«Со студентами часто использую прием, который можно назвать шоковой терапией»
Доцент кафедры наук о культуре Высшей школы экономики Ольга Рогинская, по мнению студентов отделения культурологии факультета философии ВШЭ, — лучший преподаватель университета 2011 года в двух номинациях: лектор и преподаватель семинаров.
— Какие курсы вы преподаете в ВШЭ?
— По специальности я филолог, поэтому в основном читаю курсы, связанные с лингвистикой, теорией и историей литературы, также определенная часть моих исследовательских и преподавательских интересов связана с театром. Большинство моих дисциплин являются общеобразовательными, они читаются на первых курсах бакалавриата на отделении культурологии. В связи с этим я нахожусь в несколько привилегированном положении — в основном я работаю с теми студентами, которые напрямую в этом заинтересованы, для которых этот курс не является второстепенным. И, как правило, я знакома лично с большинством моих студентов, благодаря общению на научных семинарах, в рамках руководства курсовыми работами, защиты курсовых и других научных и образовательных проектов. Я бы здесь обратилась к метафоре штучной ручной работы: студентов немного (одна, максимум две группы), и они изначально мотивированы и заинтересованы, просто по факту их учебы на отделении культурологии.
— А ваш интерес к театру как возник?
— Еще учась в Московском государственном университете, я занималась проблематикой автобиографических жанров, в частности эпистолярного, дневникового жанра, моя кандидатская диссертация была посвящена трансформациям европейского эпистолярного романа в русской литературе XVIII-XIX веков. Эта (на первый взгляд, историко-литературная) проблема имеет серьезное теоретическое измерение, что побудило меня обратиться к изучению смежных явлений и культурных фактов, связанных с автобиографическими текстами и другими формами исповедального высказывания. Через этот интерес я вышла на проблему автобиографического театра, в котором исповедь или автобиографический рассказ произносится со сцены. С этого начался мой специальный интерес к театру, который стал уточняться, развиваться и расширяться, из него возник интерес вообще к современному театральному процессу. Я познакомилась с людьми из театральной сферы, много писала о театре, мне предложили публиковаться в нескольких бумажных и интернет изданиях. В 2004 году поступило предложение от Института гуманитарных историко-теоретических исследований ВШЭ прочитать общеуниверситетский факультатив о театре в Высшей школе экономики, с чего и началась моя история преподавания в Вышке. Через пару лет, когда на философском факультете открыли отделение культурологи, я получила приглашение перейти в ВШЭ на полную ставку.
— Сравнивая преподавание факультативов и постоянных курсов, в чем вы видите специфику этих форматов обучения?
— В первую очередь, отличается характер интереса студентов. На общеуниверситетские факультативы, посвященные театру, в основном приходят студенты-театралы с разных факультетов, которые просто любят театр, много и по-своему о нем знают и имеют определенные ожидания, не всегда совпадающие с целями и задачами курса. И часто возникает педагогически и исследовательски продуктивная, но психологически сложная ситуация, когда студенты-театралы не хотят принимать тот дискурс о театре, который им предлагаю я. Есть соблазн воспринимать театр исключительно как досуговое пространство, и когда вдруг оказывается, что это пространство неоднородно, что мало интуитивного интереса или влюбленности в того или иного актера, режиссера, то часто у многих студентов возникает внутренний конфликт, не всегда разрешаемый в мою пользу. Я оставляю выбор за студентом, он сможет принять этот дискурс, решить, что в него было бы интересно проникнуть, а может воспринять его как чужой, и тогда это заканчивается отстаиванием своего права на эмоционально-субъективный интерес к театру. С годами я стала жестче и резче разводить досуговый и исследовательский интерес к театру. Если ты что-то любишь, то это очень тяжело исследовать. Оказалось, что мне интересно работать с теми студентами, которые меньше знают о театре, ровнее, так сказать, к нему дышат — потому что сам по себе исследовательский импульс у них, как правило, гораздо более сильный.
— А какими методами или способами формируется исследовательский подход к изучению культурных пространств?
— Специфика предметов, которые я преподаю, связана с тем, что практически у любого студента есть свой субъективный и, главное, эмоциональный опыт — читательский, туристический, опыт посещения музеев, театра и приобщения к кино. Эти культурные формы вызывают очень интенсивную человеческую реакцию, у каждого есть свое мнение и представление о том, что такое настоящее кино, хорошая литература, театр или искусство. И главная интрига моя, преподавательская, — переформатировать этот интерес, и из пространства мнений, ощущений, чувств, придыханий, переживаний переместиться в пространство критики и аналитики. Я хочу, чтобы студенты увидели литературное, театральное, кинематографическое пространство как структуру, где есть свои закономерности и логика развития. При таком взгляде становится интересным не только то, к чему ты привык, с чем тебе удобно и комфортно встречаться, но и с тем, что вызывает твое сопротивление. Ты должен как бы преодолеть себя, выпрыгнуть из кажущейся комфортной ситуации легкой раздачи ярлыков и выхода в область произвольных мнений и оценок.
Поэтому я часто использую такой прием, который можно назвать шоковой терапией. Мы идем на спектакль или начинаем работать с текстом, про который, как кажется студентам, они все понимают, а потом, в процессе работы с этим текстом или спектаклем, вдруг выясняется, что этот культурный факт существует в совершенно другом контексте, который они не считывают и не видят. Или мы, наоборот, идем смотреть что-то, о чем ребята не имеют никакого представления, даже те, кто считает себя знатоком театра, так как большинство из них воспитаны на образцах классического театра. Откровением для ребят становится практически любой спектакль Школы драматического искусства, в группе находится максимум два-три человека, для которых что-то изначально значат имена Анатолия Васильева, Игоря Яцко, Дмитрия Крымова, Бориса Юхананова, и тогда возникает интересное и продуктивное напряжение среди слушателей курса.
— Как реагируют обычно студенты на шоковую терапию?
— Тут самое главное, чтобы за однозначным отторжением и непониманием последовало продолжение. Я ориентирую студентов на постоянную рефлексию, на метаописательную позицию, когда человек фиксирует, что с ним происходит во время просмотра сложного спектакля (и что при этом происходит с окружающими), а потом осмысляет, с чем связано его непонимание, раздражение, усталость. Я прошу фиксировать такого рода непосредственные реакции, и дальше мы пытаемся сформулировать и понять, что является тем каноном театрального восприятия, которое формируется в нас с детства. И постепенно у студентов расширяются возможности восприятия. Оказывается, что в театр можно ходить не только для того, чтобы отдохнуть и не только за высокими смыслами. Поход в театр может стать работой по восприятию сложного, спрятанного и закодированного. Для меня это важная педагогическая и человеческая задача — попытаться открыть перед ребятами возможность получения удовольствия от прикладывания усилий по постижению нового. Для сегодняшнего студента типична ситуация, когда параллельно существует учеба и пространство свободы, в котором есть удовольствие, практически природного, чувственного характера, и получается, что для многих ребят, хороших и эмоционально развитых, абсолютно закрыта область получения удовольствия от интеллектуального усилия и напряжения. И для меня в рамках моих курсов оказывается важным решение именной этой задачи — открыть перед ними возможность получения такого рода удовольствия — волевого, интеллектуального.
На курсе этого года по теории и истории зарубежной литературы мы долго читали новеллу Ф. Кафки «Превращение». Автор известный и культовый для молодого читателя, несмотря на то, что читательская культура и круг чтения с каждым годом меняются. Мы читали первую страницу новеллы всю пару — это традиционная методика медленного чтения и комментирования, и она показывает, что медленно читать современный читатель не умеет. Для большинства студентов опыт линейного медленного чтения оказывается тяжелым, у них возникает чувство протеста даже на телесном уровне, потому что они не понимают, что происходит, они привыкли к другому темпу чтения. Но поместив их в некомфортную и непонятную ситуацию, мы создаем условия для возникновения нового языка, новых ощущений, у студентов появляется потребность освоить что-то, что казалось абсолютно чуждым и непонятным, а это и есть самое ценное, что мне хотелось бы дать моим студентам.
Людмила Мезенцева, Новостная служба портала ВШЭ