• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

«Эти дни были самыми тяжелыми»

Владимир Мазаев об октябрьском путче 1993-го, о «черных списках», сути законотворчества и о секрете поддержания энтузиазма в Вышке

Профессор факультета права Владимир Мазаев был участником исторических событий: он был членом разогнанного в 1993 году Верховного Совета, участвовал в разработке законопроектов, на которых строилась новая рыночная экономика. В свой юбилей (18 ноября ему исполнилось 65 лет) он рассказывает, ради чего пожертвовал политической карьерой, как оказался в черных списках, и чем для него стала Вышка. 

Как казаки Госконтроль порубали

В 1990-м году я оказался в Москве в качестве народного депутата РСФСР, члена Верховного Совета РФ. Вся страна сидела у телевизоров и следила за тем, что происходило на Съезде народных депутатов в Кремле. А происходило там что-то невообразимое. Все летело в тар-тарары, рушилась соцсистема и заодно вся страна. Среди депутатов было какое-то количество людей, которые делали это осознанно, они за этим и пришли. Но большинство людей из провинции к такому совсем не были готовы. Мы думали подрихтовать ту модель, в которой жили, но не собирались ее уничтожать. Но удержать уже было ничего нельзя. Официальные лидеры союзного государства показали свою слабость и неспособность вести страну по обновленному курсу. Даже те, кто хотел что-то спасти, проникались гибельным восторгом сокрушения старого, надоевшего. Каждый день, одним махом, уничтожались привычные институты власти, опоры государственности. 

Рядом со мной на депутатской скамье сидели мои коллеги по волгоградской делегации, представители партийно-хозяйственного актива (председатели колхозов, директора предприятий, даже первый секретарь обкома партии – кстати, природные казаки). Один из них спросил меня, раз идет такое дело, нельзя ли ликвидировать Государственный комитет по народному контролю (народный контроль), который житья не дает руководителям предприятий своим постоянным и тотальным надзором. Я внес предложение на голосование Съезда и через 5 минут судьба громадной государственной структуры была решена, ее обнулили. А Госконтроль был такой властной вертикалью, на которой держалось качество бюджетных расходов, управления, стандарты производства… Огромная такая махина.  Она имела широчайшие полномочия, о которых сегодняшние контрольные органы даже не мечтают. Так что? Ликвидировали ее. До сих пор госконтроль как полновесная система не восстановлен. 

«Я старался быть ближе к праву»

На первом этапе конституционной революции был такой романтический порыв. Эмоциональный накал зашкаливал, среди парламентариев преобладали харизматичные  личности. Депутаты из старорежимных «красных директоров» за происходящим не поспевали, молодых называли «КВН-щиками». Кто громче и звонче выступал, кто веселей шутил, вставлял острое слово — тот и побеждал. 

Мне этот метод кавалерийского наскока не нравился активно. Когда обсуждали закрепление права частной собственности на землю, я спросил, о каком праве собственности идет речь: о праве времен покорения Америки с помощью 6-зарядного кольта, или о праве собственности времен Маргарет Тэтчер? Я изо всех сил пытался быть ближе к праву, это хотя бы соответствовало моему опыту. В Комитете по законодательству мы подготовили все основные законодательные акты того времени, которые заложили основу новой государственности и основ общественного строя. В Конституционной комиссии подготовили базовый вариант новой Конституции России и мне не стыдно вспоминать, что я был членом рабочей группы этой Комиссии. 

Когда я возглавил Комиссию по экономической реформе в Верховном Совете, мы приняли решение, которое корректировало параметры приватизации, ограничивало полномочия Госкомитета по имуществу, возглавляемого Чубайсом. Потому что эта команда не выполнила программу первого этапа приватизации, утвержденную Верховным Советом. Анатолий Борисович тогда сильно огорчился, но пошел свои путем. А после расстрела Верховного Совета оппонентов его стратегии совсем не осталось… В результате приватизация была проведена быстро, правда, не на должной правовой базе и не достигла главных результатов — создания слоя эффективных собственников и справедливости в распределении общественного блага. 

Формула идеального закона

Детство мое прошло в небольшом провинциальном городе. В таких городах своя неповторимая атмосфера и трепетное отношение к своему маленькому историческому прошлому. Так, в нашем городке в центре поставили единственный в стране памятник Петру I и Александру Меньшикову – основателям города. По расхожей версии, Меньшиков – авантюрист и казнокрад, а для жителей города – местный герой.

В этих городках, особенно в 60-70 годы, местами чувствовалась удивительной плотности интеллектуальное наследие: ухоженные палисадники, сады, вечерние посиделки с чаем и  игрой в преферанс. Мои двоюродные прадеды были носителями тех еще, близких к русской классике представлений о высоких смыслах, образованности, о хороших манерах. Они на меня сильно повлияли. 

С другой стороны, в этих городках большое влияние оказывает улица. Я жил на ней, мотался с ровесниками с утра до ночи, от нее нельзя было оторваться. Когда мои уличные товарищи узнали, что я окончил школу с золотой медалью, это был большой сюрприз для них. Улица вырабатывает у людей обостренное чувство справедливости, но одних оно толкает в одну сторону, а других — в другую. Меня это чувство толкнуло в юриспруденцию. Потому что мое представление о законе было (и сейчас остается) в том, что он должен быть инструментом защиты человека независимо от масштабов званий, ролевой значимости. С «детскими» мечтами о законотворчестве мне попадались и очень умные взрослые. Когда я работал в Верховном Совете, ко мне не раз приходили известные математики, которые хотели свой талант использовать для пользы всему обществу: они предлагали рассчитать формулу «идеального закона». Я, конечно, с интересом выслушивал их предложения, но только лишний раз убеждался, что законы природы и законы общества нельзя отождествлять, никакие математические формулы тут не помогут, социальный процесс этот намного сложнее. Нельзя раз и  навсегда просчитать оптимальную меру справедливости, общего блага.

В чем, например, пафос сегодняшней повестки, связанной с изменениями к Конституции. Это же не только интересы отдельных людей или групп людей. Это сложнейший процесс, касающийся всего мира. Происходит трансформация моделей традиционных либеральных демократических стандартов. Для многих стран это вылилось в поиск отдельной, национальной модели, отступлением к более консервативным формам государственного устройства. Процесс этот очень многовекторный, отсюда и противоречия, и такой трудный поиск верных решений. Поиск баланса между экономическим, политическим прогрессом и представлениями о национальной идентичности, социальной справедливости — это всегда сложно…

«Мазаев? Да я же у вас учился!»

Если говорить о проблеме личного выбора, для меня знаковым моментом были события осени 1993 года, когда Борис Ельцин принял Указ №1400, согласно которому прекращалась деятельность высшего органа государственной власти страны (Съезда народных депутатов) и Верховного Совета РФ —парламента России. Эти события вошли в историю под названием «октябрьский путч», расстрел Белого дома, «черный октябрь»… Для меня суть этих событий была и остается неизменной. Выпустив Указ 1400 о роспуске Парламента, Президент Ельцин нарушил Конституцию, совершил конституционный переворот. В то же время был выпущен и другой Указ, на основании которого тем депутатам, кто признавал законность Указа Президента №1400, предоставлялось право на московскую квартиру, выделенную как членам парламента, на денежную компенсацию и на хорошую государственную должность. Такой вариант был предложен многим моим товарищам по парламенту, но большинство отказалось от этого предложения. В том числе и я.

Фото: Михаил Дмитриев

Эти дни были самыми тяжелыми. Я был в Белом доме, на улице, рядом с Белым домом, потом в Останкино. Видел, как разворачивается историческая трагедия, стреляют по людям. В основном по тем, кто пришел посмотреть — не депутаты, не защитники, а простые граждане. Силовики расстреливали собственный народ, это было ужасно. Погибло, по официальным данным, более полторы сотни человек, за это преступление так никто и не ответил. 

Потом было следствие по событиям октября, допросы в Прокуратуре. Отложилась беседа со молодым следователем, который открыв мое дело и увидев меня, сказал «Мазаев? Владимир Дмитриевич? Да я же у вас учился!». Допроса как такового не было.

Всю жизнь работаю в «школах»

После окончания Воронежский университета я должен был ехать по распределению в Донецкую прокуратуру, но мудрая профессура убедила меня заняться академической деятельностью. «У вас очень слишком большой потенциал абстрактного мышления для следователя, вам стоит идти в аспирантуру» — сказал мне мой учитель, и я так и сделал. А потом меня уговорили поехать в Высшую следственная школу МВД в Волгограде. Там я проработал 14 лет, хотя и меньше, чем в другой «школе» — Высшей школе экономики. Так что я всю жизнь работаю в «школах», так и представляюсь обычно: «школьный учитель».

Волгоградская школа — это было довольно революционное заведение для своего времени. Такая школа нового типа, где слушателям давали не только общие юридические знания. Но также натаскивали на практические формы и методы решения задач. Задумка была списана с западного опыта, и наши выпускники с колес, сразу начинали работать следователями и экспертами-криминалистами. С готовыми навыками: умели не только толковать нормы, но вести следственные действия, использовать технические средства, общаться с участниками процесса. В Волгограде учились половина следователей страны и, когда попадал в ту или иную точку Союза, всегда находились знакомые слушатели. Так, в 1989, 1991 годах я бывал в Нагорном Карабахе и мои ученики как в Степанакерте, так и в Шуше (т.е. с двух сторон конфликта) помогали более объективно оценить ситуацию, в том числе с выводом наших войск из этого региона.

Но и сама Высшая следственная школа для Волгограда была заведением знаковым, с самым высоким, можно сказать, интеллектуальным статусом. Вот почему, когда были объявлены выборы народных депутатов Съезда, битва шла между «красными» директорами местных заводов и нашей школой. Меня выдвинули от школы. И я победил. 

Черные списки

Несмотря на амнистию, после событий 1993 года существовали «черные списки», куда попали все депутаты, которые не были с Ельциным. Я тоже был в черных списках. Несколько месяцев находился между землей и небом: соответствующие сложности с трудоустройством и жильем. Через какое-то время знакомый по Верховному Совету — Руслан Орехов, самый молодой и очень влиятельный кремлевский чиновник, руководитель Главного правового управления Президента РФ, высокого класса профессионал в законотворчестве и политических процессах, предложил мне работать в его управлении. Там я понял, что после масштабных дел, в которых участвовал депутатом, чиновничья служба не дает внутренней гармонии. Поэтому я с подачи Орехова занялся фондостроительством. Вначале был создан фонд «Международный институт развития правовой экономики», затем Российский фонд правовых реформ. Я был руководителем этих фондов (вначале одним, затем другим) и этот опыт был наиболее интерес с творческой точки зрения. Так, среди учредителей фондов были ведущие госструктуры страны (например, Администрация Президента в РФПР, Гарвардский институт в фонде правовой экономики). Фонды занимались разработкой законопроектов, прежде всего, в сфере новой рыночной экономики, помогали в строительстве фондового рынка. Фонд правовых реформ обеспечивал реализацию самого большого и претенциозного проекта в сфере права «Правовая реформа», куда входили такие направления как экономическое законодательство, судебная реформа, правовая культура, реформа образования и т.д. Посчастливилось работать с ведущими и блестящими российскими и зарубежными специалистами в области права, менеджмента, СМИ, культуры, кинематографии, даже мультипликации. Наши ролики социальной правовой рекламы занимали первые места в российских конкурсах.

То действительно была содержательная и эффективная работа, и до 2001 года я с большим энтузиазмом ею занимался. 

А потом Ярослав Иванович пригласил меня работать в Вышку. Что здесь прекрасно — это студенты. Атмосфера в Вышке в целом демократичная и приятная, но при этом расслабляться не дают никому, ничто не застаивается, не заболачивается, все в движении. Но студенты — это главное, что поддерживает энтузиазм, движение мысли. Удивительные люди, очень вдохновляющие.

Автор текста: Дранкина Екатерина Александровна, 18 ноября, 2020 г.

«Вышка» в Telegram