Стагфляция как предупреждение

В январе руководители Центробанка несколько раз произнесли слово «стагфляция», имея в виду не столько описание нынешней ситуации, сколько потенциальную угрозу. Критики тут же указали на то, что стагфляция — термин, вошедший в повседневный лексикон экономистов после безуспешных попыток нескольких американских правительств повысить темпы экономического роста за счет активной денежной политики в 1970-е — это нечто принципиально отличающееся от того, что происходит у нас. Действительно, российская инфляция, довольно высокая по мировым меркам (прежде всего по меркам тех стран, которые Россия хотела бы догнать), еще снизилась в последние годы и находится близко к рекордно низкому уровню в новейшей истории нашей страны. Уровень безработицы низок, и нет особых причин ожидать нового скачка. Единственный из трех основных компонентов стагфляции (низкий рост, высокий уровень безработицы, высокий уровень инфляции) — это низкие темпы роста в прошлом году и ожидающиеся в ближайшие годы.

Тем не менее слова про стагфляцию произносятся по делу. Таким образом руководители ЦБ и эксперты-экономисты говорят о том, что более активная денежная политика, к которой подталкивает ЦБ часть промышленников и политиков, не даст ничего, кроме инфляции. В другой ситуации снижение ставки дисконтирования — простейший и традиционный способ смягчения денежной политики — привело бы к увеличению производства: по этой ставке банки занимают деньги у ЦБ — очевидно, что ставка процента, по которой они дают деньги предпринимателям, не может быть меньше и, значит, снижение ставки дисконтирования увеличивает доступность кредита. Страны, в которых такое снижение не приводило к повышению инфляции (например, США в начале 2000-х), активно проводили такую политику. Однако в нашей ситуации — дополнительно более сложной сейчас из-за снижающегося курса рубля — надежд на то, что инфляция не вырастет, еще сильнее снижая доходы граждан, очень мало. (Строго говоря, это рабочая гипотеза, которая в идеале подтверждалась бы большим числом научных работ, чем у нас делается сейчас.)

Слова про стагфляцию говорят также о том, что ЦБ опасается давления со стороны президента и парламента в отношении денежной политики. Как это всегда бывает, в политическом пространстве роль играет не столько общая политическая сила, сколько ее концентрация. От инфляции проигрывают десятки миллионов граждан, но потери каждого заметны не очень сильно. От более низкой ставки дисконтирования выиграют напрямую немногие, но их политическое представительство намного сильнее. (Точно так же обстоит дело с обменным курсом: выгод от плавающего курса в нашей ситуации больше, но голоса сторонников фиксированного курса — или даже какого-то конкретного уровня — гораздо слышнее.) Важно, чтобы независимость ЦБ в отношении денежной политики не подвергалась сомнению.