• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

У колыбели науки

Российские вести. 22 сентября 2009

Профессор Санкт-Петербургского филиала Государственного Университета - Высшей школы экономики Даниил Александров о науке и знании.

В студии совместного проекта "Полит.ру" и радиостанции "Вести FM" специалист по социологии науки и образования, по проблемам социальной стратификации, замдиректора по науке и профессор Санкт-Петербургского филиала Государственного Университета - Высшей школы экономики, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, директор Центра социальных исследований "Хамовники" Даниил Александров.

Дмитрий Ицкович ("Полит.ру"): Что такое наука?

Даниил Александров: Современная наука складывается из двух важных вещей. Собственно говоря, наука - это открытие и описание законов природы с целью их освоения и использования при управлении. Наука и открытие знания становятся ценностью только тогда, когда эта наука доказала свою нужность обществу. После этого она становится общей частью всей жизни, и люди воспринимают ее как незыблемую ценность. Базовая ценность нашего общества: "знание - это хорошо", хотя исторически это совершенно не очевидная вещь. Когда-то не было отдельных людей, предназначенных это знание получать.

Анатолий Кузичев ("Вести FM"): А когда наука началась?

Д.А.: Мне кажется, что имеет смысл говорить о современной науке как о той, которая зарождается в начале Нового времени. Галилей - это первая звезда современной науки, потому что этот человек пытался, с одной стороны, встроиться в общество своего времени (потому что иначе денег не платили), а с другой стороны - эмансипировать свою научную деятельность. Это образец ученого.

Д.И.: А как тогда платили деньги за науку?

Д.А.: Вообще, за науку денег не платили до конца XIX - начала XX веков. Всегда платили деньги за что-нибудь другое. Например, платили за преподавание. А Галилею - за то, что он был придворным философом.

Как появилась наука? В конце Средневековья и начале Нового времени необычайно широко стали распространяться алхимия и астрология. Каждый двор Европы считал своим долгом иметь хотя бы одного алхимика. Алхимики обещали какие-нибудь лекарства, а главное - они обещали философский камень, который сумеет обращать все в золото.

В этой новой традиции была важна и другая идея - идея управления природой. Идея того, что есть какая-то тайна, которую можно раскрыть и этим пользоваться. Еще в середине Средних веков такого не существовало, потому что Божий мир был открыт взору. Если какая-то тайна и была, то принадлежала она Богу, и к ней надо было прикасаться отнюдь не каким-то рациональным путем изучения окружающего мира. Примерно в XIV веке выясняется, что у природы есть тайны, требующие раскрытия. О них можно что-то узнать и этим воспользоваться - можно обогатиться, а можно лечиться, потому что алхимики были и врачами. А ведь лечение нашего организма - это тоже управление природой.

Существует много очень хороших работ, в частности, экономиста-институционалиста Дэвиса, который объяснил, что тогда происходило. Люди, нанимавшие бесчисленных алхимиков, понимали, что система не работает: не могут они достать философский камень. Почему? Да потому что нет способа узнать, что представляют собой эти алхимики: хорошие они алхимики, или нет. Но преподаватели университета (математики, например) начинают обмениваться письмами, сведениями о своих успехах. Такие частные обмены письмами оказались востребованными как механизм оценки других людей. Алхимия была закрытой наукой. Это была первая корпоративная наука: у них же были лаборатории, они не обманом народа занимались, а сидели там и травили себя ртутью. При этом никакого публичного знания не было.

А.К.: Но ведь большинство заказчиков исследований не были идиотами - им нужны были промежуточные результаты.

Д.А.: Были некие побочные продукты образованности и компетенции, позволявшие постоянно держаться на плаву. Скажем, алхимики участвовали в лечении. Но главные обещанные продукты ими не предоставлялись.

Сложилась ситуация, когда для того, чтобы понять, какого астролога или алхимика нужно нанять, придворным нужно опираться не на то, что он обещает, а на мнение его собственных конкурентов. И вот так вот постепенно появилась внешняя экспертиза и то, что называется открытой наукой. С появлением открытой науки, когда люди стараются не скрыть результаты, а поделиться ими, сразу же появилось чистое интеллектуальное соревнование в открытии и описании явлений и законов. Наука с начала Нового времени оказалась устроена как соревнование ученых между собой.

Борис Долгин ("Полит.ру"): И с природой.

Д.А.: Очень важно, что это соревнование ученых друг с другом раскручивало науку Нового времени. Тому есть прекрасные примеры. Рене Декарт - великий философ, математик, инженер - не любил публиковать свои работы. Был такой аббат Мерсенн, со всеми знакомый, со всеми состоявший в переписке - он один был как научный журнал. Обнаружив молодого Блеза Паскаля, который был талантливым мальчиком, Мерсенн в частной переписке с Декартом "слил" часть результатов Паскаля, чтобы намекнуть Декарту, что его старые результаты будут скоро превзойдены, и о них никто не узнает. И ученый, совершенно озлобленный, опубликовал свои результаты. Потому что людям, особенно когда они монополисты, как Декарт, крупнейший ученый своего времени, до того казалось: кому надо, те и так знают. И действительно, узкий круг, круг Мерсенна был в курсе. Но им нарочно закручивалось соревнование - и это работало.

Тогда возникло Лондонское королевское общество - первое сугубо научное объединение. Его функцией была исключительно организация общения между учеными. В производстве науки, возникавшей вокруг Мерсенна, участвовали архитекторы (среди них - великий Кристофер Рен), врачи, механики, инженеры, военные, придворные деятели, некоторые купцы - просто любители науки. То есть она была очень разнородной в то время, потому что профессиональных ученых все равно еще не было. Они все получали деньги за что-то другое.

Б.Д.: А профессиональные ученые - это те, кто живет за счет науки?

Д.А.: Они имеют профессиональное образование и живут за счет науки. В то время человек мог получить образование врача, а потом заниматься химией, или выучиться на математика, а заниматься чем-нибудь другим. Один из семьи великих математиков Бернулли занимал пост профессора физиологии в каком-то швейцарском университете и читал лекции медикам. Мы-то его знаем как математика, а зарабатывал он тем, что читал курсы по анатомии, физиологии и так далее.

А.К.: Если я вас правильно понял, главное в науке, основа ее - это соревновательный момент. Соревнование ученых между собой или с природой, что не очень получается. А это значит, что наука конечна. Настанет такой момент, когда соревнование будет проиграно.

Д.А.: На наш век науки хватит. Но, конечно, хорошо заметно, что наука постепенно замещается инженерным делом. В начале ХХ века за рентгеноструктурную технику анализа веществ люди получили Нобелевскую премию, а сейчас никто из ученых этим не занимается. Это превращается в отчуждаемую технологию. Более того, расстояние между тем, что можно было бы назвать фундаментальным, и тем, что можно было бы назвать прикладным, сокращается. Вообще различение "фундаментальный" или "прикладной" немного ложное, потому что ученые всего мира всегда жили в понимании: то, что они делают, кому-то нужно.

Б.Д.: Что вы думаете о дискуссиях по поводу конца науки?

Д.А.: У меня есть по этому поводу два соображения. Первое состоит в том, что продуктивные институты, возникающие в обществе, из него не уходят. Сколько раз говорили о конце религии в современном обществе? И где этот конец? Может меняться место таких институтов. Было время, когда ученые были лучше всех. "Это гады-физики на пари закрутили шарик наоборот", и вот - "хочу быть физиком". Сейчас уже не так.

Второе мое соображение заключается в том, что история науки имеет циклический характер, причем трудно предсказуемый. Есть общеизвестный анекдот: в обзоре физики конца XIX века было сказано, что в этой науке картина мира полностью завершена. Есть только одна маленькая проблема, которая в ближайшие годы, очевидно, будет объяснена. Из этой "маленькой проблемы" выросла квантовая механика, теория относительности и пр. Периоды, когда люди считали, что все уже решено, и осталось только развивать электротехнику, в истории уже были.

Очень интересно, как наука все-таки связана с производством. Во-первых, ученые, создававшие науку как институт, всегда понимали, что они должны быть полезны обществу. Они были востребованы и придворным обществом, и государствами, они всегда искали источник своего вдохновения в прикладных вещах. Например, великий математик Леонард Эйлер, проживая в Петербурге, много писал про навигацию и баллистику. Конечно, точность стрельбы тогда была абсолютно не эйлеровская. То есть его математика тогда была абсолютно не нужна артиллеристам. Тем не менее, когда было создано Артиллерийское училище в Петербурге, там стали преподавать ученики Эйлера. Оно стало одним из центров развития математики в России. Математики прекрасно понимали, что то, чем они занимаются, даже самые абстрактные вещи, связаны с прикладными задачами, несмотря на то, что в данный момент они не помогают эти задачи решить.

В крупных корпорациях, где всерьез делают ставку на науку, продвигающую их технологическое развитие, создаются условия научной работы, несравнимые ни с какими университетами. В университетах студенты, нужно получать гранты. А там, наоборот, создаются просто райские условия для ученых, которые должны делать что-то высокое. Приходишь к ним и видишь, что они живут в пространстве интеллектуальной игры. Но при этом ты понимаешь, что это встроено в корпорацию, которая работает только на прибыль. Например, так устроена математическая работа в Microsoft. Это настоящий заповедник интеллектуалов, находящийся в оболочке, нацеленной исключительно на прибыль. И это далеко не единственный пример.

Крупные ученые всех времен и народов устроены таким образом, что у них есть долгосрочное видение. Благодаря этому они понимают, что помимо их собственной науки в башне из слоновой кости есть большой мир, из которого нужно брать задачи и в который нужно отдавать решения.