Мнение

Алексей Владимирович, Газпром объявил, что ему не нужны никакие западные партнеры, он будет сам разрабатывать Штокмановское месторождение и поставлять газ не в США, а в Европу. При этом все те иностранные компании, которые участвовали в конкурсе на совместную с Газпромом реализацию проекта, в шоке, не знают, как к этому относиться. Какова Ваша оценка произошедшего, по силам ли Газпрому в одиночку поднимать столь масштабный проект, и чего здесь больше – экономики или политики?
Не знаю, сколько тут экономики, но политика есть точно. Соображения технологической эффективности безусловно говорят в пользу самого широкого сотрудничества Газпрома с зарубежными компаниями. Хотя бы уже потому, что они накопили гораздо больший опыт и в работе со сжижениями газа, и в разработке нефтяных шельфов, и наконец, они лучше знают вкусы и привычки западного потребителя, до которого стремится добраться и Газпром. Это последнее намерение, кстати, неоднократно озвучивали не только представители компании, но и президент России, который лично предлагал положить в основу всех взаимоотношений по газу следующий принцип: вы нам распределительные сети, мы вам месторождения. Зарубежные партнеры даже выслушивают эти предложения крайне неохотно, не говоря уж о практических шагах; и в этих условиях озвученный отказ от партнерства по Штокману – это прежде всего элемент торга с западными компаниями (а в числе потенциальных партнеров значились и Shevron, и Total, и Conoco-Philips), и связанными с ними правительствами. Эта ситуация, кстати, гораздо приличнее, чем ситуация с Сахалином-2 – в случае Штокмана были лишь предварительные тендеры и протоколы о намерениях, но не реальные инвестиции. Короче говоря, идет нормальный переговорный процесс, и каждая из сторон отстаивает свои интересы.
То есть Вы считаете, что это решение может быть не окончательным?
Окончательных решений в политике, наверное, не бывает. Как говорил один известный государственный муж, «в политике нет вечных друзей и вечных врагов, есть только вечные интересы». Если Газпром получит, скажем, 30% европейских газораспределительных сетей, то я бы смело поставил на то, что решение по Штокману будет переиграно. Наше государство просто отстаивает свои интересы, полагая – и по-видимому, небезосновательно – что есть шанс добиться своих целей. Объективные условия для таких торгов сейчас благоприятны как никогда за последние 15 лет: нефтедоллары исправно капают в бюджет, Россия не зависит от внешних кредиторов, внутренней оппозиции нет, да и избиратели, по-видимому, охотно поддержат жесткую линию на недопущение «распродажи России».
Некоторые политики, рассматривая произошедшее со Штокмановским месторождением и с Сахалином, говорят о том, что сейчас можно ставить крест на СРП. С Вашей точки зрения это так?
Я думаю, что это почти так, учитывая то, с какой настойчивостью Россия позиционирует себя как «энергетическая сверхдержава», причем в расширительном смысле: чего стоит лишь такая свежая новость, как анонсированное на днях слияние РУСАЛа с СУАЛом. Концентрация рыночной власти на мировых сырьевых рынках в руках компаний, подконтрольных российскому государству уже стала гораздо более важным национальным проектом, чем все остальные вместе взятые. Этой линии сложно отказать в последовательности и реализме: концентрация контроля идет лишь в тех отраслях, где у российских производителей действительно сильные позиции на мировых рынках; власти до сих пор испытывают слабо скрываемое сожаление от того, что когда-то разрешили возникнуть такой компании, как ТНК-BP, а отдельные неудачи на этом пути (вроде провала сделки Северстали с Arcelor) только подчеркивают тенденцию. Симптоматично и то, что при проведении этой политики важна не форма собственности (и Северсталь, и РУСАЛ, и СУАЛ – частные компании), а степень их подконтрольности, предсказуемости и лояльности российским властям. Это стремление сосредоточить рыночную власть под контролем государства, несомненно, противоречит основными принципам СРП, перспективы которых следует признать далеко не блестящими, по крайней мере в ведущих сырьевых отраслях. Для СРП остаются, конечно, определенные ниши – например, в целлюлозно-бумажной, пищевой, химической промышленностях – однако эти отрасли куда как меньше интересны и потенциальным зарубежным инвесторам.
Кстати говоря, интересно получается с технологической цепочкой: объединяется ТНК и ВР, да, иностранцы пришли в нефтянку, но при этом транспортная составляющая в России в руках государства, что, в принципе, позволяет государству, как угодно рулить этой отраслью.
«Как угодно» это, наверное, сильно сказано, но в значительной степени.
В случае объединения РУСАЛА с СУАЛОМ и еще 12% акций иностранцам, получается то же самое. Для производства алюминия нужна электроэнергия, а для производства электроэнергии нужен газ, куда иностранцев как раз-таки не пускают. То есть опять же, все равно все завязывается на государство.
Такая связка, действительно, существует, однако на мой взгляд в ее основе лежат не технологические зависимости, а прибыльность каждой из этих отраслей в отдельности, и главное, устойчивый спрос на эти виды продукции на мировом рынке (что справедливо даже в отношении электроэнергии, которую мы практически не экспортируем). Однако в целом вы, безусловно, правы: можно сказать, что эти тенденции служат экономическим базисом для подкрепления политической надстройки в виде концентрации власти непосредственно в Кремле.
Но, во всяком случае, можно говорить, что политика эта мудрая, потому что государство не пытается присутствовать и не давать доступ к конечной стадии производства, будь то нефть, алюминий, не важно, там государства нет. Но зато государство есть в ключевых точках, которые позволяют осуществлять контроль.
Здесь вряд ли принципиально разграничение по типу собственности – где государственная, а где частная, но тесно связана с государством. Принципиален не титул собственности, а контроль за активами и связанными с ними решениями: по большому счету ведь всем понятно, что и Сахалин-2, и слияние РУСАЛа с СУАЛом, и неудавшаяся экспансия Северстали были не частной инициативой отдельных лиц, а элементами стратегии Кремля. И это, кстати, отнюдь не российское изобретение: подобного рода координация, переплетение, отождествление интересов государственных органов и крупного частного капитала существует во всех без исключения развитых капиталистических странах уже как минимум лет сто. На теоретическом уровне эта связка была описана еще такими специалистами, как Гильфердинг и Ульянов-Ленин, и в своей основе все эти принципы остались неизменными и в наши дни. Нынешняя России проводит принципиально ту же линию, что и, например, США, продавливая контракты с поставками американского оружия и технологий в Саудовскую Аравию, или Япония, продвигая японские автомобили на рынки Соединенных Штатов. Мы теперь принципиально такая же капиталистическая страна, как и США, Япония или Германия – и пусть у нас поменьше ВВП, но есть сферы в которых мы сильны, и где будем отстаивать свои интересы так же и теми же способами, как это делают остальные, и не пустим вас ни на один наш рынок, если это не в наших интересах.
Это же замечательно! У нас обычно в этом видят перекосы, а Вы говорите, что это нормальный капиталистический подход.
Эта линия действительно вполне разумна как способ достижения поставленных целей, не последней из которых, по-видимому, является фактическое признание России не только как традиционного участника мировых политических процессов (признания, подкрепленного ядерным оружием), - но и как равноправного экономического партнера. При всех перекосах в отраслевой структуре ВВП, по своему экономическому потенциалу Россия сопоставима со средними европейскими странами, такими, как Швеция, Бельгия, Нидерланды или Испания; экономика у нас давно рыночная, значит, и отношение к нам должно в принципе быть таким же. Но это только в принципе; на деле же западные партнеры – и компании, и правительства – до сих пор рассматривают Россию как инородное тело, другое возможно даже чужое по отношению к западной цивилизации. В действиях российских властей ясно читается стремление переломить эту тенденцию. Удастся ли это, это покажет время, но пока у меня нет ощущения, что запад очень охотно соглашается с предложенной нами интерпретацией.
Во всяком случае, это означает, что мы идем в правильном направлении.
Правильном ли в целом и в деталях, в целях и средствах - это отдельный вопрос, но эта линия, безусловно, рациональна с точки зрения отстаивания интересов России как государства, поскольку она основана на реальной оценке и использовании имеющихся ресурсов и возможностей для отстаивания того, что определено как наши национальные интересы. Нынешние российские власти отказались наконец и от перестроечных иллюзий типа «приоритета общечеловеческих ценностей над политическими интересами», и от безоговорочного согласия с «нашими западными партнерами». И одного того, что нынешняя линия как минимум не разрушительна для самого факта существования России как единого суверенного государства, по-видимому, достаточно для того, чтобы ей право на существование.