вузы сразу. Наши прикидки показали, что это сильно расчистило бы ситуацию и легко контролировалось. А нынешние пять вузов — это больше психологическая, а не юридическая мера.

Вообще, по большому счету, нужно понимать, что с введением ЕГЭ в России, по сути, отменены вступительные экзамены в вуз. Конкурс есть, но, как во всем мире, по результатам бумаг — то есть идет соревнование досье, куда входят результаты ЕГЭ. Это кардинально изменило всю ситуацию в образовании. У всех сторон процесса — абитуриента, вуза, государства — теперь совсем другие взаимоотношения. И это, на мой взгляд, самое важное.