Как пройти «сто шагов»?

БДМ: Александр Васильевич, поскольку наше интервью приурочено к годовому собранию Ассоциации «Россия», логично было бы сосредоточиться именно на банковских делах. Но я хочу начать все-таки с другого. Как мне кажется, мы переживаем просто-таки судьбоносный момент — в стране объявлена «новая индустриализация». И как водится, у нее есть и сторонники и оппоненты. Вы к какой категории себя относите?

К категории реалистов… Но вообще-то дискуссии на тему, куда развиваться России, не сегодня начались. Если вспомнить историю, то в 20-е годы прошлого века на партийных съездах тоже сталкивались разные точки зрения на будущее страны. Одни считали, будто «лапотной» России надо идти по пути исключительно аграрному, другие отстаивали индустриализацию и технический прогресс. В результате нашлось общее решение — другое дело, что методы, которыми оно воплощалось в жизнь, часто были чересчур жесткими и даже безжалостными. Впрочем, об этом уже много сказано и написано, так что вернемся в сегодняшний день. И, кстати, оценим тот факт, что Россия до сих пор во многом живет именно на тех основных фондах, что созданы в эпоху индустриализации. Да и позже, когда стала разворачиваться масштабная добыча нефти и газа, страна все-таки не пошла по чисто сырьевому направлению, развивая самые сложные промышленные отрасли: от металлургической до аэрокосмической.

БДМ: Но сегодня-то, похоже, об этих достижениях забыли, и почти все, что выпускается российскими производителями, принято только ругать. Не говоря уже о том, что основные фонды, оставшиеся с советских времен, изношены до крайности. Как с такого старта догонять лидеров?

Задача, конечно, сложная, но выполнимая. И стартовые позиции не такие уж плохие. Да, в области массового производства электронной техники, например, или современных автомобилей мы вряд ли сможем сегодня конкурировать с мировыми брендами. Значит, во-первых, надо сосредоточить усилия на тех отраслях, где мы сильны традиционно и где не успели еще растратить весь свой потенциал: авиация, ракетостроение, ядерная энергетика, космонавтика, оборонно-промышленный комплекс, судостроение, сельское хозяйство. А во-вторых, расширить и усилить свои позиции в нефтегазовом секторе, который сейчас приносит казне основные доходы. И не только в плане добычи, хотя и здесь, конечно же, требуется обновление. Но, кроме того, нужно создавать полноценную инфраструктуру, прокладывать дороги, строить новые и модернизировать действующие обрабатывающие заводы, развивать обработку, нефтехимию, производство полимеров — причем упор делать на инновации. Думаю, здесь «догоняющая» дистанция короче, поэтому как раз эта отрасль и может стать своего рода локомотивом экономики.

БДМ: Пока получается, что наше нефтегазовое богатство хоть и пополняет бюджет, но экономическому развитию не способствует. Какое-то шевеление началось было после дефолта 1998 года, но потом цены на энергоресурсы полезли вверх, а структурные реформы, наоборот, практически застыли.

Вот в этом и есть главная проблема. По существу, мы сейчас штопаем нашими нефтедолларами дыры в пенсионной системе и другие социальные провалы. Это — дело нужное, что спорить: уровень жизни большинства наших граждан оставляет желать лучшего. Однако такая экономика напоминает пороховую бочку с зажженным фитилем — падение цен на нефтяном рынке способно обрушить ее в одночасье. Вспомните хрестоматийный совет «не складывать яйца в одну корзину», он как будто непосредственно нам адресован. Ведь в те же самые времена СССР, об экономике которого нынче часто отзываются пренебрежительно, бюджет страны только на 20% пополнялся за счет энергоресурсов — а сейчас их доля выросла до половины, вы только вдумайтесь в эту опасную цифру! А главная опасность в том, что вместо того, чтобы направить эти деньги в диверсификацию экономики, мы их попросту проедаем.

БДМ: И снова, Александр Васильевич, мы возвращаемся к тому, что не раз уже обсуждали. Чтобы диверсифицировать экономику, надо побудить бизнес создавать продукцию с высокой добавленной стоимостью, то есть дать ему минимально комфортные условия для развития. Но посмотрела я последний по времени индекс деловой среды РСПП — и расстроилась…

Да, на первый взгляд, радоваться особо нечему: субъективная оценка делового климата в стране по-прежнему в минусе. Однако если посмотреть на показатели внимательнее, нельзя не заметить и позитивного тренда: индекс социальной и инвестиционной активности дал в марте рекордный рост. Инвестиционные проекты реализует половина опрошенных нами компаний. И рынок труда после довольно долгой паузы оживился: две трети компаний нанимают новых сотрудников, и 70% предлагают им социальные программы. То есть в будущее-то бизнес смотрит и надежды не теряет, но днем сегодняшним крайне озабочен. Тут надо принять во внимание и сам момент: начало политического цикла всегда несет изменения, и часто довольно неожиданные. Так что стабильной нынешнюю весну не назовешь — отсюда напряжение, неуверенность, опасения.

БДМ: Прошлой весной мы говорили о том, что в поисках лучших условий российский бизнес уходит в чужие юрисдикции, например в Казахстан. Да и Владимир Путин в связи с созданием Таможенного союза и единого экономического пространства предупреждал о грядущей «конкуренции бюрократий». Что-то изменилось здесь в лучшую сторону, после того как наши власти согласились на некоторые налоговые послабления?

Пока не слишком — компании продолжают перебираться в Казахстан, где налоговая нагрузка ниже в целом и по социальным платежам в частности. Определенную надежду вселяет «налоговый мораторий», который пообещал министр финансов Антон СИЛУАНОВ. Пять–шесть лет стабильной налоговой ситуации — уже неплохо, хотя для малого бизнеса отправная база все-таки высоковата. Не хотелось бы в сотый раз повторять общеизвестные вещи, но напомню, что практически во всех странах власти отозвались на кризис налоговыми послаблениями, и только Россия поступила «с точностью до наоборот». Если вы помните, наш союз просил хотя бы подождать с отменой единого социального налога «до лучших времен», но нас не услышали. В итоге ошибку пришлось исправлять, тем не менее, сколько небольших предприятий вынуждены были свернуть деятельность или снова увести зарплату в тень.

БДМ: Очень хорошо, что вы вспомнили о малом бизнесе — это ведь тоже традиционная для наших с вами встреч тема. Почему этот сегмент у нас так слабо развивается? Вот ведь и государственные программы принимаются, и специальный банк создан, но, как признают и сами банкиры, взять кредит в коммерческом банке на развитие, а тем более на стартап, почти невозможно.

Что касается «специального» МСП банка, то, на мой взгляд, он стартовал удачно: хорошие программы, привлекательные условия для банков-партнеров, акцент на инновационные проекты. О результатах пока говорить рано, но мне кажется, что они будут успешными.

Ну, а финансирование стартап-проектов — это все-таки не дело коммерческого банка, слишком велики риски. Под такой кредит надо создавать стопроцентные резервы и к тому же обречь себя на неприятные объяснения с регулятором — немудрено, что банкиры стараются не связываться с подобными проектами. Для этого есть специальные фонды, венчурные компании, выработаны необходимые механизмы и технологии. Другое дело, что часто начинающий предприниматель не умеет обосновать свой проект, сделать хотя бы самый примитивный бизнес-план. А то и просто не знает, что в его городе есть структура, призванная ему помочь.

БДМ: Насчет стартапов согласна. Только ведь и действующему бизнесу кредит получить трудно — и условия жесткие, и сроки небольшие. Еще с оборотными средствами банк как-то может помочь, но на развитие-то нужны «длинные» деньги — как видите, еще одна застарелая проблема.

Замечу, что снижение доступности кредитов для бизнеса — вовсе не наша «национальная» беда. Не так давно журнал The Economist провел в странах G20 исследование, в ходе которого выяснилось, что для всех них — без исключения — кризис обернулся схожими проблемами в сфере кредитования: условия ужесточились, ставки поднялись, а сроки сократились. Но, учитывая, что, в России и до кризиса получить кредит было непросто, сейчас ситуация только усугубилась.

БДМ: Но вроде бы все правительства изрядно подпитали банки ликвидностью, можно сказать, спасли многие из них от банкротства — наверное, в расчете на то, что они внесут свой вклад и в восстановление экономики?

На самом деле, расчет не оправдался, что подтвердило то же исследование The Economist. Вместо того чтобы направить средства, например, на поддержание низких ставок по кредитам, банки пустили их на выплаты и бонусы своим служащим, в основном, топ-менеджерам. В том числе и российские банки, получившие особенно ощутимую бюджетную поддержку…

БДМ: Для меня остается загадкой банковская статистика, которую нам предлагают: если судить по «голым» цифрам, так у нас не только кредиты растут, но и прибыль.

К сожалению, цифры эти лукавые, потому что банки не столько выдают новые займы, сколько реструктурируют прежние, которые заемщику отдать сейчас не под силу.

С процентами тоже мудрят, перенося их, так сказать, на послезавтра. В итоге никакой реальной расчистки балансов не происходит, больше того, проблемы нарастают как снежный ком, причем часто и банк и заемщик отдают себе отчет в том, что выплаты откладываются, мягко говоря, на неопределенный срок, а если по-честному, то «в никогда». Но на бумаге — да, получается рост.

БДМ: То есть и достаточно спокойная статистика проблемных долгов, судя по всему, тоже далека от реальности?

По-видимому, да. Еще и потому, что с такими долгами банки начинают работать уже тогда, когда, скажем, заемщик уже разорился. А ведь вполне возможно, что банкротство можно было предотвратить, если бы заметили неладное еще на ранней стадии. В международной практике существуют разные варианты выхода из таких ситуаций, как разовые меры, так и системные: аудит, кризисное управление, санация.

БДМ: Ну, это вы, Александр Васильевич, о каком-то другом мире говорите — по-моему, у наших банков мера одна: суд или, в лучшем случае, коллекторы.

Это и плохо. К сожалению, немногие банки по-настоящему работают с «рядовым» заемщиком, представляющим малый или средний бизнес. Так называемый индивидуальный подход принят или в небольших региональных банках (где и число корпоративных клиентов невелико), либо в крупных кредитных учреждениях, создавших для этого направления специальные структуры, где работают хорошо подготовленные специалисты. Кстати, именно такой подход принят и в микрофинансовых организациях — поэтому к ним, несмотря на высокие процентные ставки, так тянется мелкий бизнес…

БДМ: Выходит, конкуренция на рынке кредитования малого бизнеса не менее плотная, чем, к примеру, в рознице — там мобильные операторы, здесь — МФО. Вас, как сопредседателя банковской комиссии РСПП, не смущает это многообразие?

Само по себе — нисколько. Чем шире у потребителя возможности заплатить за покупки или услуги, перевести деньги, взять заем, наконец, тем лучше — и для него, и для экономики в целом. Что ж плохого в том, что активизируется денежный оборот?

Но проблема здесь все-таки есть. И касается она не только мобильных операторов или МФО, но и других небанковских кредитных организаций. Сейчас получилось так, что банки являются, по существу, единственным сегментом финансового рынка, который серьезно регулируется. Остальные игроки вольны работать «как Бог на душу положит» — что уже порождает и конфликты, и сложности для клиентов, и случаи прямого мошенничества. Поэтому нужны внятные и четкие «правила игры». Закон о национальной платежной системе, принятый минувшим летом, обозначил общую стратегию развития рынка. Теперь надо конкретизировать некоторые его положения, соотнести их со сложившейся ситуацией.

Вот только один пример. Как вы знаете, регулятор предъявляет к банкам все более жесткие требования по минимальной планке капитала, зато к НКО эти претензии минимальны. Но ведь среди них есть и такие, чья социальная роль на платежном рынке весьма существенна. Надо понимать, что любой сбой, а тем более скандал, здесь рикошетом бьет по всем участникам рынка.

БДМ: Недавно созданный Национальный платежный совет будет как-то способствовать наведению порядка на рынке, где действительно появилось много новых игроков и обозначилась некоторая суета?

Я бы, наверное, не стал говорить о «наведении порядка». Сейчас нам нужно, прежде всего, объединить усилия, чтобы этой суеты избежать. Объективно такая консолидация нужна всем — и никак не помешает здоровой конкуренции. Возьмите хотя бы проблему внедрения новых технологий или оборудования. В том «зоопарке» (как называют многообразие программ и «железа» банковские ИТ-специалисты), который царит сейчас на рынке, очень трудно разобраться даже профессионалу, что уж говорить о рядовых потребителях? Можно здесь прийти к каким-то единым стандартам? Не сразу, не без труда, но возможно. Отдельная проблема — безопасность платежей, здесь риски возрастают по мере расширения мобильных и интернет-транзакций. Не случайно же в России до сих пор больше 90% кредитных карт используется не для безналичных расчетов, а для банального обналичивания через банкомат. Есть, конечно, и привычка к наличным, но часто люди просто боятся переводить деньги со счета.

БДМ: Как я понимаю, и это — не чисто российская проблема. На конференции по налично-денежному обращению, которую в апреле провела АРБР, прозвучали цифры, свидетельствующие о том, что наличные предпочитают везде: и в США, и в Европе.

Зато возможностей совершать безналичные платежи там больше. Представьте себе, что по числу POS-терминалов небольшая Турция опережает нас почти в 10 раз. А что касается количества операций, то на одну карту в России совершено в прошлом году всего 20 операций, со средним оборотом 8000 рублей — всего-навсего. Правда, три года назад транзакций было вдвое меньше, так что некоторый прогресс налицо.

БДМ: Но, может быть, это все потому, что «пластик» пришел к нам с большим запозданием и россияне чересчур консервативны?

Ничего подобного. Где-то приводились цифры по числу мобильных телефонов в России — так у нас их больше, чем населения. Но вот более свежий показатель: по числу пользователей мобильных приложений для смартфонов мы занимаем 13 место в мире, и только в течение января на них было загружено свыше 80 миллионов приложений. Так что слухи о консерватизме и «непродвинутости» россиян явно преувеличены. А вот то, что, отъехав за 20 километров от Москвы без наличных денег, ты рискуешь не заправиться на АЗС, потому что там нет терминала, это — факт. Поэтому для того, чтобы стимулировать безналичные расчеты, начинать надо с инфраструктуры.

БДМ: Александр Васильевич, наверное, мы с вами никогда не обсудим всех проблем — даже если какие-то решаются, тут же возникают другие, еще более важные и сложные. И все-таки, сумеем мы сделать те «сто шагов», которые отделяют нашу 120-ю позицию в рейтинге делового климата от 20 места в этом списке? И что для этого нужно?

Не скажу ничего нового — нужны люди. И прежде всего, в государственном аппарате. Люди, умеющие если и не генерировать, то воспринимать новое, поддерживать, пробивать даже. Те, для кого Россия — не трамплин и не перевалочный пункт, а земля, с которой они связывают будущее своих детей. Нельзя дальше мириться с положением, когда любая инициатива, даже если она исходит от первых лиц государства, вязнет и тонет в бюрократическом болоте. По сути, кадровая проблема становится сейчас не просто первой, но жизненно важной для страны.

БДМ: Остается ответить на вопрос: а где такие кадры взять?

Да их у нас хватает, вы посмотрите, сколько ярких, государственно мыслящих людей в российском бизнес-сообществе.
Уже выросла целая когорта тех, кто буквально «на пустом месте» создал свое дело, пробился через все трудности и не потерял ни достоинства, ни творческого подхода к жизни. Они уже доказали, на что способны, состоялись как личности. Им не надо «цепляться за кресло» или марать себя взятками и откатами. Они хотят и умеют работать, привыкли брать на себя ответственность — вот в чем их главное преимущество перед типовым чиновником. Вот если такие люди придут в правительственные кабинеты, действительно начнется движение вперед.