ЕГЭ — что дальше?
Что думает о настоящем и будущем реформы один из её идеологов.
— В 2016 году ЕГЭ, пожалуй, впервые прошёл без серьезных нарушений. Ни тебе утечек КИМов, ни «стобалльников с Кавказа», ни массовых списываний. Можно сказать, что ЕГЭ состоялся. Но тут снова критика или, мягче говоря, пожелания: не натаскивать на результат, устную часть в гуманитарных предметах ввести… Это постепенный возврат в прошлое или закономерность? И к чему готовиться следующему поколению выпускников?
– По существу есть два вопроса. Первый – что мы проверяем во время экзамена: владение определенным объемом информации или умение рассуждать? Те, кто видел бланки ЕГЭ, скажут, что там есть задания и на первое, и на второе. Новые стандарты, ориентированные на критическое мышление, уже введены в ОГЭ, теперь пойдет работа по их внедрению в экзамены старшей школы. Второй вопрос – русский язык. Очевидно, что устная часть нужна, но вводить её в ЕГЭ, или же после девятого класса – надо решать. Тут же вопрос базового и профильного русского: справедливо ли предъявлять к инженерно-ориентированным и гуманитарно-ориентированным ребятам одинаковые требования? Сделано многое для того, чтобы во время ЕГЭ было как можно меньше списываний и нарушений. Теперь надо совершенствовать его содержание.
— По содержанию: школьники и родители жалуются, что идет натаскивание, а реальных знаний нет…
– На 90 баллов не натаскаешь. Скажем, если я собираюсь поступать на инженера и по русскому мне достаточно преодолеть нижний порог – натаскивать на русский можно. Точно так же с математикой для гуманитариев. Но в сферах, с которыми ты хочешь связать дальнейшую жизнь, нужно обладать не просто набором знаний, но и умением их осмысливать.
– Последние данные говорят, что ребята стали ориентироваться на предметы естественнонаучного, технического цикла. Физику выбрали на 21 тысячу выпускников больше, биологию – на 18 тысяч. Подростки стали прагматичнее?
– Сдвиг в сторону естественных и инженерных наук – это общемировой тренд. Приходит понимание, что без этих знаний прорваться в «завтра» трудно. На Западе сейчас становится популярным STEM Education. Это образование, объединяющее четыре дисциплины – науку, технологии, инженерию и математику. Считается, что хорошее будущее себе обеспечит тот, кто с ними ладит. И ориентация молодёжи на технологии наконец стала проявляться в России.
– Кстати, о технологиях. Наши школьники и студенты часто побеждают на мировых олимпиадах по программированию, а потом некоторые заявляют «А я еще не решил, останусь в России или нет». И как с этим быть?
– Создать условия, когда они будет чувствовать себя комфортно в России. Помню, когда вводили ЕГЭ, ректоры в некоторых регионах ругались – «Наши лучшие дети уедут в Москву и в Питер, а мы с кем останемся? Не нужен этот ЕГЭ, пусть учатся у нас». Но президент Чувашской республики, Федоров, тогда спросил – «А вы даете высшее образование лучшего качества, чем в Москве и Питере?» Те чешут затылки – «Нет, наверное...» Потом обратился к работодателям – «А что вы сделали для того, чтобы ребята из столицы вернулись? Квартиры предложили, работу интересную подготовили? Или ждете, что они придут просто так?». Западные фирмы призеров международных олимпиад сразу находят, дают стипендию, жильё: только подпишите, что отработаете у нас хотя бы пару лет. Нашим руководителям надо бы договариваться с ребятами персонально, показывать, какие плюсы они могут получать, работая у них.
– Давайте вернемся к реформам в школе. Какой она будет, скажем, через пять-семь лет? Чего ждать?
– У меня ответ, может быть, не самый стандартный, но школа будущего – это школа сервисов. Сегодня нужна не школа-монополист на трансляцию знаний (вот мы знаем математику, или физику, или гуманитарные науки, поэтому бегите к нам), а школа-помощник. Она выиграет конкуренцию за счет того, что лучше других ориентирует своих учащихся в мире знаний. И не надо забывать про социализацию ребят. Это и театры, и КВН, и спортивные программы, и дополнительное образование. Я уверен, что школа будущего – это гид в мире знаний и пространство для самореализации.