Ресурсное богатство увеличивает политические риски

Сейчас экономика готова противостоять падению цен на нефть намного хуже, чем 3 года назад. Наша задача вернуться на тренд 2000-2003 годов, когда инфляция снижалась на 2% в год.

Политэкономическая ситуация в России складывается парадоксальным образом: по мере того, как краткосрочные перспективы выглядят все лучше, среднесрочные и долгосрочные все неопределеннее. И похоже, что текущая стабильность непреодолимо парализует принятие необходимых решений, которые позволили бы избежать резкого ухудшения ситуации. Директор Института экономики переходного периода Егор Гайдар в интервью «Газете.Ru–Комментарии» рассуждает о непредсказуемости последствий экономической политики.

Егор Тимурович, как вы описали текущий политико-экономический процесс?
Экономика России развивается динамично. Она вышла из стадии переходного периода. Резервы восстановительного роста в основном исчерпаны. В последние два-три года экономический рост имел инвестиционную основу. Его качество неплохое. Он не сконцентрирован только в топливно-сырьевом секторе. Есть динамично развивающиеся несырьевые отрасли. Правительство проводит ответственную макроэкономическую политику. Она на протяжении последних шести-семи лет вызывает уважение у председателей центральных банков, министров финансов ведущих в мире стран. Хотелось, чтобы она была еще лучше. Мне не нравятся признаки ее ослабления в последние годы. Но я реалист, понимаю, что в условиях высоких нефтяных цен, избежать снижения уровня финансовой дисциплины трудно. Структурные реформы, проведенные в начале 2000-х во многом определяют сейчас стабильность бюджета и динамику экономического роста. Это о позитивном.
Теперь - к неприятному. Структурные реформы после 2003 года остановились. Осталось много нерешенных вопросов. Шансы на то, что в их решении в ближайшее время будет достигнут прогресс - невелики. Экономика по-прежнему зависит от непредсказуемой конъюнктуры сырьевых рынков: нефти, нефтепродуктов и газа. Российская экономика сегодня столь же завит от конъюнктуры нефтяного рынка, как Советский Союз начала 80-х. Моя последняя книга «Гибель империи. Уроки для современной России» посвящена именно этому. Конечно, российская экономика лучше, чем советская приспособлена к тому, что цены на топливо могут снижаться. Но и сегодня, несмотря на накопленные валютные резервы, приспособиться к тому, что они выйдут на средний многолетний уровень труднее, чем было 3 года назад. Поток нефтяных доходов усиливает давление на органы власти, подталкивает их к тому, чтобы принять неснижаемые обязательства.
Если 2-3 года назад падение цены на нефть до 15 долларов за баррель создало бы в российской экономике неприятности, но не имело катастрофических последствий, то сейчас снижение цен даже до 25 долларов за баррель создаст серьезные проблемы.Если кто-то полагает, что накопленные валютные резервы - надежная страховка, он ошибается. Наши сценарии прогнозов показывают, что в ближайшие три года России, с экономической точки зрения, серьезные проблемы не грозят. Но это три года. Прошлый период низких цен на нефть, последовавший за полосой экстремально высоких, продолжился не три года, а 17.
Россия сейчас испытывает те же проблемы с теми, что и другие страны со схожим политическим устройством?
Мы не единственная страна, экономика которой зависит от конъюнктуры ресурсных цен. Среди них есть и высоко развитые государства, например, Австралия. Самая развитая по рассчитанному ООН индексу человеческого развития страна - Норвегия. Ее экономика также зависит от колебания цен на нефть. Управление норвежским стабилизационным фондом - признанный пример эффективного использования доходов, связанных с высокими ценами на нефть. На первое января 2006 года норвежский стабилизационный фонд по отношению к ВВП превышал российский, который многим у нас кажется беспредельным по размерам, в 12 раз. Норвежцы не хотят ставить под угрозу привычные для них социальные гарантии, закрывать госпитали, школы, и университеты, когда и если цены, как это случалось, упадут с 80 долларов до 10. Но и для развитых демократий колебания нефтяных цен порождают проблемы.
В Норвегии после создания стабилизационного фонда ни одна проправительственная коалиция на выборах не побеждала.
Политический застой в странах с близким с нашим устройством, это тоже неизбежное следствие высоких цен на нефть?
Бывает по-разному. Если на страну с устойчивыми традициями демократии падает поток нефтяных доходов, это обычно не создает угроз демократическим институтам. В стране, где таких устоев нет, ресурсное богатство увеличивает политические риски.
Является ли выхолащивание демократических процедур у нас неизбежным следствием ресурсного богатства или это результат осознанного выбора. Когда скажем, либералы согласились на непарламентское, по сути, принятие бюджета, то они обменяли процедуру на качество бюджета.
Когда и если в стране с доходами бюджета дела идут хорошо, правительство может позволить себе не договариваться с гражданами. Европейский политический режим вырос из демократии налогоплательщиков. Чтобы вести войны, не быть завоеванными, власти нужно было собирать налоги. Опыт продемонстрировал европейским государствам, что если они хотят получать деньги налогоплательщиков, с последними приходится договариваться. Именно из этого понимания выросли парламенты. Они имеют обыкновение задавать властям не слишком приятные вопросы: куда будут потрачены деньги, осмысленны ли траты. Ресурсные доходы позволяют исполнительной власти на подобные вопросы не отвечать. Это связывает ресурсное богатство с риском для прав и свобод граждан. На это накладывается еще одна проблема.
Когда цены на экспортное сырье велики, легко подумать, что жизнь комфортна, потому что ты правильный, умный и энергичный, убедить себя в том, что никакая демократия не нужна.
Бюджеты принимались не публично еще до того, как цены на нефть поднялись и именно тогда, вы в частности говорили о том, что может быть не все процедуры соблюдены, но бюджет за многие годы сбалансирован.
Бюджеты 1999 - 2003 годов были приличными, но принимались в рамках нормальной парламентской процедуры.
Сейчас вам кажется, что размен хороший бюджет на демократические процедуры был оправдан?
На мой взгляд, нет. Бюджетные процедуры выработаны не самыми глупыми людьми. Именно они заложили основу того набора фундаментальных изменений в жизни общества, который называется современным экономическим ростом. Принимал участие в бюджетном процессе, работая в правительстве и в парламенте. Хорошо понимаю, что правительству хочется минимизировать проблемы связанные с прохождением бюджета в Думе. Да, среди депутатов есть откровенные лоббисты, которым платят за принятие того или иного решения. От правительства требуется большое умение, чтобы минимизировать ущерб, связанный с этим. Но вместе с тем, это тот случай, о котором можно сказать: «На то и щука в реке, чтобы карась не дремал». Когда министр знает, что ему зададут много вопросов, на которые придется отвечать, он постарается быть четким, готовым к аргументированным ответам. Он должен много раз проверить параметры бюджета, быть готовым вносить коррективы, если в процессе обсуждения увидит, что ошибся. Это повышает качество бюджетного процесса.
Не происходит, как было с законом о монетизации льгот, ошибок, при которых расчеты оказываются неточными не на проценты, а в разы.
Сейчас экономическая дискуссия во многом сконцентрирована вокруг стабилизационного фонда, инфляции и укрепления рубля. Какой, по-вашему, могла бы быть разумная политика в этой сфере?
То, что экономика во многом похожа на медицину, известно давно. Обсуждал эту тему с одним замечательным врачом. Мы согласились в том, что когда защитили кандидатские диссертации, считали, что понимали в экономике и медицине почти все. Следующие десятилетия заставили относиться к вопросу о своих знаниях осторожнее. Укрепление реального курса рубля, повышение процентных ставок - сложные и трудно прогнозируемые материи. Есть вещи, которые прогнозировать легко. Если ограничим масштабы заимствований российских государственных компаний, это сдержит укрепление реального валютного курса рубля, повысит темпы экономического роста. Если в рамках бюджетного процесса снизим цену отсечения по нефти, это скажется на снижении инфляции позитивно. И то и другое очевидно. К сожалению, принять такие меры в рамках политического процесса, непросто.
Дальше все сложнее. Если увеличим процентную ставку, непросто ответить на вопрос, как это повлияет на развитие экономических процессов в России. Надо учитывать влияние двух противоположных тенденций: повышая процентную ставку, мы увеличим спрос на деньги в нашей стране и одновременно стимулируем приток в Россию краткосрочного иностранного капитала. Что перевесит?
Моя гипотеза - перевесит тенденция повышения внутреннего спроса на деньги.
Но это гипотеза, которую нужно проверять шаг за шагом, каждый день анализируя ситуацию на денежных рынках.
В последний месяц очевидно для снижения инфляции денежные власти пошли на укрепления рубля.
Это так, но они действуют осторожно.
Последствия этих мер можно оценивать уже в течение месяца.
Понимаю аргументы влиятельных в денежной политике людей, который выступают за политику номинального укрепления рубля. При другой денежной истории она разумна.
Но в долларизованной экономике, где значительная часть населения по-прежнему хранит свои сбережения в иностранной валюте, есть риск, что такая линия спровоцирует рост предложения валюты.
На протяжении последних 9 лет Центральный банк в четвертый раз пытается встать на этот путь. Каждый раз этот поворот порождал схожие проблемы. Надеюсь, что на этот раз он будет успешным. Пока это не очевидно.
То есть антиинфляционная политика в нынешних условиях не может быть более успешной?
Наша задача вернуться на тренд, который был характерен для российской экономики в 2000-2003 годах. Тогда инфляция снижалась на 2% в год. В 2002 году многие были убеждены, что так будет и дальше. Спрос на деньги - один из самых сложных параметров в экономической динамике. Объяснить понятие спроса на деньги не экономисту непросто. Он всегда скажет, что такой спрос безграничен. На деле это сложно прогнозируемый параметр, на который влияет много факторов. Именно он определяет связь между ростом денежного предложения и темпами инфляции.
В 2003 году российские власти приняли решения, изменившие тенденции динамики спроса на деньги.
Возможно, они усилили чувство неопределенности, непредсказуемости экономических процессов в нашей стране Общество не обязано давать властям отчет, почему денежное поведение изменились.
Как на это чувство влияет проблема 2008 года?
Она серьезна. Мы молодая, несовершенная демократия. Когда в Великобритании выигрывает или проигрывает выборы та или иная партия, можно представить, что может измениться, предсказать перемены в европейской политике, в ставках налогов. Но жизнь в стране будет примерно такой же, как была до выборов. Англия продемонстрировала способность адаптироваться к беспрецедентным изменениям в мире. У нас смена главы государства, это всегда новое сражение, исход которого предсказать непросто. На вопрос о том, будут ли, будут ли приемники играть по установленным правилам нет однозначного ответа. Серьезных экономических рисков до 2008 года не вижу. Но накопленный за последние годы запас стабильности в долгосрочной перспективе переоценивать не стоит.
Какие ресурсы преемственности и устойчивости существуют в стране?
Такие институты слабы. Через 20-30 лет они появятся.
Если использовать параллели с российской историей конца ХIХ - начала ХХ века, можно рассчитывать на то, что элите хочется быть членами клуба развитых стран.
Царский режим не был демократическим, но царская семья хотела, чтобы ее в Европе принимали как членов просвещенной монархии. Верхушка бюрократии России хотела, чтобы ее представителей принимали в хороших французских и английских салонах. Это задавало правила игры. Если хочешь, чтобы тебя уважали в приличном обществе, много позволить себе невозможно.