Мнение

Виктор Кимович, в конце прошлого года Генпрокуратура провела проверку ЦБ, и выявила ряд нарушений. В ответ на это глава ЦБ Сергей Игнатьев издал приказ из 17 пунктов с мерами по устранению выявленных недостатков, этот указ подразумевает, что ЦБ станет еще более прозрачной организацией. Со стороны Игнатьева это уже большая уступка тем, кто ратует за максимальную прозрачность ЦБ. В частности, закрепляется практика раскрытия мотивирующей информации в случаях наложения каких-либо санкций на банки, например, недопущения в систему страхования. Однако члены национального банковского совета не удовлетворены этими уступками, они хотят создать рабочую группу для более радикального реформирования системы банковского регулирования. По сути, речь уже идет о независимости ЦБ. ЦБ у нас и без того достаточно прозрачен, его аудируют независимые оценщики, и попытки еще больше зарегулировать и поставить под контроль деятельность ЦБ выглядят просто диверсией против финансовой системы. Все-таки это орган, эмитирующий валюту, осуществляющий контроль и надзор над банковской сферой, и он должен быть независимым. Какова Ваша точка зрения?
Здесь есть два достаточно важных момента. Первый момент – насколько правильным и правомочным является внесение кардинальных изменений в систему банковского надзора? И второй момент, – в какой мере ЦБ должен быть независимым, и насколько нормативная база в области банковского надзора должна быть совместима с действующим законодательством?
Начнем со второго вопроса. Безусловно, независимость ЦБ, которая закреплена в законе и которая требуется международными финансовыми органами, должна быть непререкаемой. Она должна заключаться в возможности проведения независимой от правительства денежно-кредитной политики, возможности самостоятельно влиять на финансовую систему страны. С другой стороны, ЦБ не должен находиться в особой правовой среде, когда общая законодательная база государства на подведомственной ему территории не действует. Если мы вернемся к системе мотивированных суждений, к очень многим вещам, которые были внедрены в банковскую практику в последние годы (в значительной степени инициатором этого был Андрей Козлов), то они фактически вывели ЦБ из общего законодательного поля.
Система мотивированных суждений – абсолютно уникальная практика, когда инспекторам ЦБ на основании изучения не только финансовой документации, но и общей практики управления банком, дается право выносить вердикты о его деятельности, на основе которых могут приниматься те или иные санкции. Это совершенно недопустимая вещь, поскольку, во-первых, нет объективных критериев оценки (в России не действует система CAMEL, используемая в большинстве развитых стран), во-вторых, многие инспектора ЦБ недостаточно грамотны, чтобы разбираться во всех аспектах банковской деятельности.
Второй больной вопрос – отбор в систему страхования вкладов. Он делался абсолютно произвольно, во многом на основании личных отношений между владельцами банков и руководством главных управлений ЦБ. Это знают абсолютно все, кто работает в банковской сфере. Почему те или иные банки оказались в этой системе, а другие не оказались – это тот вопрос, на который не может ответить никто. Я не разделяю подозрений в коррупции в отношении руководства ЦБ, которые неоднократно высказывались в прессе, но непрозрачность этой системы дает весомые поводы для таких разговоров. Поэтому для меня ответ на вопрос, связанный с тем, что ЦБ должен работать прозрачно, на основе объективных критериев, в рамках общефедеральной законодательной базы, абсолютно очевиден. Несмотря на то, что Андрея Козлова уже нет, дело его живет. Последние высказывания руководства ЦБ о возможности отказа акционерам (уже после сделки!) в праве на управление кредитной организацией показывают, что практика доминирования собственной логики над законодательством и здравым смыслом никуда не пропала.
Следующий вопрос – способна ли российская банковская и финансовая система к переходу под надзор единого регулятора и к тому, чтобы функция банковского надзора была выведена из ЦБ. Я думаю, что пока нет. Если мы рассмотрим практику создания мегарегуляторов, то она, в большинстве своем, касается развитых стран, где существует устоявшаяся практика финансовых отношений, где банки и другие финансовые институты сильны, прозрачны и рыночны, и вмешательства со стороны государства не требуется. Если мы рассмотрим российскую банковскую систему, то, безусловно, существует некое противоречие, что ЦБ выполняет функцию регулятора, управляет денежно-кредитной политикой и является кредитором последней инстанции. Но если отойти от теории и догм и вспомнить хотя бы ситуацию лета 2004 года, то вывод уже окажется несколько другим. Именно способность ЦБ видеть и быстро анализировать банковские проблемы, и наличие у него достаточно большого объема финансовых ресурсов и прочих рычагов влияния помогли быстро выправить ситуацию и избежать общего финансового кризиса. Поэтому, пока российская банковская и финансовая системы не достигли высокого уровня устойчивости и надежности, выводить систему банковского надзора из-под ЦБ является решением не только преждевременным, но глупым и вредным.