Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, Шнура благословил

"Неделя" попробовала сопоставить слова песни Шнура "Суд" со стихотворением Гаврилы Романовича Державина "Река времен". Литературный анализ согласился провести кандидат филологических наук, преподаватель ГУ—ВШЭ Константин Поливанов.

В Кембриджском университете студентов проверили на знание творчества скандальной британской поп-звезды Эми Уайнхаус. Тем временем в петербургской Мариинке на сцену вышел известный отечественный певец-матерщинник Шнур. Самое время и наших студентов озадачить новыми экзаменационными вопросами и темами сочинений. Корреспондент "Недели" Дарья Варламова изучила мнения на сей счет.

ТЕМА СОЧИНЕНИЯ

Образ возлюбленного в поэзии Рэйли и Уайнхаус

Сэр Уолтер Рэйли

Поэт XVI — начала XVII в., пират, фаворит самой Елизаветы, разгромивший Непобедимую армаду, бретер и завсегдатай злачных мест. Основал Вирджинию, первую английскую колонию в Америке. Казнен по обвинению в заговоре против короля Якова I.

Ты пришел из святой земли (фрагмент) 

"Почему ей надоело
общество твое,
Хоть ты был ее любовью,
Радостью ее?"

"Я любил ее всю юность,
Но теперь уж стар.
Плод с сухой упавшей ветви —
Бесполезный дар".

"Знай же, что любовь — ребенок,
Ветрена, слепа,
Клятва быстро ей наскучит,
Утомит мольба"

Эми Уайнхаус

Британская певица в 20 с хвостиком добилась славы отчасти благодаря прекрасному вокалу и таланту композитора, отчасти за скандалы, драки, скабрезные реплики и пристрастие к наркотикам. Два ее альбома стали платиновыми, в этом году ей присудили Grammy аж в пяти номинациях. Правда, депрессивную девушку на церемонию не пустили: американцы побоялись дать визу.

Любовь — проигрышная игра
Для тебя я была пламенем.
Любовь — это проигрышная игра.
Ты зажег пламя высотой в пять этажей.
Любовь — это проигрышная игра,
Лучше бы я ее не начинала,
О, какую неразбериху мы устроили,
А теперь — заключительный кадр.
Любовь — это проигрышная игра.
Как песня, сыгранная до конца,
Любовь — теряющая рука,
Больше, чем я могу пережить,
Любовь — теряющая рука.
Признавшаяся самой себе, глубокая,
Пока не полетели обломки…
Знай, ты азартный человек.
Любовь — теряющая рука.
Хотя лучше б я была слепа,

Любовь — покорная судьба.
Воспоминания терзают меня,
Любовь — покорная судьба.
Бесполезные шансы осмеяны богами.
А теперь — последний кадр.
Любовь — это проигрышная игра.

Майкл Добсон, профессор Лондонского университета:

Сравнительный анализ текстов классика и оторвы

"...Оба автора знают ценность повторяющихся синтаксических структур, фраз и рефренов. При этом лексикон их заметно различается: Рэйли в манере, характерной для любовной поэзии со времен Петрарки, описывает земную любовь с помощью религиозных метафор (его любимая божественна, светла, как небеса, и т. д.). Уайнхаус, хотя и упоминает "богов", использует образы азартных игр.

Утверждение, что лирическая поэзия непосредственно выражает личные переживания поэта, следует уточнить: это всегда мысленная конструкция, драматическая фантазия. В стихотворении Рэйли ведется воображаемый диалог между двумя персонажами, а потом — драматический эффект дает симуляция исповеди, череды жалоб, которые могли захватить и поэта в процессе творчества.

Песня Уайнхаус также не похожа на исповедь: поэты, искренне охваченные скорбью, редко в состоянии что-либо написать, не говоря уж о том, чтобы выстроить структуру, ритмы и рифмы текста так, чтобы он подходил к танцевальной музыке.

Фразочка Уайнхаус final flame (дословно — "последний кадр") рискованно смешивает лексикон киношника и завзятого бильярдиста. Но оба автора четко понимают стандарты, которые предъявляет музыка, и находят адекватный язык в этих рамках".

Чем шокировал своих студентов Кембридж?

Британские третьекурсники получили свою дозу адреналина на итоговом экзамене по литературе. Им предложили провести сравнительный анализ стихотворений сэра Уолтера Рэйли и нашей современницы, скандальной соул-певицы Эми Уайнхаус. Такое вольнодумство — и не где-то там, а в цитадели элитного образования, в Кембридже!

Студенты были озадачены: что общего между классиком Возрождения и крутой девчонкой, известной своими татуировками, вычурным макияжем и проблемами с наркотиками? "Вот вам наглядный пример упрощения всего и вся, — тут же заявил британской Daily Mail Ник Ситон, участник Движения за настоящее образование. — Экзаменаторы скорее пытаются соответствовать трендам, чем следить за тем, чтобы экзамен освещал классическую литературу".

В знаменитом фильме "Догма" представители церкви хотят привлечь молодежь, сделав Христа "своим парнем" с ослепительной улыбкой и поднятым вверх большим пальцем. Может, и в Кембридже решили провести ребрендинг классического образования, чтобы идти в ногу со временем? У составителей экзаменационных билетов есть свои резоны: английское слово lyric имеет два значения: "лирика" и "слова популярной песни". То есть попсовый текст и классическое стихотворение можно сопоставить — и если не найти что-то общее, то хотя бы проверить студенческие способности к анализу на таком вот контрасте.

К тому же кембриджские профессора — люди не дикие, могут оценить талант и в поп-музыке: кроме Уайнхаус сравнения с классиками в студенческих билетах были удостоены и такие музыкальные звезды, как Боб Дилан и Билли Холидей.

За новаторов и Джонатан Бэйт, профессор Уорикского университета:"Рэйли был знаменитостью своего времени, его стихи были чем-то вроде поп-песен той эпохи, так что сравнение вполне уместно".

Что именно оскорбило противников нововведения — моральный облик поп-звезды или сомнительность ее литературных достижений? Если первое, то дискуссию можно считать бесполезной: ханжество в искусстве ни к чему хорошему не ведет. Из плохих мальчиков и девочек классики вырастают с той же вероятностью, что и из хороших. Булгаков был морфинистом, Бодлер увлекался опиумом — и это не помешало им стать гениями. С другой стороны, если Британия, затаив дыхание, пережевывает слухи о том, как Уайнхауc курит крэк у себя дома, — само по себе не показатель литературных заслуг певицы.

Раньше новаторы, бывало, скидывали классиков с корабля современности. Сейчас вот, наоборот, загоняют героев нового времени в лодку их великих предшественников. Чем не возможность продемонстрировать свое нестандартное мышление, сопоставить несопоставимое. Понятно же: не все старое прекрасно, но и не все новое может быть равноценным классике.

***

ТЕМА СОЧИНЕНИЯ

Мотивы неизбежности судьбы в поэзии Державина и Шнура

Можно ли представить подобную ситуацию в российском вузе? Отечественные преподаватели пока больше дорожат традициями, чем их европейские коллеги. Поэтому нашим студентам нежданная встреча с поп-кумирами на экзамене пока не грозит. А вот курсовые работы с исследованием языка музыкальных звезд уже появляются — вот, например, что выдал Яндекс: "Хронотоп в урбанистической поэзии русского рока (на примере текстов песен Земфиры)". Да и звезды наши не так просты — если приглядеться, они не так далеки от классиков. Вот, например, Державин и Шнур — об одном и том же пишут. А кто бы мог подумать?

Гаврила Державин

Как и Рэйли, Гаврила Романович был придворным поэтом, но его увлечение Екатериной не шло дальше упоения образом просвещенной и мудрой монархини. Вначале успешно сочетал творчество с постом губернатора Тамбова, но идеализм и честность вышли ему боком: одолели завистники. Утрата иллюзий лишь придала его стихам горькой проникновенности.

Река времен

Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.

Сергей Шнуров

 

И в строительном институте учился, и в религиозно-философском. Работал грузчиком, сторожем в детсаду, стекольщиком, кузнецом, дизайнером в рекламном агентстве и даже промоушн-директором. Прикидывается алкоголиком-хулиганом-тунеядцем, но в перерывах между дебошами на концертах с удовольствием читает классику. Теперь вот сыграл в спектакле в Мариинке.

Суд
Прекрасна жизнь, и есть успех.
Живот растет почти у всех,
И есть на выбор много блюд,
Но скоро будет Страшный суд.
Никто не избежит его,
Всех ожидает ничего.
Но волноваться нет причин:
Мы все умрем — ты не один.

О, скоро будет Страшный суд!
О, скоро будет Страшный суд!
Жизнь — это лишь всего игра,
И Рим остался во вчера.
Империи стирались в пыль.
О смерти сказка — это быль,
И все надежды и мечты,
Которые лелеял ты, —
Всего лишь искорки в огне,
Всепожирающем огне.
И волноваться — пустой труд.
О, скоро будет Страшный суд,
Сгорит вся эта ерунда
Во время Страшного суда!

Сравнительный анализ текстов классика и хулигана

Если Шнура выпускают на оперную сцену — так чем наш Шнур хуже Эми Уайнхаус? Возможно, пришло время и его тексты изучать на уроках словесности. "Неделя" попробовала сопоставить слова шнуровской песни "Суд" со стихотворением Гаврилы Романовича Державина "Река времен". Литературный анализ согласился провести кандидат филологических наук, преподаватель ГУ—ВШЭ Константин Поливанов.

"Знаменитое последнее стихотворение Г.Р. Державина написано за три дня до кончины на грифельной доске — поэтому называется еще "Грифельная ода" или "На тленность" — последние две строки написанного отрывка не были разобраны, а сейчас и остальные стерлись.

Содержание достаточно ясно — со временем все уничтожается, долговечнее прочего или само искусство, или то, что превратилось в искусство ("остается чрез звуки лиры и трубы"). Но и это рано или поздно "пожрет" "жерло вечности". Обратим внимание, что за смертью или уничтожением следует у Державина "забвение" — то, что противостоит, например, одной из форм христианского понимания бессмертия как "вечной памяти".

Загадочность, неуловимое до конца дополнительное смысловое измерение, создается не только тем, что стихотворение не завершено, но и за счет того, что автор как будто задумывал написать акростих — стихотворение, первые буквы строк которого складываются в какие-то слова: "Руина чти..." — как будто начал Державин и не продолжил обращения.

Помнил ли Сергей Шнуров стихотворение Державина, сочиняя свое? Не исключено — его "империи стирались в пыль" говорят почти о том же, что и пропасть забвения, где тонут "царства и цари". Но даже если Шнуров никогда не читал стихотворения Державина, — в культуре все, когда-то получившее словесное воплощение, имеет свойство сохраняться (вопреки мрачным словам Державина) "в воздухе". Но, кроме идеи "тленности" земных дел, в тексте Шнурова присутствуют прямые указания на любимую рок-поэзией тему "Страшного суда", который должен прийти в низкий земной мир, занятый заботами о жизненном успехе, "ростом живота" и всем тем, что у Шнурова называется "ерундой".

Говорится ли об этом в стихотворении Державина? Читатель вправе прочесть в нем и такой смысл — но у Державина в любом случае останется еще и обозначение не совсем одинаковых судеб "людских дел" (которым равны по судьбе "народы, царства и цари") и того, что задерживается усилиями искусства ("лиры и трубы")".

***

Возможны ли такие эксперименты на экзаменах в российском вузе?

ПРОТИВ

Григорий Кружков, переводчик, специалист по британской поэзии:

"Культурный ландшафт поменялся"

"Меня эта новость из Кембриджа не удивляет. Идет низведение старых авторитетов и рост интереса к любительской поэзии. В свете теорий французской литературы 70—80-х гг. прошлого века текст самодостаточен. Автор больше не имеет значения. Не важно, что анализировать — список для прачечной или классическое произведение. На новом равнинном ландшафте все явления равноценны, а ценность зависит не столько от мастерства автора, сколько от внимания публики, в том числе и рекламы.

Я не одобряю эту тенденцию, но, с другой стороны, студент имеет право сравнивать все со всем. Трудно представить такой экзаменационный вопрос, но курсовую, посвященную рок-группе, я бы принял".

ЗА

Константин Поливанов, преподаватель кафедры словесности ВШЭ:

"От сравнения с Биланом Блоку хуже не станет"

"Не думаю, что если сравнить строки блоковской "России" ("И невозможное возможно, // Дорога долгая легка") с песней Димы Билана ("Все невозможное возможно"), Блоку от этого будет намного хуже. То, что мы сопоставляем попсовый текст с классическим, еще не означает, что мы приравниваем их друг к другу по творческой ценности. Все зависит от выводов. Уход от иерархии в культуре, о котором говорит Григорий Кружков, — это неизбежный процесс, и бессмысленно оценивать его как плохой или хороший.  Поп-музыку слушают сотни тысяч, в то время как книги читают в лучшем случае десятки тысяч людей. По-моему, ничего плохого в этом нет".