Еще на перепутье

Революция до сих пор не привела к становлению нового Египта. Каким он будет, станет понятно после окончательного выяснения отношений между военными и исламистами.

«Арабская весна» изобиловала парадоксами: устоявшиеся «методы принятия решений и давления на общественность, хорошо зарекомендовавшие себя в предшествующие десятилетия, оказались совершенно неприемлемыми во время египетских событий 2011 года. Всякое давление на оппозицию давало обратный эффект, и власть оказалась к этому не готова. Если 25 января 2011 года народ вышел на улицы Каира с требованиями прекратить произвол полиции и отменить чрезвычайное положение, действующее с 1981 года, то спустя неделю площадь Тахрир пестрела лозунгами «Мубарак, уходи!» и «Народ хочет свержения режима!». РЕКЛАМА Силовое подавление акций протеста, в течение тридцати лет успешно применявшееся режимом Хосни Мубарака, лишь увеличивало число протестующих, похороны убитых оппозиционеров превращались в новые демонстрации и митинги против действующей власти. С другой стороны, бездействие руководства страны способствовало затуханию революционного накала и постепенному уходу митингующих с улиц. Самый яркий тому пример — события 2–3 февраля 2011 года, когда после второго обращения Мубарака к нации народ потянулся по домам, однако стоило сторонникам сына президента Гамаля Мубарака учинить «битву на верблюдах», как Тахрир тотчас вновь заполнилась сотнями тысяч недовольных режимом египтян. После революции прошло больше года, а будущее Египта по-прежнему неопределенно даже несмотря на то, что недавно появился новый президент — 24 июня 2012 года Высшая избирательная комиссия объявила Мухаммеда Мурси избранным лидером страны (и первым исламистом на этом посту во всей ее новейшей истории). Однако сейчас он обладает скорее представительскими функциями — значительные полномочия по управлению государством по-прежнему в руках Высшего совета вооруженных сил, накануне президентских выборов распустившего Народную ассамблею. При этом сам факт победы Мурси позволил исламистам стать частью правящей элиты, с которой армии придется считаться. Теперь будущее Египта во многом зависит от того, по какому из трех сценариев будут развиваться взаимоотношения между армией и исламистами — турецкому, алжирскому или иранскому. Расстроил всех На первый взгляд падение режима Хосни Мубарака стало сюрпризом не только для всего мирового сообщества, но и для самих египтян — как симпатизировавших бывшему президенту, так и ненавидевших его. Однако оно было закономерным — ветер «арабской весны» сдул пыль со стольких египетских проблем, что Мубарак был попросту обречен. Прежде всего речь идет о проблемах социально-экономического характера. Страна серьезно перенаселена. Египет обладает большой территорией, однако лишь 5% земель пригодны для какой-либо хозяйственной деятельности — остальное занимает пустыня. В результате на пресловутых 5% земли в дельте Нила (примерно 50 тыс. кв. км) проживает абсолютное большинство 80-миллионного населения страны. Скученность населения на фоне скудных ресурсов стала причиной высокого уровня бедности, поэтому египтяне крайне болезненно реагируют даже на самое незначительное ухудшение условий жизни. Однако кабинет министров — в первую очередь министр финансов Юссеф Бутрос Гали — проводил достаточно эффективную экономическую политику, подготовив страну к мировому финансовому кризису, который в результате задел Египет лишь по касательной. Но и незначительное повышение цен на продовольствие спровоцировало в Египте социально-политические потрясения: пик первой волны агфляции как раз пришелся на январь-февраль 2011 года. Высокий уровень бедности редко приводит к революции — успех протестов возможен тогда, когда он кем-то направляется. В данном случае направляющей силой стала недовольная режимом египетская молодежь. На фоне общего снижения уровня безработицы — с 11% в 2005 году до 9% в 2010-м (ниже, чем, например, в США, Франции, Испании) — число безработной образованной городской молодежи продолжало расти и в 2010–2011 годах составило почти 43% общей численности этой страты. Безработные выпускники вузов жили в крупных городах, в том числе в Каире, поэтому смогли легко составить ударный отряд «арабской весны». Вдохновленная примером тунисской революции, создавшей прецедент, когда диктатора, находящегося у власти несколько десятков лет, можно свергнуть не только путем военного переворота, но и посредством народного восстания, образованная молодежь вышла на Тахрир и повела за собой толпу. Но падение режима Мубарака вряд ли состоялось бы, если бы социально-экономическую ситуацию не усугубил конфликт внутри египетских элит. Армейская верхушка выступала против Гамаля Мубарака и его сторонников. Все знали, что Хосни Мубарак хочет назначить сына Гамаля своим преемником. Готовя для этого почву, Хосни Мубарак способствовал продвижению соратников Гамаля на посты министров и депутатов парламента. Действия президента, в свою очередь, вызывали жесткое неприятие со стороны генералитета — де-факто властителей Египта со времен Июльской революции 1952 года. Гамаль Мубарак не подходил им потому, что не имел традиционного для любого руководителя Египта военного образования (он получил специальность политолога), а также просто потому, что был сыном Хосни Мубарака — в Египетской республике, как ни странно, плохо относятся к идее передачи власти от отца к сыну. До поры до времени генералы выжидали, но когда Гамаль Мубарак совершил ошибку — в надежде продемонстрировать лидерские качества вывел своих сторонников на подавление Тахрир (эти события получили название «Битва на верблюдах»), — армия примерила образ защитницы народа и фактически выступила на стороне протестующих. Либералы самоустранились Революция оказалась успешной, однако к решению всех проблем страны так и не привела. Не успело население отметить отставку Хосни Мубарака и его последующий арест, как Египет погрузился в пучину политического кризиса, выбраться из которого не может до сих пор. По сути страна раскололась на три противоборствующие части — на Тахрир они выступали против Мубарака, а после революции стали бороться за власть. С одной стороны оказались военные, несмотря на «демократическую революцию» сохранившие власть и создавшие военную хунту, которая правит Египтом до сегодняшнего дня. Причем на момент создания хунта имела определенную поддержку населения — после Тахрир армия получила статус защитницы народа, и ей многое было позволено. Впрочем, вскоре после революции у нее появился серьезный конкурент в лице исламистов, вышедших из подполья. «Братья-мусульмане» не подключились к протестным движениям с самого начала просто потому, что не желали, чтобы египетская революция воспринималась в «зеленом» цвете, — это могло бы лишить ее поддержки представителей секулярных движений, оппозиционных режиму Мубарака, а также скорректировать позицию Запада. Однако после революции «братья», используя свои разветвленные ячейки на местах, очень быстро превратились в ведущую гражданскую силу и уже в конце апреля 2011 года создали политическую Партию свободы и справедливости. Аналогичным образом самоорганизовалась и другая исламистская сила — салафиты. Мухаммед Мурси готов бросить вызов хунте Фото: Alex Majoli / Magnum / Agency.Photographer.Ru Между военными и исламистами расположился либеральный лагерь — люди, которые, собственно, и стояли на площади Тахрир. Однако либералы не смогли создать более или менее серьезный центр силы. Вместо того чтобы объединиться, партии «Аль-Гад», «Новый Вафд», Свободная египетская партия», «Либеральные демократы», имевшие, в общем, одинаковые политические взгляды, цели и принципы, погрязли в выяснениях отношений друг с другом, спорах о судьбе Мубарака и его сыновей, о легитимности нахождения у власти Высшего совета вооруженных сил и т. д. В результате они лишь запутали своих избирателей, продемонстрировали разобщенность в рядах либерального лагеря и превратили его из субъекта политики в объект — за контроль над ним военные и исламисты борются до сих пор. Первые пытаются внушить либералам, что революцию делали не для того, чтобы сойти с рельс авторитаризма на путь исламской республики; вторые же говорят: и не для того, чтобы она вернулась на рельсы авторитаризма. Не удивительно, что революционерам-либералам, не сумевшим даже самоорганизоваться после Тахрир, так и не удалось заставить Высший совет вооруженных сил считаться с их мнением. Военные довольно быстро разглядели в исламистах силу, способную довести антиправительственные выступления до критической массы, и предпочитают вести переговоры с ними. Логичным следствием подобного расклада сил стали парламентские и президентские выборы. На первых фактически было противостояние исламистов и рассорившихся между собой либералов (заполнить образовавшийся после запрета Национально-демократической партии вакуум военным не удалось), и исламисты выиграли их в одну калитку. В январе 2012 года «Братья-мусульмане» и салафиты заняли на парламентских выборах первое и второе место соответственно, получив в Народной ассамблее 69,9% мест. Такой успех объясняется еще и тем, что в отличие от того же алжирского «Исламского фронта спасения», ливанской «Хезболлы» или суданского исламистского лидера шейха Хассана ат-Тураби «Братья-мусульмане» ни разу не имели возможности проявить себя на политической арене страны, у них просто не было шанса дискредитировать себя в глазах народа и запятнать репутацию. На президентских выборах исламистов ожидал более серьезный противник — армия. По итогам второго тура получился паритет: 51,7% — за кандидата от «Братьев-мусульман» Мухаммеда Мурси и 48,3% — за ставленника хунты генерала Ахмеда Шафика. Поскольку и армия, и исламисты пользуются одинаковой поддержкой электората, попытка одной из сторон узурпировать власть могла привести к гражданской войне. Весьма логичным поэтому был роспуск подконтрольным хунте Конституционным судом Египта Народной ассамблеи — сосредоточение в руках исламистов исполнительной и законодательной власти могло бы нарушить паритет сил и привести к дальнейшей дестабилизации и без того на ладан дышащей политической системы страны. Функции парламента, часть полномочий исполнительной власти, а также право формировать состав Учредительного собрания (которое будет писать конституцию) хунта взяла на себя. Армия намерена сохранять эти полномочия и таким образом уравновешивать исламистского президента до тех пор, пока не будет избрана новая Народная ассамблея. Предполагается, что выборы в нее пройдут в конце 2012 года — военные надеются, что к тому времени им удастся ослабить позиции «Братьев-мусульман» и салафитов. Турецкая модель Происходящее в Египте приближает его государственную систему к так называемой турецкой модели, где исламисты и военные вынуждены сосуществовать друг с другом и сохранять баланс сил. Похоже, на ближайший президентский цикл подобный расклад сил устраивает обе стороны. Выйти из глубокого экономического кризиса, вызванного кризисом политическим, в краткосрочной и даже среднесрочной перспективе вряд ли удастся. Недовольства народных масс правящим режимом тоже не избежать. При этом ни у военных, ни у исламистов нет четкого представления о мерах по выходу из сложившейся социально-экономической ситуации. Обе силы попытаются переложить ответственность за неудачные и непопулярные шаги друг на друга. Египетское общество к тому же сегодня не готово ни к превращению в исламскую республику, ни уж тем более к возврату в секулярное авторитарное прошлое. Бороться за создание исламской республики по иранскому образцу исламисты не готовы из-за отсутствия в их рядах единства. Салафитская партия «Ан-Нур» и Партия свободы и справедливости «Братьев-мусульман» после выборов так и не объединились в единый блок, предпочитая искать союзников на стороне. Сейчас на их разногласиях пытаются играть военные. Хунта предоставила и тем и другим широкий доступ на египетское радио и телевидение и дала возможность критиковать друг друга. Пока, впрочем, такая стратегия плодов не приносит — и «Братья», и салафиты трезво оценивают риски и последствия подобных идеологических споров. Салафитам гораздо выгоднее находиться в оппозиции существующему режиму, выдвигая лозунги создания исламского государства. А «Братьям» важнее установить диалог и разграничить сферы ответственности с армейской верхушкой, сохраняя приверженность умеренным происламским взглядам. В связи с этим интересно отметить, что именно с победой исламиста Мурси многие западные инвесторы связывали установление в стране стабильности, столь необходимой для восстановления экономики. В свою очередь, армия не пытается задавить исламистов (в свое время подобное произошло в Алжире): генералы понимают, что это чревато гражданской войной, которая снесет всех. Каким бы путем в итоге ни пошел Египет, уже очевидно: его место в ближневосточной политике изменится. Во-первых, следует ожидать улучшения отношений с арабскими соседями, изрядно подпорченных в последние годы правления Мубарака. Особого успеха Египет, вероятно, достигнет там, где на выборах победили исламисты. Во-вторых, на фоне вакуума, возникшего после ухода Мубарака, и общего ослабления Египта продолжится все большее вовлечение Турции в дела арабского мира. А победа Мухаммеда Мурси, возможно, поможет наладить отношения с Ираном, дипломатические связи с которым Мубарак разорвал в 1981 году. Более того, не исключено, что Египет покинет антииранскую ось стран Залива. Изменятся также отношения Египта с США и Израилем, они станут более взвешенными, так как египтяне больше не будут пренебрегать своими интересами. Возможно, отношения даже сведутся к минимуму, однако конфликт между странами вряд ли произойдет. У Египта попросту нет ресурсов для выяснения отношений со своим восточным соседом — особенно учитывая явную незаинтересованность в этом военных, за которыми остается право объявления войны. Скорее, израильская тема станет своего рода площадкой для набора политических очков для Мурси и исламистов, которые вряд ли переступят грань популистских лозунгов. Соединенные Штаты сохранят влияние в Египте, поскольку в этом заинтересована как американская администрация, так и «Братья-мусульмане» и военные
.