"Имея таких образованных бомжей, надо гордиться"

Георгий Бовт:  У нас сегодня в гостях  Валерия Александровна Касамара. Она политолог, заведующая лабораторией политических исследований университета Высшей школы экономики. Здравствуйте!

Валерия Касамара:  Добрый вечер!

Г.Б.:  Я недавно прочитал очень интересную статью в журнале "Репортер". Там рассказано о Вашем недавнем исследовании. Оно меня поразило пронзительностью выводов. Я оттуда почерпнул, что наша элита политическая в своем умственном развитии, ментальности и своих суждениях по части позиционирования России в мире, недалеко ушла от бомжей.

В.К.:  Да, было такое. Это история, уходящая своими корнями в 2008 год, когда было первое исследование, посвященное изучению взглядов и представлений  московских школьников, которые учились и учатся в хороших московских школах, и  детей улиц, те ребята  которые были в приемниках, убегали из детских домов, а мы их опрашивали на Черкизовском рынке, на вокзалах. Нам было интересно сопоставить. Мы думали, что мы получим драму, принц и нищий. Но, когда мы провели опросы и посмотрели потом на результаты, то они были примерно такими же, как результаты того исследования, о котором мы сегодня говорим. Нам часто задают вопрос, почему мы взяли именно депутатов, почему вы называете их элитой. Поэтому я для наших слушателей сразу хочу сказать, что политическая, даже тяжело произнести слово "элита". У меня к этому понятию свое отношение, и я прежде всего считаю, что "элитой" мы можем называть людей, только являющихся образцом для подражания. Это некий авангард, глядя на который мы хотим стремиться к чему-то  лучшему. Можно, 
конечно, использовать и статусный подход. И, используя его, можно сказать, что депутаты являются политической элитой. Почему именно они? Потому что мы понимаем, что выше мы бы не смогли добраться и опросить. Было бы интересно побеседовать с людьми администрации президента и людьми, принимающими политические решения. Но не вышло. С членами Совета Федерации – тоже проблематично. Депутаты в данном случае оказались самой доступной целевой аудиторией, хотя тоже проблематичной.

Депутаты в данном случае оказались самой доступной целевой аудиторией, хотя тоже проблематичной

Г.Б.:  А Вы помните, был такой сотрудник администрации президента по фамилии Матвеичев? Когда были в Калининграде беспорядки, он выступил и сказал, что он расстреливал бы на площадях. Он вообще пару книжек написал. Его можно почитать в Интернете.

В.К.:  У нас подход был следующим. Мы хотели, чтобы эти люди были в информационном политическом поле, чтобы они разбирались и политика была их профессией на сегодняшний момент. В силу вот этих обстоятельств мы и назвали их "элитой". Дальше нам интересно было посмотреть на диаметрально противоположную социальную группу. Поэтому мы взяли людей, которые живут на улицах, скитаются по метро, которых называют бомжами. Наивность умерла в 2008 году, но надежда оставалась. А потом оказалось, что высказывания респондентов этих двух групп настолько схожи., что если закрывать подпись под цитатой, то нельзя определить, кто это сказал. Когда мы рассказывали о результатах этого исследования в Англии на конференции, то наши коллеги по академической среде, сказали, что они завидуют нам, потому что имея таких образованных бомжей, надо гордиться. Но драма заключается в том. что нам необходим локомотив, а когда общество все одинаковое, однородное от бомжей до депутатов, то мы понимаем, что с одной стороны они едины, а с другой где потенциал дальнейшего развития.

Г.Б.:  Я уточню для слушателей. Опрашивали Вы по внешней политике, по политике.

В.К.:  Было несколько самых простых вопросов. Первый - какой вам представляется сегодняшняя Россия? Человек мог говорить все, что угодно. Дальше. Какой вы ее представляете через 10 -15 лет. Есть ли у России друзья, враги? Каким должен быть идеальный глава государства? Какую политику он должен проводить? То есть, то, о чем мы можем разговаривать на радио, на кухне, при любой беседе.  Вопросы простые. Но мы ожидали, что у депутатов будет более экспертный подход, причинно-следственные связи. А от бомжей, конечно, такого не ожидали, потому что тот зигзаг, который делает информация, пока доходит до них, несопоставим с депутатами. Но ситуация вот такая.

Г.Б.:  Скажите, пожалуйста, а это только русское явление или всемирное? Ну, вот не в Англии, а в Америке как?

В.К.:  Мне задавали этот вопрос. Поскольку у меня цель исследовательская, то я могу говорить только о том. что знаю. Мы решили провести исследования и сравнить. Был доступ к французским клошарам и французским депутатам. И этим летом мы провели опрос. Сейчас мы расшифровываем эти интервью. Первые впечатления, что те и другие достаточно сильно политизированы. И во французской Ассамблее есть разница между представителями партий и регионов. Отвечают они по-разному. Но пока сопоставить не могу, так как окончательных выводов еще нет. Любое исследование интересно сравнением.

Г.Б.:  Просто это результат же популизма?

В.К.:  В нашей ситуации мы были озабочены тем, что разница в ответах депутатов и представителей разных партий есть безусловно. В отношении депутатов "Единой России" могу сказать только одно. Они променяли компетентность на лояльность. Поэтому в беседах с нами это было похоже на то, что они фактически выдавали текст партии, чтобы не быть уличенными.

Депутаты"Единой России" променяли компетентность на лояльность

Г.Б.:   Я обратил внимание, когда с ними говоришь, он как будто шарят у себя по карманам, по телефонам, чтоб позвонить и спросить, что отвечать.

В.К.:  Ну клише. Ответы неинтересные, не думающие. Мысль одна – сказать правильно.

Г.Б.:  У нас тоже клише есть, мы на минуту уйдем на рекламу.

Г.Б.:  Я обратил внимание давно, что постепенно в экспертном сообществе падает уровень обсуждения самых сложных проблем. Всё скатывается до публицистических выступлений, ток-шоу, круглых столов, где мало кто готовится, и никто никого не слушает. Это уровень ниже, чем был при советской власти, когда в ЦК КПСС писали записки, говорили не больше 5 страниц, потому что никто не прочтёт больше. Но там было осмыслено. А сейчас вообще никто не читает, связи между экспертным сообществом и властью вообще никакой нет. Востребованности мысли как таковой вообще нет. Есть пара человек, которые вообще знают, что надо делать наперёд. Или один. Он прислушивается к кому-то, но парламент не в состоянии написать ни одного закона самостоятельно, потому что такой аппарат. Поэтому они не от тупости своей штампуют, а аппарат такой. Они не могут сделать дело до конца величиной в 1000 страниц. Просто не в состоянии. Вот оттуда такие представления, что Советский Союз распался в результате масонского заговора или ЦРУ. Население России хотят извести под ноль тоже в результате заговора. То есть есть штаб изведения российского населения. Теория заговора – как в средние века ведьмы.

В.К.:  Мы же понимаем, что чем выше уровень мифологизированности общественного сознания, тем хуже работают демократические институты, тем ниже уровень свободы мнения, слова, тем ниже толерантность.

Г.Б.:  Но легче управлять. Ты жонглируешь мифами.

В.К.:  Сразу нарастает мифологизация. Мы же видим, что мифы оживают и активно завоёвывают общественное сознание. Когда один из бомжей говорит: "Солженицина читали, знаем, но той инфраструктурой, которая была построена во времена Сталина, до сих пор пользуемся. Метро у нас есть. Значит, так надо было". И во всех возрастных когортах Сталин ассоциируется с порядком, начинает возводиться в категорию настолько значимую и необходимую, что во имя порядка мы готовы платить всё. И уверенность в завтрашнем дне привязывается к порядку. Отсутствие коррупции – тоже порядок. А как его наводить? Порядок ассоциируется со Сталиным, и используются методы, которые известны.

Во всех возрастных когортах Сталин ассоциируется с порядком

Г.Б.:  Если бы вместо него создали миф, что на основе закона можно что-то делать, то и бомжи бы к нему присоединились. Только миф не создаётся. Эффективного постсоветского мифотворчества до сих пор нет. Путин на самом деле в этом плане на общем фоне эффективный некоммунистический политик.

В.К.:  Мы проводим ещё одно исследование. Было интересно, какова была реакция молодёжи на заявление Дмитрия Анатольевича на съезде Единой России по поводу того, что кандидатом в президенты будет Путин. Вот сейчас опросили студентов МГУ. И ещё один вопрос интересовал: а если бы не Путин, и не Медведев, то кто? И получается коллапс. Потому что люди говорят, а никого. У сильно либерально настроенных ребят звучит, что была маленькая надежда на Прохорова. Но не Охлобыстин же. Была цитата: "Я телевизор с 4 лет смотрю, а там всё Жириновский и Зюганов. Как они мне надоели. Так хочется чего-нибудь ещё. Но посмотрю по сторонам и понимаю, что больше никого и нет".

Г.Б.:  Проблема телевизора. Если человек 10 из окружения Путина начать показывать по телевизору… Тогда пара годных человек появится.

В.К.:  Я про то и говорю, что поляна настолько зачищена, что пустота. Те политические лидеры, которые оказываются на центральных каналах телевидения, они фактически как Эйфелева башня в чистом поле, потому что больше никого не видно. Хотя многие говорят, что придут на выборы, и проголосуют за Жириновского.

Г.Б.:  А я читал, что среди молодых у Единой России пропорция поддержки больше, чем среди пенсионеров.

В.К.:  Здесь надо различать молодых. Если брать по уровню образования, то более мыслящая оппозиционная молодёжь, скорее хорошо образованная. А пропутинская молодёжь – это молодёжь, получающая образование, но не в топовых ВУЗах. Здесь, чем больше мыслишь, тем больше рефлексируешь, тем больше возникает вопросов. Когда таких вопросов не возникает, то да. Мы зафиксировали, что в Дмитрии Анатольевича молодёжь сильно разочаровалась. Сколько бы он не объяснял, почему получилось так, как получилось, они говорят, что нельзя так с властью, что он должен был бороться. Если ты оказался на таком высоком посту, то никакие объяснения не проходят. Реакция негативная. Многие говорили, что хотят голосовать за него, а теперь понимают, что его нет. По поводу депутатов. Опрашивать депутатов нашей Думы очень тяжело, потому что на контакт идут сложно. Приходится просить помощников, чтобы те отлавливали.

Г.Б.:  Хорошо, что вы - красивая женщина.

В.К.:  Это делала не только я, это делали мои красивые студентки. Это единственно возможный вариант. Самые недоступные депутаты – ЛДПР. Просто без вариантов. Прийти, если ты не чей-то знакомый, если без звонка… КПРФ проще. С Единой Россий их много, но это тяжело.

Г.Б.:  А СРы?

В.К.:  Не очень. Коммунисты просто с народом общаются.

Г.Б.:  Коммунисты – идеальная оппозиция.

В.К.:  С французскими депутатами договариваться об исследовании пришлось из Москвы. Это было поручено моей коллеге с хорошим французским. Она начала писать им письма. Она говорит "я сейчас напишу им всем письма". "Ты оптимист, на них же никто не ответит". "А мы и проверим".

Г.Б.:  Процентов 50 ответило?

В.К.:  Чуть меньше. Но они отвечали. Они по e-mail назначали встречи. Они приходили на встречи. Она получила ответы и мы её отправили в командировку, чтобы она брала у них интервью. Интервью состоялись. Те, кто не смог, ответили по e-mail. Это меня потрясло. Я поняла, что это пример демократии.  Даже по отношению к гражданину другой страны.

Г.Б.:  Это когда у тебя есть план встреч, где Пупкин, Васькин и, может быть, Путин и Медведев включатся. Не подвигают Пупкина и Васькина, а про Медведева и Путина говорят, что в это время заняты. Это демократия. Для Саркози делают исключение. Только у нас я видел постоянную подвижку графиков в соответствии с авторитетом того, с кем назначают. Если есть кто-то более важный, то все остальные идут на фиг. Это архаичное феодальное общество.

В.К.:  Разница ещё в том, что, когда мы спрашиваем "опишите современную Россию", то, про что говорят французы, очень сильно отличается от того, про что говорят россияне. Если сопоставить наших студентов и французских, нам было интересно их представление об идеальном президенте России и Франции, и их критика Саркози и Медведева. Когда французы говорят про страну, они говорят про культуру, про демократические традиции, про республику, они говорят, что гордятся кухней, модой.

Г.Б.:  Они говорят, что это будет развиваться.

В.К.:  Это темы, которые они затрагивают. Они говорят, что Париж притягивает всех людей, потому что здесь прекрасная история, архитектура, кухня, мода. Понятно, что им хотелось бы играть ведущую роль в процессе интеграции ЕС. А наши начинают говорит, что мы большие, у нас много полезных ископаемых, и вообще мы всем по морде дадим. Это во всех возрастных когортах. Картина какая? Большая. Не говорят о достижениях русской литературы. Если для французов Франция ассоциируется с культурными достижениями и с кладовой культуры, то у нас про это вообще не говорят.

Если для французов Франция ассоциируется с культурными достижениями и с кладовой культуры, то у нас про это вообще не говорят

Г.Б.:  Странно. Я думал, что это тоже на уровне банального мифа. Толстой, Чехов, Достоевский.

В.К.: Этого нет. Скажите, что есть Пушкин, Чайковский и что-нибудь ещё.

Г.Б.:  Валерия Александровна Касамара - заведующая лабораторией политических исследований университета Высшей школы экономики. Нам тут пишут. " На кинотеатре "Октябрь" висит огромный баннер, с которого Путин вещает: " Пацаны, вам этого не надо!" О какой культуре тут можно говорить? Я тут не согласен. Это тот язык, на котором говорит целевая аудитория этой акции.

В.К.:  С точки зрения попадания в целевую аудиторию и понимания целевой аудитории это стопроцентно правильно сделанная реклама.

Г.Б.:  Он вообще попадает в целевую аудиторию очень хорошо. Вот какая аудитория, такая и цель.

В.К.:  Потому что именно такая риторика очень хорошо воспринимается и ассоциируется с точки зрения настоящего мужчины. Она такая мускулидная,  в ней чувствуется решительность, готовность к действию, и она очень недвусмысленная. Почему так прижилось "мочить в сортире"? Потому что всего два слова, а понятно, что надо делать.

Г.Б.:  Но вообще его удачной стороной, если говорить о том, что удачная риторика, когда он пришел, и он продолжает этим пользоваться, он говорит не на птичьем языке. Он говорит так, как говорит улица, но сейчас это. Может, кого-то больше раздражает, чем в 2000 году. Это все равно остается его плюсом, По сравнению с тем же Медведевым. Может, некорректно их сравнивать. Но тем не менее, он говорит ближе улице.

В.К.:  Но для улицы – безусловно, да. Но, тем не менее, это несколько коробит.

Г.Б.:  Это Вас коробит, потому что вы не с улицы. А, в конце концов, Берлускони почему был уникальным премьер- министром? Никто столько не сидел. А почему? Потому что он другой. Это издержки современной демократии. Я думаю, что, если изучить элиту американскую, то в принципе, вы тоже увидите ужасающую деградацию. По сравнению с той же американской элитой, когда там был период расцвета демократии в 50-60-е годы.

В.К.:  Что касается демократии, то на больную мозоль наступили. Вот сейчас смотрим результаты исследования. И молодежь, студенты, которые говорят, что мы разочаровались в демократии, и мы вообще считаем, что России не нужна демократия. Что, если б была возможность, тот хорошо бы монархию. Но поскольку не сложилось у нас с монархией, то такой вот здоровый авторитаризм, в принципе, был бы очень неплох. Но когда это говорит молодежь, которая родилась либо на излете Советского Союза, либо уже даже после его крушения, то возникает такой вопрос. Или просто восклицание. Дамы и господа! Вы не боролись за эту демократию, вы не жили в Советском Союзе, и все, что вы о нем знаете, вы знаете по рассказам своих родителей, которые за давностью лет забыли про плохое и помнят про хорошее, потому что тогда они были молоды, веселы, и многое переживалось проще, чем сейчас. И специфическая черта нашей постсоветской ностальгии заключается в том, что мы сами себе начинаем врать.

Специфическая черта нашей постсоветской ностальгии заключается в том, что мы сами себе начинаем врать

Г.Б.:  Справедливости ради надо сказать, что за демократию в Советском Союзе вообще никто не боролся.

В.К.:  Так и получается, что демократия, которая пришла, от нее ожидали очень быстрого и скорого результата.

Г.Б.:  Но за нее не боролись. Ее как бы придумали и сказали – вот вам демократия. Ой, ну ладно, да. Отлично! Демократия, значит, мы будем жить как в Европе.

В.К.:  Нет, просто еще никого не предупредили, что демократия  - это долго, дорого и хлопотно. Вот как-то упустили эти три составляющих. И действительно ждали быстрого результата. Что через четыре года здесь будет город-сад. Прошло четыре года, восемь лет, а где? И поэтому сейчас люди абсолютно спокойно говорят, ну а что нам с нее? Но при этом многие не видят оборотной стороны. И еще многие оценивают успешность своей жизни категориями "могу я что-то купить или не могу". Пустых прилавков нет. За границу ехать можно. Зарплату платят. Что еще хотите?

Г.Б.:  А чего еще должны люди хотеть?

В.К.:  Действительно, чего?

Г.Б.:  Вообще всякая идея для того, чтобы умереть, она должна воплотиться. Они думают, что она воплотилась, поэтому умерла. Хотят авторитаризм – ну пусть.

В.К.:  Мне как-то все это грустно слушать. Поэтому я понимаю, что надо читать классику. Мы понимаем, что у нас благими намерениями выстлана дорога в ад. И отказываясь от того, что необходимо, что должно быть, мы не понимаем, что отказ от свободы, толерантного отношения, от плюрализма - все равно неизбежно ведет к тому, что и ваши права будут ущемлены.

Г.Б.:  Российское общество сейчас самое свободное за всю свою историю. Это не так?

В.К.:  Я бы сказала, было.  Мне кажется, уже нет. Для меня точкой невозврата был 2003 год.

Г.Б.:  Понятно. А давайте звонок возьмем? Анна. Слушаем Вас.

Анна:  Добрый вечер! Я сегодня долго ехала по пробкам и с большим интересом вас слушала. И вот возникает вопрос. Мы делаем хорошие выводы, и правильные вещи говорим. Нет ли ощущения, что это все бесполезно? Политическая элита все равно делает так, как считает нужным. Видимость борьбы – только видимость.

Г.Б.:  Но Вы видите в телевизоре много же "козлов"?

Анна:  Мне кажется, что все заказное.

Г.Б.:  Хорошо. Валерия Александровна, прокомментируйте.

В.К.:  Для того, чтобы допустить людей, которые говорят то, что есть, надо иметь смелость и нормальный демократический политический режим. Потому что люди принимающие решения в нашей стране, они прекрасно осведомлены, и у меня нет ощущения, что они чего-то не знают. Но она так же понимают, что озвучить степень серьезности тех проблем, которые есть сегодня у нас, им политически невыгодно. Это фактически признаться в своем фиаско. Мы не будем говорить про 18 литров алкоголя на человека, про демографические проблемы, образование, сокращение количества качественных рабочих мест, деградация промышленности. Системный кризис. Но признаться в этом с большой трибуны – это подписать себе смертный приговор.

Г.Б.:  А в Интернете пишут.

В.К.:  Интернет – это последний оплот. И качество его в различных регионах РФ очень разное.

Г.Б.:  Но и после распада Советского Союза прошло всего двадцать лет.

В.К.:  Крушение империи мы переживаем достаточно болезненно. Но у нас нет правильной ориентации и правильного понимания как пережить.

Г.Б.:  Некому давать.

В.К.:  А я считаю, что это должно быть на уровне государственной политики. Мы имеем огромную волну национализма, нетерпимое отношение к бывшим братьям и сестрам из бывших республик. И один из мифов, что раньше мы так дружили. А сейчас смотрим на бывших сограждан, тихо ненавидим и думаем, что вот он отнимает у нас рабочие места. Вот такие причуды сознания.

Мы имеем огромную волну национализма, нетерпимое отношение к бывшим братьям и сестрам из бывших республик. И один из мифов, что раньше мы так дружили 

Г.Б.:  Давайте один слушатель и потом на рекламу. Андрей, здравствуйте!

Андрей:  Здравствуйте! Слушаю Вашу передачу целый день. Девушка выступала, я присоединяюсь. Вот у меня приехал отец с Украины и сказал, что на Украине, что в России. Государство живет само по себе, народ сам по себе.  Это очень здорово видно.

Г.Б.:  Минуточку, а Вы хотели бы, чтобы государство за Вас взялось?

Андрей:  Нет, я этого не хочу сказать. Я о другом, что государству, руководителям,  абсолютно все равно, что творится в стране. По поводу национализма. У меня такое ощущение, что у нас все делается для геноцида собственного народа.

Г.Б.:  То есть, Вы считаете, тоже заговор. Валерия Косомара ответит после рекламы.

Г.Б.:  Заговор есть, геноцид.

В.К.:  Это очень показательный симптом авторитарного синдрома. Авторитарный синдром на сегодняшний день настолько пропитал сознание россиян, большинство просто заражены им. Намного проще сказать, что у нас есть враг, который против нас задумал, чего он только не задумал. Этого врага показывать не надо, его нужно просто назвать. По результатам опросов Левады враг у нас только один – США. Если что не так, то понятно, кто виноват.

Г.Б.:  Не повезло с президентом, он чёрный, а нас воспитывали, что их угнетают. Ничего, если республиканец придёт борзый, то будет удачный враг.

В.К.:  Когда в стране появляется ощущение врага, что он есть, то это мощная сигнализация по поводу того, что с мозгами что-то не так. Когда мы задавали вопрос, есть ли у Франции враги французам, они не понимали вопроса. Мы специально провокацию делали, используя слово "враг". Они говорили, что мы некомпетентно задаём вопрос. У страны не может быть врагов. У нас есть конкуренты, союзники. Но какие враги? Враги – это терроризм. И дальше они называли глобальные угрозы человечества.

Г.Б.:  А арабо-французы им не враги?

В.К.:  Нет.

Г.Б.:  Просто хулиганы.

В.К.:  У них из врагов только терроризм, люди, распространяющие наркотики. Это те люди, которые являются врагам.

Г.Б.:  Дмитрий, добрый вечер.

Дмитрий:  Очень много звонков было, что элита рулит так, правительство так. Это напоминает Маугли, когда бандерлоги Маугли похитили и говорили: "Мы великий народ, мы достойны великого вожака", только вопрос в вожаке.  Так и у нас элиты не возникает с Марса. Нас марсиане не захватили. И каждому стоит подумать, будучи назначенным на ту или иную должность, что он будет делать. Опыт показывает, что каждый раз это одно и то же. Руководителей не выращивают нигде.

Г.Б.:  Вы на государственной должности? Или кто вы по профессии?

Дмитрий:  JR-менеджер. Я сталкиваюсь очень много с чиновниками. Я знаю некоторых десятками лет, я знаю, какими они были в начале дела.

Г.Б.:  У вас так судьба сложилась, что вы попали в муниципальное образование и переводите с\х земли в несельскохозяйственные для их продажи. Вы будете брать деньги?

Дмитрий:  Я – да. Вот анекдот: идёт женщина, плачет и смеётся одновременно. Все спрашивают "что такое?", "Сын нашёл миллион долларов". "А почему плачешь?". "Идиот, в милицию отнёс".

Г.Б.:  Спасибо. "И что, что мы не боролись за демократию. Зато сейчас мы полноправные граждане своей страны. Нас тошнит от лиц демагогов".

В.К.:  Скоро не будет тошнить. Скоро привыкните.

Г.Б.:  Александр, добрый вечер.

Александр:  Я жил и при коммунистическом режиме, и сейчас. Сейчас очень хорошо живётся. Я очень доволен, что у нас есть демократия. Но как демократию понять? Человек, если он внутренне свободен, если он смотрит с перспективой на жизнь, то он чувствует себя хорошо. А по поводу заговора, что русский народ все хотят уничтожить. Я думаю, что заговор есть, заговор русского народа против себя. Это самоуничтожение.

Г.Б.:  А вдруг его нет?

Александр:  А как же без заговора? Это нереально.

Г.Б.:  С заговором всё сходится, а без него никак.

В.К.:  По заговору, по поводу того, что враг не дремлет, мы чем-то похожи на китайцев. Мы не удовлетворились тем, что проводим исследования в Европе и решили посмотреть, чем от нас отличаются китайцы. И эти вопросы мы решили задать китайцам. Там у меня учится студентка с китайским языком. Ей друзья-китайцы сказали, что эти вопросы нельзя задавать, потому что все кругом црушников и тебя могут просто забрать. Нельзя спрашивать по поводу политического лидера, нельзя спрашивать по поводу врагов и друзей.

По поводу того, что враг не дремлет, мы чем-то похожи на китайцев

Г.Б.:  Мы больше свободны, чем Китай.

В.К.:  Не везде. Опрашивая студентов МГИМО, мы столкнулись со следующим: у них существует представление о том, что на 3 курсе всех студентов МГИМО вербуют. Эти ребята рассказывали. Они проговаривают следующее, это миф: Начиная с 1 курса за ними будут следить.  Если студент на 1 или 2 курсе даст какое-то интервью, вдруг это всплывёт на 3, когда его придут вербовать.

Г.Б.:  Всплывёт это всё, если откровенничать в фейсбуке, а потом эти глупости на тебя через 20 лет на тебя выльют. Сергей, добрый вечер.

Сергей:  Я тоже в Высшей школе экономики преподаю. Скажите, то, что по всей видимости будет происходит в нашей стране в ближайшие 10-15 лет, мне, как человеку, ценящему свободу, по всей видимости не понравится. При этом я думаю, что многие осознают, что сейчас ничего изменить не удастся. Что можно на протяжении предстоящей декады делать, чтобы в дальнейшей перспективе подобное не повторилось?

Г.Б.:  Спасибо.

В.К.:  Что меня больше всего беспокоит, это то, как не дать стране развалиться. Потому что, когда на территории страны начинают появляться такие очаги, в которых люди не идентифицируют себя со своей страной, которые называют себя не россиянами и говорят про Москву «у вас там в России», вот это опасно.

Г.Б.:  Это не только Кавказ.

В.К.:  Когда я начинала фразу, я про Кавказ даже не думала. Я понимаю, что страна распадается, у нас Дальний Восток сам по себе, у нас появляется сибирская идентичность, которая сама по себе.

Г.Б.:  Я вам скажу, что период феодальной раздробленности в Руси был периодов расцвета культур и ремёсел. Это даже советская стереография признала. Пройдёт какой-то этап, когда Дальний Восток сосредоточится на своём развитии в большей степени. Он не будет зависеть от Москвы. Да, с одной стороны "у вас там в России", с другой стороны они развиваться будут, просто надо дать им больше бюджет.

В.К.:  Проблема системная. Это происходит, потому что рушатся коммуникации. Потому что долететь до Дальнего Востока оказывается настолько дорого, о Камчатке я умалчиваю. Монополия такова, что мы не можем эту коммуникацию наладить, потому что не можем перешагнуть через монополию. До Воркуты билет стоит 30000 рублей. Если вы по Скайсканнеру посмотрите, то на Берлин и обратно можно слетать за 4 тысячи. И здесь возникает вопрос, что нам ближе. И мы сами позволяем этому происходить.

Г.Б.:  Это же гарантия от авторитаризма. Нельзя построить авторитаризм в такой системе. Можно делать вид, что его строишь. Можно быть авторитарным диктатором в пределах Садового кольца. И то не получится, потому что есть интернет.

В.К.:  Поэтому мы имеем ту экономику, которую имеем, мы понимаем, что кризис системный. Мы имеем проблему коррупции глубочайшую. И у меня ощущение, что страна расползается. И эти процессы никак не стопорятся. Ничего не делается для того, чтобы сохранить целостность страны.

Г.Б.:  Владимир, добрый вечер.

Владимир:  У меня есть собственные размышления. Мы ведём массу бесед с экрана телевидения, по радио, поднимается только экономическая составляющая. Экономическая составляющая вкладывается в школе в голову детям. А культурная составляющая падает в геометрической прогрессии.

Г.Б.:  Они уже упала, её нет.

Владимир:  А все катаклизмы, которые проходят в стране, на Кавказе, в Сибири, в глубинке. Это всё происходит от недостатка уровня культуры нации. Мы прошли точку невозврата. Мы теряем культуру.

Г.Б.:  Спасибо. Точка невозврата пройдена? Спорить с этим трудно, что система нравственных ценностей разрушена.

В.К.:  Она продолжается разрушаться. Нет целостной политики на государственном уровне, которая могла бы этому противостоять реально.

Г.Б.:  Мы дошли до того, с чего начали: моральный авторитет так называемой элиты недостаточен для того, чтобы примером своим…

В.К.:  Я считаю, что элиты, которая могла бы подавать пример, её просто нет. В политике такой элиты я не вижу.