От выживания к перспективе

Идет собрание в колхозе.
Председатель говорит: "Надо честно признаться, что положение у нас в стране очень-очень хреновое..."
Голос из зала: "Товарищ председатель! А вы не приукрашиваете?"
(Анекдот 90-х годов 20 века)

Наверное, каждый из вас со мной согласится, что когда по телевизору говорят о неурожае или других природных катаклизмах в том или ином регионе, мы, люди от сельского хозяйства весьма далекие, невольно испытываем тревогу. Потому что это - наши с вами продукты питания, без которых просто невозможно существовать. За годы реформ мы неоднократно слышали плач депутатов-аграрников о том, что все развалилось, а деревня и вовсе умерла, что идет падеж скота и сокращение посевных площадей. В общем, лично у меня все время создавалось впечатление, что продукты не сегодня завтра попросту исчезнут из магазинов. Однако этого почему-то не происходит. Более того, исчезла "пластмассовая" забугорная "Салями", а в наших магазинах между собой соперничают продукты от отечественных производителей из различных регионов. Причем конкуренция уже идет не столько по цене, сколько по качеству продукции.
Причиной этого стал констатируемый Минсельхозом четырехлетний рост валового сельскохозяйственного продукта, что позволяет в дальнейшем не только обеспечить собственные потребности в основных продуктах питания, но и иметь весомую экспортную составляющую, успешно конкурировать на мировых продовольственных рынках.
Подробнее о причинах этого роста и дальнейших тенденциях развития рассказала доктор экономических наук Евгения Серова.

"Может быть, один взгляд назад нам откроет в будущее глаза..."
Все мы помним кризис 1998 года, когда после девальвации рубля казалось, что вот он и настал, черный день, что завтра нам всем не на что будет купить хлеба, да и самого этого хлеба на прилавках магазинов не будет. Грядет голод, мор, все рухнуло: нечего производить и не на что покупать. Однако, анализируя влияние дефолта на экономику, в частности, на сельскохозяйственную, сейчас уже можно с уверенностью говорить о том, что наряду с реальным падением доходов населения и, как следствие, сокращением спроса на продовольствие, кризис, безусловно, оказал положительное влияние. Более того, по существу он открыл "окно возможностей" для сельского хозяйства России. Вот уже 4 года сельское хозяйство показывает положительную динамику роста. По оценкам Минсельхоза объем производства валовой продукции сельского хозяйства вырос на 22%, а в пищевой и перерабатывающей промышленности - на 38%.
"Девальвация рубля сделала импорт продовольствия заметно менее выгодным, а экспорт российского сельскохозяйственного сырья - более выгодным по сравнению с докризисным периодом. Это создало хорошие возможности расширения рынка для отечественных производителей в агропродовольственном секторе: во-первых, за счет импортозамещения на внутреннем рынке и, во-вторых, за счет расширения экспорта. В результате этого начался довольно сильный рост в пищевой и перерабатывающей промышленности, который не только продолжился в первом полугодии 1999 года, но в дальнейшем начал ускоряться. Таким образом, падение продовольственного импорта дало возможность отечественным производителям увеличить их долю на внутреннем продовольственном рынке и соответственно увеличить объем производства. Сокращение финансовых рынков и ужесточение правил вывоза капитала привели к росту инвестиций в отрасли с короткими инвестиционными циклами - в первую очередь, в пищевую промышленность и, как следствие, инвестициями в сельскохозяйственное производство. Общий объем капитальных вложений в пищевую промышленность в первом полугодии 1999 года вырос на 45% (без объектов малого предпринимательства) при среднем росте инвестиций в экономке в 2%. Доля пищевой промышленности в прямых иностранных инвестициях составила 15%, большую долю имеет только топливная промышленность. И эти накопленные инвестиции будут давать дальнейший толчок к росту. Кроме всего прочего, в аграрном секторе появились люди, которые понимают, что в сельском хозяйстве и продовольственном секторе можно зарабатывать деньги. Инвесторы, или так называемые интеграторы, руководствовались различными причинами. Часть из них имеет бизнес в агропродовольственной цепи (переработчики, трейдеры и т. п.). К инвестициям их подтолкнуло удорожание импортного сырья и высокие трансакционные издержки разной природы.
Другая часть инвесторов пришла из нефтяного, газового, финансового и других секторов. Наиболее вероятной мотивацией в этом случае стала необходимость диверсификации бизнеса с целью уменьшения финансовых рисков. Но и в том, и в другом случае сказалось то обстоятельство, что сельское хозяйство продемонстрировало высокую отдачу при наличии незначительных начальных инвестиций и более или менее грамотного менеджмента.
Отсюда вполне закономерное развитие сектора, выпускающего ресурсы для сельского хозяйства: сельское хозяйство начало покупать технику, удобрения. Производство тракторов растет два года, производство комбайнов более чем в два раза увеличилось. При этом я хочу обратить внимание на то, что по некоторым видам сельхозтехники производство ранее упало до 2-3-х штук в год, поэтому двукратное увеличение, сами понимаете, не бог весть какой прорыв. Но в прошлом году весь мир произвел всего 500 зерновых комбайнов, и мы уже никогда не выйдем на те объемы производства ни тракторов, ни комбайнов, которые были в Советском Союзе - это был какой-то немыслимый разврат, когда страна производила тракторов больше, чем весь остальной мир".

"На буржуя смотрим свысока"
Таким образом, сельское хозяйство оказывается не "бермудским треугольником", в котором пропадают бюджетные деньги, но, по существу, локомотивом, тянущим за собой многие отрасли российской экономики. На это указывает то, что впервые за последние 10 лет Россия становится не только нетто-экспортером подсолнечника, но и наращивает экспорт зерна. И это, по мнению Евгении Серовой, очень хорошо, а не катастрофически плохо, как пытаются убедить некоторые политики.
"Девальвация рубля содействовала росту экспортного потенциала России в агропродовольственной сфере: вырос вывоз ржи, рыбы. Россия на мировом рынке зерна может быть не только "эпизодическим", но и постоянным экспортером, и, соответственно, предпринять шаги по созданию экспортной инфраструктуры и институтов: строить портовые терминалы, проводить унификацию железнодорожных тарифов, гармонизировать российские стандарты с западными. Нас сдерживает отсутствие экспортной инфраструктуры. При ее существовании из России можно было бы вывозить намного больше зерна ежегодно. Сегодня на внутреннем рынке стоимость зерна составляет 70 долларов за тонну, на мировом рынке - 210 долларов за тонну. Поймите сами, для России значительно выгоднее делать капиталовложения в зерновую отрасль, чем, например, в скотоводство. По производству мяса, по-видимому, Россия уже не сможет завоевать конкурентные преимущества даже на собственном рынке. Поскольку в России никогда не существовало крупнотоварного мясного скотоводства. А это значит, что нет селекции, нет технологий, нет кадров, нет производственных навыков и традиций. Поэтому для восстановления (точнее, развития) мясной подотрасли требуется еще больше времени, чем просто в случае конъюнктурного спада. Для увеличения общественного благосостояния гораздо выгоднее вложить средства в экспорт зерна, на выручку от которого закупить говядину, чем стремиться к самообеспеченности обоими этими продуктами. Да, у нас есть пастбища, у нас есть условия для производства, но в экономике нельзя опоздать, мы на этот рынок уже опоздали. Свинина и птица - это те области, в которых мы вполне самодостаточны, и даже можем частично вывозить продукцию, по крайней мере, в страны СНГ. Надо понять, что нет ничего для нации стыдного, если она не производит какой-то продукт и себя в чем-то не обеспечивает.
Мне могут возразить и напомнить о продовольственной безопасности страны. Но тут приводятся совсем абсурдные доводы. Продовольственная безопасность в широком контексте означает уровень доступности продуктов питания для основной части населения страны для поддержания нормального образа жизни и связана она прежде всего с макроэкономическим развитием страны, а не с ее самообеспеченностью продовольствием. Тогда становится совсем непонятно, почему возможность импортировать дешевое продовольствие противоречит этому критерию. Если следовать нашим "теоретикам", то продовольственная безопасность Сомали в начале 1990-х была бы выше, если бы не всемирная гуманитарная продовольственная помощь голодающим сомалийцам. Эта концепция базируется на том, что если мы много ввозим продовольствия, то сидит злой дядя на мировом рынке, на кране, который скажет: "ах, ты теперь много возишь, теперь ты не будешь под нашу дудку танцевать, мы тебе этот кран перекроем". Эта психология вышла из Советского Союза, когда у нас все вокруг враги, все сидят как один и думают, как бы нас удушить. На самом деле все совсем не так, и для продовольственной безопасности важно не количество ввозимого продовольствия, а соотношение между импортом и экспортом. Для такой огромной страны, каковой является Россия, блокада, тем более продовольственная блокада, в принципе невозможна, не говоря уже о политической неразумности такого шага для мирового сообщества.
Существуют опасения, что вступление в ВТО и присоединение России к Соглашению по сельскому хозяйству ограничит возможности субсидирования экспорта. Прежде всего, нужно отметить, что в настоящее время агропродовольственный экспорт не субсидируется, а в отдельных случаях, наоборот, обложен экспортным налогом (масличные, например). Более того, как показало наше обследование экспортеров агропродовольственной продукции, абсолютное их большинство считает основным препятствием для экспорта внутреннюю политику государства, которое не только не содействует экспорту, но и всячески ему препятствует. Здесь можно привести в пример завышенные железнодорожные тарифы, негармонизированные стандарты, отсутствие за рубежом наших сертификационных агентств, экспортные пошлины. Присоединение же к ВТО как раз и означает снятие всех перечисленных барьеров. Что касается снижения внутренней поддержки в сравнении с базовым периодом, которого требуют международные нормы и которое якобы чревато падением производства, то наша переговорная позиция - установить "потолок" поддержки на уровне 9 млрд. долларов. Для сравнения - весь федеральный бюджет России составляет около 25 млрд. долларов, а статья "Сельское хозяйство и рыболовство" - менее 1 млрд. долларов. Это в 20 раз меньше, чем европейских странах".

"Встанем как один, скажем - не дадим!"
Несмотря на такую весьма перспективную оценку специалистами экспортного зернового потенциала страны в СМИ то и дело появляются сообщения о нехватке зерна, подорожании хлебобулочных изделий, "грабительском вывозе" хлеба из страны. Несмотря на заявление министра сельского хозяйства Алексея Гордеева о том, что объективных причин удорожания хлеба в стране нет, во многих регионах самостоятельно и без учета влияния на рынок страны проводятся зерновые интервенции и создаются региональные зерновые фонды. Это далеко не безобидные в экономическом отношении шаги. Благие намерения поддержки малоимущих слоев населения на деле наносят урон не только экономике страны, но и искусственно обедняют производителей зерна, лишая их надежды на получение нормальной прибыли за произведенный продукт. Как отмечает Счетная палата, даже государственные торгово-закупочные интервенции 2002 года были неэффективны.
"Межрегиональные барьеры - это преступление региональных администраций против собственного сельского населения и против всего населения в стране: запрещая вывоз зерна, губернаторы снижают закупочные цены на него в своих регионах и искусственно создают дефицит в зерноввозящих регионах. Установление заниженных розничных цен вызывает серьезные нарушения пропорций в структуре цен. Как правило, прямые запреты носят временный характер, они вводятся до момента завершения сельхозпроизводителями поставок продовольствия в региональные фонды, но даже нескольких месяцев, пока действуют запреты, достаточно для оказания сильного дестабилизирующего воздействия как на локальный, так и на национальный рынок. Во-первых, потому что подобные запреты сопровождаются установлением областных закупочных цен, которые оказываются ниже, чем в соседних регионах. Не имея возможности вывезти продукцию в регионы с более высокими ценами, местные производители лишаются части выручки от ее реализации. Во-вторых, местные торговые компании, используя благоприятную внутреннюю ситуацию с низкими ценами и отсутствие альтернатив сбыта у производителей, скупают продовольствие по низким ценам для дальнейшей перепродажи ее после отмены запретов на вывоз. Администрации регионов, вводящих ограничения на вывоз, получают возможность аккумулировать дешевую продукцию в так называемых региональных фондах, оперируемых "карманными корпорациями", и затем экспортировать его по более высоким ценам в дефицитные регионы. Таким образом, введение региональных торговых барьеров является классическим проявлением rent-seeking со стороны региональных властей. Это также резко ухудшает положение сельхозпроизводителей (недополучение прибыли), операторов соответствующих рынков (преференционный торговый режим для "карманного оператора" в ущерб всем остальным), а в конечном итоге - и потребителей, так как отсутствие конкуренции при прочих равных условиях ведет к повышению цен над равновесным уровнем. Все это негативно сказывается на развитии всей продовольственной цепи.
Нужен федеральный закон, который запрещал бы регионам принимать меры, приводящие к разрыву рыночного пространства, а основная поддержка сельского хозяйства в регионах должна быть направлена на развитие сельской инфраструктуры, образования, науки, поддержание доходов в сельской местности, а не на принудительное регулирование рынка. У нас же каждый регион проводит какую-нибудь интервенционную политику. И тогда получается, что богатая Тюмень может позволить себе более развитое сельское хозяйство, чем более бедный Курган. Это смешно. Мы неэффективно используем национальные ресурсы, потому что сельским хозяйством в первую очередь надо заниматься в Кургане, а не в Тюмени".

"Зачем он в наш колхоз приехал, зачем нарушил мой покой"
Структура агропромышленного комплекса за годы реформ серьезно изменилась. Все мы помним, как на фоне быстро разрушающихся колхозов появлялся абсолютно новый сектор - фермерство. Россия так и не стала фермерской страной, но возникновение такой формы хозяйствования, безусловно, сыграло большую роль в экономике страны. Сегодня фермерский сектор агропромышленного комплекса ежегодно наращивает по стране площади посевов, увеличивает удельный вес в производстве сельхозпродукции. В 2001 году доля фермерских хозяйств в валовом сборе зерна составила 14 процентов, масленичных культур - 20 процентов, сахарной свеклы 8 процентов. У фермеров не падает поголовье крупного рогатого скота. Наиболее эффективно работают фермеры и крестьянские хозяйства южной части России и на западе: Саратовская область, Алтай, Краснодарский край, Калининградская область.
"Замедление роста численности фермеров не означает прекращения развития сектора: за годы реформ выросли средние размеры фермерских хозяйств. Никто никогда не ставил задачу полной фермеризации России. Но фермер сделал очень важную вещь. Вспомните советское сельское хозяйство, когда шаг влево, шаг вправо - экономическое преступление, и основными экономическими преступниками в России были председатели колхозов. Фермер принес в деревню свободу экономического поведения: хочу - покупаю, хочу - вырезаю скот, хочу - не вырезаю, хочу - сею это, хочу - сею то. Это был очень сильный мотивационный механизм для всех остальных.
Реорганизация сельхозпредприятий привела также к огромному росту и усилению подсобного хозяйства как городских, так и сельских жителей. Так, доля ЛПХ в валовом продукте сектора достигает почти 50%. После многолетней государственной монополии на землю доля государственных земель сократилась до одной трети, в то время как остальные земли принадлежат гражданам или коллективам граждан. Основной целью ЛПХ, как и в советское время, остается продовольственное снабжение семьи и городских родственников.
Существует, однако, закономерность: как только экономическое социальное положение в обществе улучшается, у нас тут же сокращается производство. Если посмотреть по регионам, то в самых богатых регионах, таких как Москва, картошкой уже занимается очень маленькая часть населения.
Совершенно очевидно, что будущее сельского хозяйства России, как и подтверждает мировой опыт, за крупными и средними товарными предприятиями. Сегодня многие агроформирования включают в себя сельхозпредприятия нескольких регионов, поэтому относятся к межрегиональным. Многие инвесторы не ограничились приобретением земли и имущества только одного сельхозпредприятия. Наиболее крупные агрофирмы и агрохолдинги имеют в своем составе десятки хозяйств.
Факты свидетельствуют о том, что финансовое оздоровление неплатежеспособных хозяйств и формирование агрохолдингов и агрофирм ведет к резкому росту сельскохозяйственного производства, занятости и доходов сельского населения. Агрохолдинги и агрофирмы гораздо более уверенно, чем другие сельхозпроизводители, чувствуют себя на рынке. Они в состоянии обеспечить паритет цен между аграрным сектором и другими отраслями экономики.
Но аграрные холдинги с их вертикальными структурами управления хозяйством сталкиваются с двумя основными проблемами. Первая - это управляемость: верхушка не может отслеживать состояние дел на периферии. Во-вторых, холдинги вскрыли проблему избыточности рабочей силы в сельском хозяйстве".

"Некуда бедному крестьянину податься"
Отчасти это так и есть. Социальная ситуация в сельских районах кризисная, и, безусловно, ни о каком "слиянии города и деревни" в этом плане речи не идет - слишком неравные условия жизни. Более того, чтобы сельское хозяйство заработало эффективно, чтобы повысилась производительность труда, необходимо вывести из него огромное количество людей, что, без принятия соответствующих мер, может значительно усилить маргинализацию сельского населения.
Это объективный экономический процесс: если прежде 15-20% европейцев занимались сельским хозяйством, то теперь эта цифра всего - 2-3%. Однако, от такого сокращения Европа не стала "сельским Гарлемом", потому что были приняты все меры по созданию альтернативных источников неаграрной занятости сельского населения.
"Надо разделить проблему аграрной экономики и сельского населения. Нельзя поддерживать сельское население через аграрную экономику: населению не будет хорошо, если проваливается аграрная экономика. А то долгое время, допустим, в Калмыкии, мы "поддерживали" бедное население. Говорили: "Вы знаете, населению там нечем заняться, кроме шерсти...Давайте там шерсть будем покупать, дотируя и искусственно завышая цены". Потеряли годы, потому что населению направляли ложный сигнал: "Твоя шерсть нужна, твоя шерсть нужна, мы покупаем ее". Эта шерсть уже мышами съедена, она никому уже не нужна была, но десять лет люди не искали возможности выжить, им просто не давали шанса чему-то научиться, найти действительно реальные выходы из такого кризиса, и они опоздали уже навсегда...А сегодня калмыцкий фермер везет на свои луковые плантации китайцев через всю страну, потому что китайцы - умеют выращивать лук, который экономически выгоден, а он научился только производить никому не нужную шерсть... Вот вам и поддержка сельского населения. Необходимо понять, что такие методы не только не проявление заботы, но они еще больше вгоняют сельское население в бедность".
Во многих странах мира уже отошли от узковедомственного подхода в развитии села, что отразилось на функциях и даже названиях бывших министерств сельского хозяйства. Министерство сельского хозяйства в Великобритании стало называться Министерством экологии, продовольствия и сельских дел, в Германии - Министерством защиты прав потребителей, продовольствия и сельского хозяйства, в Венгрии - Министерством сельского хозяйства и сельских территорий.
В России, однако, пока отсутствует комплексный подход к решению этой, возможно, наиболее важной из существующих проблем. Нет, задачи обозначены, и даже вроде бы намечены конкретные сроки и пути их решения. Вот только рассредоточены они по 13 федеральным целевым программам ("Социальное развитие села до 2010 года", "Культура России", "Развитие информационно-телекоммуникационных систем", "Развитие образования" и другие). Да плюс к этому еще принят ряд региональных программ. Но их осуществление из-за отсутствия координации происходит очень медленно. Хотя есть уже и положительный опыт даже у наших ближайших соседей: в Томске очень быстрыми темпами развивается заготовительная и перерабатывающая промышленность дикоросов (грибов, ягод, папоротника и т.д), где основной поставщик - население, занятое сезонным сбором. Только в 2002 году заготовители Томской области закупили дикоросов на 250 миллионов. И еще на 60-70 миллионов томичи вывезли лесных даров из других регионов. В Новосибирской области сельская потребительская кооперация постоянно расширяет объем и сферу неаграрной занятости. Сегодня это - пошив и раскрой швейных изделий, ремонт транспорта, ритуальные и коммунальные услуги, фотоуслуги, услуги бань, гостиниц, рынков, размол зерна, выработка колбасы и отжим масла из давальческого сырья, различные сельхозуслуги, включая вспашку земли. Учитывая растущий спрос, это перспективное направление интенсивно развивается.
Методы решения проблемы могут быть разными - организация надомного производства, возрождение народных промыслов, открытие в селах филиалов действующих предприятий, создание и реконструкции социально-бытовых объектов. Главным остается одно: не надо давать голодному рыбу, а надо научить его эту рыбу ловить. Потому что, по-мнению Евгении Серовой, "Зарплата в сельском хозяйстве - это же не зарплата, это среднее арифметическое между зарплатой и пособием по безработице. Людей надо чем-то занять, и вот этим заниматься должно не сельхозпроизводство, этим должно заниматься государство, и мы, как общество. Это тот случай, когда мы, как общество, не имеем права от этого отстраняться".

"Поле... Русское поле..."
Всей историей нашей страны мы были приучены ощущать себя "большими" - огромная территория, громадное количество населения, гигантские машиностроительные заводы, выпускающие комбайнов больше, чем все в мире и так далее. Времена изменились: и территория стала поменьше, и с комбайнами дело обстоит гораздо хуже. Но психология величия продолжает проявляться.
"Мы привыкли считать себя большим рынком и думать, что все заинтересованы в этом рынке, что весь мир только и думает о том, как ворваться к нам и насытить нас продовольствием. При этом многие прекрасно сознают, что аграрный потенциал наших территорий недоиспользован, несмотря на то, что вроде бы у нас климатические условия самые подходящие для сельского хозяйства. Если принимать во внимание ухудшение демографической ситуации, то как потребительский рынок, мы, несомненно, в дальнейшем будем проигрывать такому бурно растущему потребителю как Юго-восточная Азия. На самом деле Россия может занять весомое место в мире не как потребитель, но как территория для производства продовольствия. Это будет происходить даже вопреки нашему желанию - просто глобальная ситуация в мире приведет к этому. Поэтому наша задача как общества - использовать потенциал этой территории для блага своей нации. Так, например, китайцы на Дальнем Востоке производят продовольствие не для того, чтобы нам его продать, а для того, чтобы себя прокормить. Европа и Америка свой аграрный потенциал используют на пределе. Массированно прирастить там производство в общем-то сложно. Поэтому если прогнозировать очень отдаленное будущее: мы будем производить сельскохозяйственную продукцию. Вот только при неэффективной государственной политике и поведении общества, выгодами такого развития могут воспользоваться транснациональные корпорации или другие нации. Задача общества сделать так, чтобы это было выгодно прежде всего России".

Справка "НГ"
Евгения Серова, президент Аналитического центра "Агропродовольственная экономика" (АПЭ) Института экономики переходного периода, доктор экономических наук. Закончила экономический факультет МГУ, отделение экономической кибернетики. Работала в различных подразделениях ВАСХНИЛ (1983-91), советником министра сельского хозяйства и продовольствия РФ по экономическим вопросам (1991-94). С 1994 года по настоящее время работает в Институте экономики переходного периода, с 1998 года по настоящее время заведует кафедрой прикладной микроэкономики Высшей школы экономики.

Интерьвью с ЕвгениейСеровой организовано Клубом региональной журналистики "Из первых уст".