Кризис нового типа

Шесть лет Россия переживает один из самых «тучных» периодов своей истории. Рост производства, доходов населения и потребления опирается на глобальный сырьевой бум. Цены на нефть остаются высокими так долго, что экономическая политика начинает подстраиваться под допущение, что углеводороды будут дороги до скончания века. Чиновники утешают себя тем, что за годы изобилия Минфину и ЦБ удалось скопить внушительные резервы и, если цены на сырье, как им и полагается, упадут, денег у государства хватит на пару лет.
Генералы всегда готовятся к предыдущей войне, иронизирует главный экономист ING Barings Юлия Цепляева. Готова ли страна к кризису иного типа, чем в августе 1998 г., когда придется расплачиваться не за безответственность государства, а за перехлесты потребительского бума в сырьевой экономике? Для основательно закредитованного среднего класса и частных банков очередная перестройка может оказаться не менее болезненной, чем в августе 1998-го.

Пирамида Кецалькоатля
Сквозь официальные прогнозы и программы разглядеть угрозу непросто. К концу 2008 г. средний житель России станет на 27,2% богаче, чем в 2005 г., производство товаров и услуг вырастет на 18,1%, а банки выдадут полмиллиона ипотечных кредитов.
Осенью директор Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) Андрей Белоусов предупредил, что в 2008–2009 гг. Россию может накрыть финансовый кризис. S&P ожидает, что в этот период по миру прокатится волна корпоративных дефолтов, а России угрожает схлопывание «пузырей», надувшихся из-за притока в страну спекулятивных капиталов в 2005–2007 гг. Сегодня Белоусов работает заместителем Германа Грефа. В своем долгосрочном прогнозе Минэкономразвития констатирует: «В 2009–2011 гг. вероятно существенное ухудшение мировой конъюнктуры, и если к этому времени зависимость экономики от экспорта топливно-сырьевых ресурсов в достаточной мере не сократится, неизбежной станет пауза роста». Иными словам, в трех–пятилетней перспективе России как экспортеру сырья грозит очередной внешний шок.
Повинуясь гипнотическому воздействию Германа Грефа, государство не будет ждать, пока кризис возьмет страну за горло. Главное—подвести экономику к критическому рубежу основательно диверсифицированной. Ради диверсификации казна потратит в 2006–2008 гг. как минимум 500 млрд руб. на национальные проекты. Еще 210–220 млрд руб. будет перекачано через инвестиционный фонд в инфраструктурные отрасли, благо претендентов на госинвестиции хоть отбавляй—от РАО «ЕЭС России» до Росавтодора и губернатора Санкт-Петербурга. В очередь за дешевыми кредитами госбанков выстроились государственные концерны—АвтоВАЗ, которому требуется $5 млрд на победу над иномарками, атомщики под руководством Сергея Кириенко, которым на возведение 40 новых энергоблоков в течение ближайших 25 лет хватит $60 млрд.
Россия не первая страна, которая пытается ускоренно модернизировать экономику на сырьевую ренту. Проблема в том, что мало кому удавалось диверсифицировать сырьевое хозяйство в сроки, отпущенные мировым экономическим циклом.
В 1976 г. президентом Мексики стал классик литературы «магического реализма», автор романа «Пирамида Кецалькоатля» Хосе Лопес Портильо. За два года до его избрания на шельфе Мексиканского залива были открыты крупные залежи нефти. В 1972–1980 гг. мексиканская нефтедобыча выросла почти в четыре раза–до 1,9 млн баррелей в сутки. К тому же в 1979–1981 гг. стоимость барреля подскочила с $12 до $40. Если до 1974 г. доля нефти в экспорте Мексики была 0,5%, то в 1980 г. углеводороды обеспечивали уже 67,3%. Портильо направил нефтедоллары на масштабные инвестиционные проекты. Доля госрасходов в ВВП с 20% в конце 1960-х увеличилась до 50% в 1982 г. Экономика росла со скоростью 8,4% в год. Но даже плавное снижение цен (в 1981–1983 гг. баррель подешевел с $40 до $30) положило конец эйфории—песо рухнул на 70%, бюджетные расходы были резко сокращены, незавершенное строительство заморожено. Мексика на полном ходу въехала в латиноамериканский долговой кризис.

Сырьевой шок
По одному из сценариев Минэкономразвития цена Urals падает с $51 до $27 за баррель к 2009 г. «Почти двукратное падение нефтяных цен станет шоком для экономики, темпы роста упадут до 3–3,5%»,—констатирует директор департамента Минэкономразвития Андрей Клепач. Но тут же успокаивает: «Это чисто виртуальный сценарий. Минфин требует от нас рассчитывать падение нефтяных цен до уровня цены отсечения для стабфонда. Никто такого не прогнозирует». Как сказать: глава BP Джон Браун, например, ожидает, что в среднесрочной перспективе нефть подешевеет до $40, а в долгосрочной, лет через пять-десять—до $20–35.
Мощным отрезвляющим фактором для России станет даже простое прекращение роста цен, констатирует главный экономист «Тройки Диалог» Евгений Гавриленков. Ведь компенсировать его наращиванием добычи, похоже, не получится. В прошлом году темпы роста добычи энергоносителей, нефти и газа, упали до 1,8% с 7,7% в 2004 г. Если предположить, что тренд удастся переломить и с 2005 по 2009 г. страна увеличит экспорт нефти на 10%—до 283 млн т, то даже при комфортной для бюджета цене $40 за баррель приток нефтедолларов в страну сократится в 2009 г. почти на $10 млрд—до $72,6 млрд. Вместе с нефтью подешевеют и газ и, вероятно, металлы, на экспорте которых Россия заработала в прошлом году $34 млрд. Сталь, по прогнозу Кирилла Чуйкова из «Уралсиба», к 2009 г. упадет в цене примерно на 30%: скажет свое слово Китай, который постепенно превращается в крупного экспортера. Медь, прогнозирует Чуйков, станет дешевле на 20%, а никель—на 40%.
Для сырьевых корпораций в снижении экспортной выручки нет ничего смертельного, даже если к началу 2009 г. бремя внешнего долга вырастет у них, как прогнозирует ЦМАКП, со $100 млрд до $160 млрд (правда, это консервативный прогноз). Падение спроса на сырье заставит их «просто» резать свои инвестиционные программы, замораживать зарплаты и увольнять сотрудников.
Государственный сектор тоже способен относительно легко пережить пару-тройку «тощих» лет. К 2009 г. в стабилизационном фонде накопится больше $150 млрд. Этого хватит на то, чтобы несколько лет платить повышенные зарплаты чиновникам, военным и простым бюджетникам—врачам и учителям, а также на то, чтобы финансировать дефицит Пенсионного фонда. Но буму государственных инвестиций придет конец. И тогда символичным напоминанием о последних годах правления Путина станут призраки недостроев, раскинувшихся от Дальневосточного до Северо-Западного и Южного федеральных округов.

Банковский срыв
По виртуальному сценарию Минэкономразвития сальдо торгового баланса сократится к 2009 г.более чем в 10 раз—до $7,8 млрд. Резкое сжатие сальдо несет в себе серьезный риск девальвации, причем она не будет иметь стимулирующего эффекта, как в 1998 г. «Тогда у нас были большие свободные мощности—теперь их нет»,—поясняет Дмитрий Белоусов из ЦМАКП.
Особо чувствительные потери из-за девальвации может понести банковский сектор, внешняя задолженность которого к октябрю прошлого года превысила $43 млрд. Два года назад банковскую систему бросило в жар и по куда менее серьезному поводу: ЦБ неправильно оценил ситуацию с ликвидностью и начал зажимать денежную массу, а финансовая разведка поймала на отмывании денег пару столичных банков.
Падение экспортных доходов опасно для банков и без всякой девальвации. Выручка, продаваемая экспортерами Центробанку, остается главным каналом монетизации экономики. Стоит ему пересохнуть—и хрупкость банковской системы обнажится куда нагляднее, чем весной–летом 2004 г.
К моменту испытаний банки подойдут с ослабленными балансами. К 2009 г. сумма банковских активов вырастет, по прогнозу ЦБ, с нынешних 43% ВВП до 55–60%. По оценкам аналитика московского бюро Standard & Poor's Ирины Пенкиной, в случае рецессии проблемными могут оказаться от 50 до 75% выданных кредитов. «При ухудшении конъюнктуры фрагментированная банковская система окажется особо уязвимой, поскольку многочисленные кредиты обязательно окажутся невозвратными, а сама система еще не проходила серьезной проверки на прочность»,—резюмирует президент ИК «Атон» Евгений Юрьев.
Институт экономики переходного периода недавно предупредил, что кредиты, неосмотрительно выданные госбанками госкомпаниям, могут через пару лет утянуть банковскую систему на дно. «Государство у нас начало возрождать великую советскую индустрию,—тревожится вице-президент РСПП Игорь Юргенс.—Может быть, это хорошо просчитанные шаги, а может, и нет. Государству нетрудно уговорить ВТБ или Сбербанк дать многомиллиардные кредиты и таким образом набрать риски». Агрессивность госбанков тревожит и Владимира Рашевского, председателя правления компании СУЭК: «Специализированные госбанки должны больше заниматься инфраструктурными проектами государственного значения, стимулировать экспорт, другие важные государственные задачи решать».
Наступление госбанков вынуждает «частников» рисковать. Объем потребительских кредитов вырос в 2003–2005 гг. более чем втрое—с 1,3 до 5% ВВП. Качество этих активов падает: доля просроченных кредитов населению выросла за 2005 г. с 1 до 2%, а без учета консервативного Сбербанка—до 3,4%. «Официальная статистика занижена примерно вдвое,—предупреждает эксперт ЦМАКП Олег Солнцев.—Банки не заинтересованы показывать свои проблемы. Через два-три года просроченная задолженность может достичь 10%, а это уже опасная отметка».
Розничный рынок очень выгоден: реальные ставки по потребкредитам доходят до 60%. «Население адаптировалось к росту доходов на 10–12% в год, но долго так продолжаться не может,—констатирует президент Альфа-банка Петр Авен.—Большой вопрос, как поведут себя те, кто взял кредиты, когда рост закончится. Тут возможны не самые оптимистичные сценарии». «Опасность в том, что мы ни разу не проходили через потребительские кризисы, нет опыта, причем ни у людей, ни у банков»,—говорит Рашевский. Зато такой опыт есть у Южной Кореи. В конце 2003 г., когда доля просроченных потребительских кредитов достигла 12%, «пузырь» лопнул и сообщения о самоубийствах неплатежеспособных заемщиков заняли почетное место в программах теленовостей. Российские банки куда слабее корейских. Средняя величина активов коммерческого банка в России $100 млн, в Южной Корее—$4 млрд.

Сумерки буржуазии
Потребительский бум, подпитываемый вынужденной агрессивностью частных розничных банков,—самое наглядное выражение «головокружения от конъюнктуры». Но «пузырь» надувается не только в моллах.
Самый популярный биржевой «градусник», индекс РТС, вырос с начала 2005 г. на 125%. А к середине февраля капитализация фондового рынка вплотную приблизилась к 80% ВВП. Для сравнения: капитализация итальянских и германских фондовых рынков колеблется в районе 60% ВВП. Падение цен на нефть заставит инвесторов признать, что они переоценили перспективы российской сырьевой экономики. В 2000–2001 гг. разочарование инвесторов в перспективах высокотехнологичных компаний обрушило индекс NASDAQ на 70%.
Другой «пузырь», подогретый нефтедолларами, вздулся на рынке недвижимости. В 2000–2005 гг. цена 1 м2 московского жилья выросла в три раза, а в начале этого года оно снова стало стремительно дорожать. Только за март столичные квартиры, по оценке аналитического центра IRN.ru, подскочили в цене на 7%—до $2700 за 1 м2. При этом треть московских квартир, по оценкам того же центра, покупается для инвестирования.
Быстро дорожающие активы вроде акций или недвижимости в силу своей доступности мелким инвесторам порождают так называемый wealth effect—рост «богатства», или стоимости принадлежащих «рантье» инвестиционных активов. Растет и потребительский спрос. Насколько рост виртуального благосостояния 2–3% самых богатых россиян влиял в последние годы на резкое увеличение потребительских рынков, никто толком не исследовал. Однако из мирового опыта известно, что обесценение виртуального капитала чревато затяжным спадом. Вот почему экономисты так пристально следят за рынком недвижимости в США: если после нескольких лет бурного роста жилье начнет дешеветь, американские потребители—а именно они главный двигатель нынешнего подъема—затянут потуже пояса, и тогда держись, мировая экономика. Обвал на рынке недвижимости неприятен еще и тем, что выход из него очень долгий. Главный экономист American Express Джон Калверли, например, обращает внимание на то, что после краха в 1989 г. номинальные цены на британскую недвижимость достигли докризисного уровня только 10 лет спустя, но с учетом инфляции они и в 1999 г. были вдвое ниже, чем до обвала.

$27 за баррель либерализма
Из лихорадочных попыток «подстелить соломки» в виде госинвестиций вряд ли выйдет что-нибудь путное. «В экономике усиление роли государства обычно ничем хорошим не заканчивается»,—отмечает Авен.
Программа действий на черный день у российских властей имеется. Ee написали шесть лет назад в Центре стратегических разработок. Никто тогда не думал, что $50—справедливая цена за баррель нефти. Акцент делался не на сырьевую ренту, а на создание институтов—судебной системы, конкурентных рынков, эффективного госаппарата. Правительство программу одобрило и даже начало выполнять, но потом отвлеклось на более интересное занятие—передел сверхдоходов. Если избирателям впервые с 1998 г. придется ограничивать свои запросы, немодный нынче либерализм снова будет востребован как способ найти наконец источники роста, которые не зависят от успехов нигерийских повстанцев и ураганов на юго-восточном побережье США.