Шок без трепета

"Нет патентованных рецептов обеспечения форсированного экономического роста. Есть патентованные рецепты катастрофЙ Если проанализировать всю экономическую литературу последних десятилетий, она мало что добавляет к тому, что писал в свое время Адам Смит. По существу все сводится к следующему: чтобы обеспечить быстрый экономический рост, нужен мир, низкие налоги и разумные законы", - говорит директор Института экономики переходного периода Егор Гайдар

Ожидает ли иракцев, переживших американский "Шок и трепет", эпоха российского реформаторского шока? Востребована ли российская "шоковая терапия" вообще где-либо, кроме России? Об этом в эксклюзивном интервью "Итогам" рассказал директор Института экономики переходного периода Егор Гайдар, участвовавший по приглашению временной администрации Ирака в багдадском совещании по экономической и политической модернизации страны.
- Егор Тимурович, вы отправились в Багдад с проектом предложений по реорганизации макроэкономики или для предварительной "пристрелки"?
- Меня пригласили, чтобы вместе с иракскими специалистами обсудить конкретные проблемы, стоящие перед иракскими властями и временной администрацией в сфере экономической политики. Но я не собирался и не собираюсь учить иракских коллег, как им надо жить. Скептически отношусь к абстрактным советам, которые дают иностранцы, приезжающие на несколько дней в страну. Конечно, перед поездкой я посмотрел все доступные материалы по иракской экономике и состоянию государственного устройства. И я был готов - что и сделал - обсудить некоторые общие проблемы, возникающие в подобного рода ситуациях, и риски, которые, на мой взгляд, полезно учитывать в собственной работе.
- Каково впечатление от совещания? Изменило ли оно ваше представление о состоянии экономики Ирака, о путях ее реформирования?
- Речь шла не о прорывных идеях в области экономической теории, а главным образом о том, что делать в связи с истечением срока действия программы "Нефть в обмен на продовольствие", как быть с системой рационирования продуктов питания. Говорили о том, как строить денежную политику и политику обменного курса после введения в октябре новой национальной валюты, о том, с чем имеет смысл идти на конференцию стран-доноров в Мадриде и что говорить о перспективах экономической политики в Ираке. Словом, была нужда в обсуждении вполне конкретных проблем сегодняшней жизни и экономического обустройства. В основном все сводилось к ближайшим трем месяцам.
- То есть на ближайшее время картина прояснилась...
- Да, конечно. Дело в том, что в первые четыре месяца заботы временной администрации, а позже и временного иракского правительства были связаны с элементарными вещами - как наладить снабжение электричеством и водой, как обеспечить хоть какой-то уровень законности и порядка. Затем возникли иные, тоже срочные задачи. Дело в том, что вся система функционирования иракской экономики и общества предполагала, что они - продукт тоталитарного режима. Приведу лишь один пример. Одна из самых острых проблем в Ираке - дефицит бензина. Цена на бензин традиционно в Ираке была примерно в 10-20 раз ниже, чем даже в соседних, богатых нефтью государствах. Когда у вас закрытая граница, закрытая экономика, то почему бы и нет? После краха режима пограничная служба разбежалась, границы открылись. Теперь представьте себе, у вас бензин в 10-20 раз ниже, чем в Катаре. Что вы делаете? Покупаете бензин и везете продавать в Катар.
Нефти в Ираке относительно много, а нефтепродуктов-то нет. В рамках программы "Нефть в обмен на продовольствие" нефть вывозится, и доходы в значительной степени тратятся на то, чтобы ввезти нефтепродукты, положим, из Катара. А потом иракцы скупают эти нефтепродукты и везут перепродавать в тот же Катар. И подобных проблем, возникающих в дирижистской экономике, немало.
Например, проблема валютного курса. Валютный курс при саддамовском режиме по разным сделкам и операциям отличался в тысячу раз. Обменный курс, скажем, для официальных делегаций - 3 доллара за динар, курс черного рынка - 3000 динаров за доллар. Еще одна проблема - система рационированного распределения продовольствия. Она предполагает, что вам дают по карточкам продукты по ценам в несколько десятков раз ниже рыночных. Естественно, значительная часть населения перепродает эти продукты, потому что набор не тот, который нужен вашей семье. Возникает черный рынок. Больше того, в условиях ослабления политического контроля возникает серьезный риск того, что эти продукты просто перестанут попадать к тем, кому они формально предназначены. Все эти проблемы мы и обсуждали.
- Пути решения наметились?
- Да. Если иракцы не хотят постоянно поддерживать дефицит бензина и тратить огромные деньги на завоз продовольствия, то им придется либерализовать цены на бензин. Что касается системы рационирования, тут придется думать о том, как из нее выходить. Система же множественных валютных курсов крайне опасна с точки зрения возникновения коррупции. Надо вводить новую валюту. А уж дальше будем думать, какую курсовую политику проводить. Но еще раз подчеркиваю, мы не объясняли иракским коллегам, как им надо жить. Мы лишь говорили о том, какие преимущества и недостатки в краткосрочной и долгосрочной перспективе имеют разные варианты политики валютного курса.
- В чем сходство и в чем отличие исходных условий по реформированию экономики России и Ирака?
- Российские реформы в 1991 году приходилось проводить в ситуации глубокого кризиса, когда страна обанкротилась, прекратила платить по долгам, когда валютные резервы были равны нулю, а снабжение продовольствием крупных городов нельзя было обеспечить. Проблемы, стоящие перед Ираком, несколько проще. Ираку не надо готовиться к зиме. В Ираке в отличие от России не был в полном объеме уничтожен частный сектор и торговля существует. Да, там есть нарушение рыночного равновесия, связанное с системой рационирования, но все же тотального дефицита нет. При этом есть серьезные проблемы, связанные с функционированием инфраструктуры, электроэнергетика в тяжелом положении, то же относится к снабжению водой. Решение экономических проблем замыкается на проблеме обеспечения законности и порядка. Крах тоталитарного режима всегда является и крахом системы обеспечения законности и порядка.
- И все же в 100-страничном плане, подготовленном американскими экономистами по завершении горячей фазы военной операции, иракской экономике прописана "шоковая терапия" именно по российскому сценарию. Согласны ли вы с тем, что это оптимальный для Ирака вариант, или же передовая экономическая мысль изобрела более щадящие технологии скоростного и не слишком затратного реформирования?
- Эта тема в Багдаде обсуждалась. Но вопрос тут сводится не к тому, нужна ли "шоковая терапия" или щадящая реформа. Он звучит так: в какой степени быстрыми и энергичными должны быть преобразования, является ли их рассрочка способом облегчить решение проблем Ирака? По моему мнению, по мнению всех участников конференции с восточноевропейской стороны, не является. Скажем, в Венгрии была возможность подготовить реформу заранее, в рамках старого режима, и реформы там, естественно, проходили легче. В Ираке же другая ситуация.
Что говорили иракские политики? Издержки, связанные с реформами, приходят сразу, а результаты - гораздо позже. На что мои коллеги из Восточной Европы отвечали: да, это чистая правда, но надо понять, что если вы их не проведете, то результатов вообще не будет. Проблемы в посттоталитарном обществе имеют тенденцию лишь обостряться. Конечно, не надо думать, что вам кто-нибудь будет аплодировать, поставит памятник и скажет спасибо. Но если вы ничего не будете делать, то все равно ни памятников, ни аплодисментов не будет.
- В каком режиме будут работать в Ираке иностранные консультанты?
- Нас спросили, готовы ли мы приехать, если будет необходимость. Мы ответили: да.
- Вы готовы к тому, что большая доля ответственности ляжет в том числе и на вас?
- Забавная выходит ситуация: когда мы обсуждаем 1991-1992 годы, то говорим о тяготах, связанных с реформами, забывая, что было в октябре 91-го. Все стояли по четыре часа в очереди, прилавки пустовали. И это как бы было полное счастье, а потом начались тяготы.
- Видно, новые тяготы затмили прежние. Так или иначе, но консультировать по таким вопросам - дело не слишком благодарное. Что подвигло вас согласиться?
- Ирак - большая и важная для мира страна, богатая, все мы заинтересованы в хороших с ней отношениях. Надо быть абсолютно безответственным человеком, чтобы отказаться поделиться опытом, который может быть полезен для народа, находящегося в тяжелом положении, из-за опасений, что потом тебя в чем-то упрекнут.
- От каких ошибок, учитывая опыт российских реформ, вам хотелось бы уберечь иракцев?
- В первую очередь мне хотелось им объяснить специфику проведения экономической политики в условиях слабого государства. Надо делать все, чтобы оно стало сильным. Но следует понимать, что это вопрос многих лет и усилий. Мы обсуждали, как приспособить экономическую политику не к идеальным условиям, когда у тебя за спиной стоит полицейский, который ловит воров, когда электростанции защищены, когда есть эффективно работающая система обеспечения исполнения контрактов, суды, нормальная налоговая система. В условиях слабого государства надо вырабатывать стратегию формирования всех этих институтов и проведения экономической политики.
- Выходит, вы считаете, что все издержки переходного периода обусловлены объективной ситуацией и просчеты тут ни при чем? Например, были ли допущены ошибки в реформировании российской экономики?
- Допущена масса технических ошибок. Например, в январе1992 года мы ввели систему регулирования внешней торговли, которая была намного сложнее, чем та, которую реально могла обеспечить наша бюрократия. Таких ошибок было немало. Но их значение, по моему глубокому убеждению, несоизмеримо со значением проблем, вытекавших из политического процесса. Масса вещей сделана неправильно, на мой взгляд, потому, что для верных решений не было политических возможностей. Скажем, самая драматическая крупномасштабная ошибка - сочетание в 1995-1998 годах жесткой денежной политики и мягкой бюджетной - имела чисто политический характер. Любой квалифицированный экономист понимает, что это путь к катастрофе. Тем не менее такую политику проводили, думая, что удастся добиться ужесточения бюджетной политики, которая подкрепит жесткую денежную, и остановленная инфляция подкрепится бюджетным балансом. А это вопрос не техники, а того, можно ли договориться с парламентским большинством.
- Как вы оцениваете ход структурных преобразований в России? Достаточно ли либерален курс нынешнего правительства?
- Он колеблется. То, что было сделано в 2000 и 2001 годах, на мой взгляд, крайне важно и позитивно - начиная от плоского подоходного налога и кончая новым законодательством о собственности на землю, судебной и уголовно-процессуальной реформой. Но реформы, к сожалению, довольно быстро начали затухать, а к началу этого года и совсем выдохлись. Конечно, период подготовки к парламентским и президентским выборам - не тот, когда можно ждать либеральных реформ. Тем не менее обидно за потерянное время.
- Президент России поставил задачу удвоения ВВП к 2010 году. Насколько, на ваш взгляд, она реальна?
- Я бы сказал так: хотеть не вредно. Кстати, если посмотреть внимательно, то президент поставил две задачи: удвоение ВВП к 2010 году и удвоение ВВП за 10 лет. Если возьмем калькулятор, то увидим, что это дает разные темпы роста. И я, конечно, был бы рад, если бы мы добились удвоения ВВП либо за 10 лет, либо к 2010 году. Но я против того, чтобы подобного рода амбициозные цели становились основанием для авантюр в области финансовой и денежной политики. Я буду категорически против всего, что связано с включением подобного рода прогнозов в бюджетный процесс. Если мы заложим их в бюджетные проектировки, исходя из которых надо платить деньги учителям, врачам, военным, а потом эти темпы не будут обеспечены? К счастью, бюджет на будущий год никаких таких авантюр не включает.
- Есть ли какие-то ноу-хау, чтобы достичь форсированного роста ВВП?
- Нет патентованных рецептов обеспечения форсированного экономического роста. Есть патентованные рецепты катастроф. Если вы хотите добиться экономического роста, то примерно можно понять, что для этого надо сделать, но именно примерно. Вся экономическая литература последних десятилетий мало что добавляет к тому, что писал в свое время Адам Смит. По сути все сводится к следующему: для того чтобы обеспечить быстрый экономический рост, нужен мир, низкие налоги и разумные законы.
- А как вы оцениваете идею направить золотовалютные резервы на инвестиции?
- Как идиотизм. Дело в том, что золотовалютные резервы обеспечивают устойчивость российской денежной системы, постепенное повышение рейтинга России, создающее основу притока иностранных инвестиций. Скажите, если бы завтра у вас рубль начал плясать по отношению к доллару - там, с 30 до 60, до 120, - у вас было бы страстное желание держать свои активы в рублях? Ведь не было бы? Он не пляшет, потому что у вас денежная база с переизбытком покрыта золотовалютным резервом. ЦБ всегда имеет возможность контроля за всем, что происходит с курсом. Почему? Потому что у него есть золотовалютные резервы. Это знают российские граждане, которые в большей степени начинают хранить деньги в рублях. Это знают российские предприниматели, которые начинают вкладывать деньги в инвестиции. Это знают иностранные предприниматели - иностранные инвестиции начинают быстро расти в России.
Теперь представим, что мы потратили эти золотовалютные резервы. Скажем, возьмемся реки перебросить. Отлично, перебросим. А после этого иностранный инвестор скажет: выберу-ка я для инвестиций другую страну, где не скопилось такое количество идиотов на борту одной лодки. Российский инвестор подумает: рублевые сбережения, очевидно, обесценятся, если разбазарить золотовалютные резервы, и возникнет ситуация, похожая на 1998 год.
- Надо полагать, инициатива правительства о создании стабилизационного фонда вам по душе?
- Первые разработки по созданию стабилизационного фонда велись у нас в институте. Эти работы мы направляли в правительство, был у нас и законопроект по этому поводу. Мы его обсуждали в Минфине и правительстве. Были, конечно, внесены некоторые разумные коррективы. Но по большому счету это наша идея, и мы ее, разумеется, поддерживаем. Для нефтедобывающей страны, в которой нефтяные доходы являются существенным фактором, влияющим на платежный баланс и бюджет, это крайне полезное решение.
- Возвращаясь к ситуации в Ираке. У вас уникальный опыт по разгосударствлению, в том числе и нефтяной отрасли. Пригодна ли, на ваш взгляд, российская схема для Ирака?
- Мы с самого начала договорились с временной администрацией и иракскими коллегами, что мы не готовы обсуждать сюжет, связанный с тем, что Ираку делать со своей нефтью. Это политический вопрос, и это иракский вопрос.
- И все же на совещании нефтяная проблема как-то прозвучала?
- Как раз в таком виде. Я сказал, что мы не обсуждаем вопросы приватизации, неприватизации, структурирования, неструктурирования нефтяного сектора. Ясно, что это стратегический вопрос, и им должно заниматься легитимное, признанное в мире иракское правительство. Понадобится наш совет, мы его дадим.
- Каковы шансы российского бизнеса сохранить интересы в Ираке?
- Не хотел бы гадать. Есть объективный интерес, связанный с тем, что у нас длинная история экономических связей. И дело не сводится к нефтяной отрасли. Мы крупные поставщики оборудования для электроэнергетики, железных дорог Ирака. У нас много заказов, которые размещал не только Саддам Хусейн, но и ООН. Мы выигрывали тендеры, у нас есть технические разработки, экспериментальные образцы. Что-то запущено в производство. Если сейчас эти заказы перебрасывать, это в два-три раза дольше и, как правило, дороже. А вопрос времени сегодня - ключевой политический вопрос для Ирака. Многие иракцы искренне не понимают, как американцы, которые умеют запускать ракету, попадающую в круг диаметром около трех метров, никак не могут наладить электроснабжение Багдада. Мы можем помочь решить эту проблему. Надеюсь, что в этой связи контракты будут реализованы.