7 вопросов Леониду Григорьеву, экономисту, о сценариях кризиса
На прошлой неделе получило огласку письмо Минфина с критикой кризис-сценариев на 2013-2015 годы, подготовленных Минэкономразвития. Минфин упрекает МЭР в излишнем оптимизме и просит подготовить еще один, по-настоящему жесткий сценарий. Показатели, в которых не могут сойтись министерства: насколько сильно могут упасть европейская экономика и цены на нефть и, как следствие, перспективы экономики России. Заведующий кафедрой мировой экономики НИУ ВШЭ Леонид Григорьев объяснил «РР», действительно ли надо готовиться к худшему.
1. С чем связано появление письма, обозначившего противоречия между Минфином и Минэкономразвития?
Понятно, что любая неблагоприятная ситуация в мировой экономике скажется на доходной части бюджета, поэтому Минфин старается перестраховаться и верстать бюджет исходя из менее благоприятного сценария. Ему важен сбалансированный бюджет, он не хочет рисковать ради расширенных модернизационных планов Минэкономразвития.
В то же время и МЭР не хочет ужиматься ни по одному из пунктов своих затрат. И каждый год в конце лета — начале осени при утверждении бюджета возникают дискуссии между этими двумя ведомствами. Эти дебаты — следствие естественного положения этих двух министерств в экономике: одни хотят экономить, другие — тратить. Но не нужно при этом пугать людей.
2. На нас сейчас сильно сказывается кризис в еврозоне?
На мой взгляд, нет. Наш газ, например, востребован. Депрессия в Европе больше сказывается на Китае, чем на нас. Отрицательное влияние — для нас и для всего мира — в том, что ситуация неопределенности затянулась. Неопределенность нервирует людей.
3. Сколько она уже длится?
По сути, четыре года, отсчитывая от кризиса 2008-го. На предкризисный уровень страны так и не вышли. При этом мы видим ситуацию самоподдерживаемой паники: кричим — становится еще страшнее — кричим еще громче.
4. Так будет все-таки в Европе масштабный кризис, который скажется и на России?
Пока Европа демонстрирует очень медленный рост. Но выходит из кризиса немецкая экономика, в Польше и Чехии все более-менее нормально. Греческая проблема в каком-то виде решена. Но все равно ситуация тревожная. Нет гарантий, что экономического кризиса не случится, но нет гарантий и того, что он произойдет. Это как в том анекдоте: «Пессимисты говорят, что коньяк пахнет клопами, оптимисты — что клопы пахнут коньяком».
5. Видимо, неопределенность связана и с тем, что ситуация в разных странах Европы неодинакова?
Да, самое важное, что сейчас происходит, — это раскол ЕС на две группы стран. Одна — страны с приличным ростом, другая — те, где все очень тяжело. Впервые Германия показала положительное сальдо по торговле, а в Европе в целом оно отрицательное.
При этом в Испании все это время росли зарплаты и расходы. А в Германии рост зарплат был самый низкий по Евросоюзу.
6. Кто в еврозоне сегодня страдает больше всех?
Самая сложная ситуация в Латвии. Это пример третьего по силе кризиса в современной истории: первый — депрессия 30-х, второй -Аргентина, 2001 год, а третий — это сокрушительное падение ВВП в Латвии. Правда, там правительство не очень афиширует проблемы, и собственно долги не такие большие, поэтому фокус внимания сейчас не на них.
7. Как экономическая неопределенность будет сказываться на политической стабильности в Европе, да и в России?
Люди устают от вялотекущего кризиса. Неопределенность, высокая безработица, снижение расходов — все это уже нервирует людей. Все выборы заканчиваются сменой правительств. Точных рецептов, как изменить ситуацию, нет. Остается терпеть, влезать в долги... Но, на мой взгляд, ситуация разрешима, и все обойдется.