Стабфонд: копить нельзя потратить Тянет ли нефтяная "кубышка" карман экономики

Российская газета | Так надо ли тратить деньги Стабфонда здесь и сейчас?
Солтан Дзарасов| Часть средств Стабфонда следует инвестировать в импортозаменяющие отрасли и технологии, например в сельское хозяйство и медицинскую промышленность. Если с помощью таких инвестиций удастся поддержать отечественного производителя, то увеличится приток на внутренний рынок дополнительной продовольственной продукции и лекарств. В результате цены на эти товары снизятся и это будет еще одной эффективной антиинфляционной мерой. Правда, импортирующие компании в таком случае завоют. Но это опять вопрос не науки, а политики, которая должна решить, что для нее важнее, интересы узкой группы импортеров лекарств и продовольствия или общества и основной части населения.
Руслан Гринберг | Деньги можно направить на импорт не производимых в стране инвестиционных товаров. Речь может идти как о закупках для государственных нужд, так и о кредитовании через госбанки частных компаний. Эти компании, получая валютные кредиты на импортные закупки, должны были бы их возвращать в рублях, тем самым снимая их с рынка и блокируя инфляционные тенденции. Главное, чтобы это делалось не время от времени, а в рамках комплексной программы диверсификации и модернизации отечественной экономики. Можно привести не менее десятка неинфляционных направлений стимулирования инновационной и инвестиционной активности в стране с помощью средств Стабфонда.
Словом, надо как можно быстрее отказаться от "философии кубышки" и перестать прикрываться тезисом об "отсутствии эффективных проектов".
Евгений Гавриленков| Нынешние относительно высокие темпы роста российской экономики — это результат быстрого роста частного сектора, а отнюдь не государственного. Средства же Стабфонда — это государственные деньги, которые вряд ли государство было бы готово "подарить" частному бизнесу. Иначе, зачем было их аккумулировать? Поэтому вряд ли Стабфонд может быть эффективно инвестирован государством во внутреннюю экономику.
Кроме того, сохраняются другие источники финансирования бюджетных расходов. Помимо всего, важны еще и организационные возможности правительства эффективно распределить эти средства. Иначе говоря, требуется качество институциональной среды. А здесь, к сожалению, не все так безоблачно. Статистика наглядно показывает, что ни в прошлые десятилетия, ни в последние годы расходование бюджетных средств не отличалось высокой эффективностью. Более того, на фоне наращивания расходов на национальную безопасность, содержание бюрократии, правоохранительные структуры расходы на социальные нужды в процентном отношении к ВВП за последние годы сокращались. Вывод, который отсюда напрашивается, заключается в том, что в будущем решения большинства социальных и инфраструктурных проблем можно добиться "простым" перенаправлением туда бюджетных средств при одновременном торможении (даже не сокращении!) расходования средств на силовые структуры и содержание бюрократии. По крайней мере, до тех пор, пока не будет четко понято, какого рода структурные изменения (включая организационное и техническое переоснащение) должна претерпеть эта сфера.
РГ | Тем не менее многие эксперты утверждают, что деньги Стабфонда, вложенные в экономику, дадут мощный толчок инфляции.
Гринберг | Конечно, если все эти деньги в одноразовом порядке пустить на личные доходы. Инфляционный всплеск произошел бы даже в развитых странах со сбалансированной рыночной экономикой. Что же говорить о теперешнем российском хозяйстве, которое в силу некоторых объективных факторов, но главным образом бездействия властей, может считаться инфляционным по своей сути.
Во-первых, существуют мощные инфраструктурные ограничения.
Чтобы вводить производственные мощности и инициировать строительство, особенно технологичное, нужны новые промышленные площадки, обеспеченные газом, электроэнергией, железнодорожными перевозками и т. д. Надо сократить длительную бюрократическую процедуру решения этих вопросов. Во-вторых, в стране мало что делается для преодоления крупных структурных диспропорций. Если взять опыт такого преодоления, например, во Франции, Японии и Корее, то он сводится к координации развития различных отраслей между собой.
Один только рыночный механизм не позволяет это сделать. В-третьих, у нас недостаточно защищено право собственности. Немало примеров, когда инвестор, вложив средства в новое производство, которое быстро и успешно развивается, теряет его в результате захвата другими людьми с помощью разных незаконных методов. Сам процесс слияния и поглощения — это нормально в рыночной экономике, но совсем другое дело, когда используются неэкономические методы. Поэтому многие люди с высокими доходами вкладывают деньги не в производство, не в развитие своего бизнеса, а на потребительские траты (отсюда и рост цен на элитную недвижимость, яхты и т. п.). Наконец, в-четвертых, — и это, пожалуй, самое главное — надо указать на слабость антимонопольного регулирования.
Мы сплошь и рядом сталкиваемся с локальными монополиями, когда несколько крупных предприятий могут между собой договариваться. В этих условиях они стремятся установить максимально возможные цены. Если бы антимонопольное регулирование было сильным и эффективным, то ситуация изменилась и рост цен, которого так боится минфин, прекратился.
Все эти российские особенности не исчезнут сами по себе. Их устранение как раз настоятельно требует использования тех огромных средств, которые накапливаются в Стабфонде.
Дзарасов | Во-первых, инфляция не самое главное зло, которого надо опасаться. Нет большего зла, чем технико-экономическое отставание. Если такое имеет место, то экономика будет работать на других, и тогда забота об инфляции не более, чем забота о волосах со снятой головы.
Во-вторых, "голландской болезнью" обычно болеет экономика, функционирующая без руля и без ветрил, а ее надлежащее государственное регулирование не только позволяет избежать инфляции, но — если нужно — даже обеспечить дефляцию к выгоде малообеспеченных слоев общества.
Гавриленков | Cохраняющийся относительно высокий уровень инфляции в России — это явное следствие того, что расходы бюджета ежегодно увеличиваются более чем на 20 процентов, а в текущем году они должны вырасти более чем на 26 процентов, что означает весьма существенное стимулирование внутреннего спроса (как инвестиционного, так и потребительского). Совершенно очевидно, что экономика такими темпами расти не может — в результате баланс между искусственно стимулируемым спросом и предложением достигается за счет роста цен. Показательно, что торможение инфляции во втором квартале прошлого года произошло на фоне того, что исполнение бюджета на кассовой основе заметно отставало от графика финансирования. Как только в конце первого полугодия разрыв между динамикой исполнения бюджета по финансированию и на кассовой основе несколько сократился, инфляция в июле-августе начала расширяться.
Вообще статистика свидетельствует о том, что в те периоды, когда расходы государства планировалось увеличивать в процентном отношении к ВВП, инфляция никогда не снижалась. И наоборот, снижения инфляции удавалось добиваться при торможении роста бюджетных расходов. Таким образом, получается, что в гипотетическом случае расходования средств Стабфонда на какие-либо указанные выше нужды дополнительный инфляционный потенциал, скорее всего, будет создан.