«Химия — одно из моих хобби»

Факультет химии существует в Вышке второй год. Виталия Котова пригласили на должность декана, поскольку помимо огромного педагогического опыта в этой науке, он имел опыт создания факультета с нуля. Об этом и многих других вещах он рассказывает «Вышке для своих» в свой юбилей: в декабре ему исполнилось 60 лет. 

«В сериале про Чернобыль есть и откровенное вранье»

Я переехал в Москву из Ленинграда когда мне было 26 лет и я только что защитил кандидатскую диссертацию. Вскоре меня пригласили в военкомат и уведомили, что через несколько дней я еду в Чернобыль ликвидировать последствия аварии на атомной станции.  

Наша бригада химической защиты располагалась за пределами 30-километровой зоны от ЧАЭС. Солдаты жили в палатках, а для офицеров было выделено общежитие. В комнате площадью десять квадратных метров были четыре двухъярусные кровати, расстояние между кроватями сантиметров 40. 

Солдат призывали на сборы главным образом из числа водителей (до 90% состава), поваров и официантов. Офицеров набирали по военно-учетным специальностям, но химиков среди них почти не было. 

Практически никто не понимал, с какой опасностью мы столкнулись. В силу полученного образования и годичного опыта работы с радиоактивными веществами на кафедре радиохимии Ленинградского университета, я был готов к происходящему лучше многих. Например, для того чтобы вывести из организма радикалы, продукты распада веществ под действием гамма-радиации, нужны антиокиданты. В каждой офицерской комнате и палатках были большие банки с витамином С. Но никто не понимал зачем. Думали, что это профилактическое средство от простуды. Пришлось убеждать, что нужно в больших количествах есть аскорбиновую кислоту, а еще есть лук и чеснок, который нам в избытке поставляли в столовую — все равно ближайшая девушка от нас в десяти километрах, а друг друга стесняться незачем. 

Убеждать в том, что алкоголь также является прекрасным антиоксидантом, не пришлось. Сразу приняли на веру. Сложность в том, что командиры боролись с употреблением алкоголя изо всех сил. Недавно вышел сериал про Чернобыль, там показано много правды. Но есть и откровенное вранье. Например, показано, как подъезжает грузовик с водкой, и сразу каждый солдат с бутылкой. Такого не было. Это же горбачевские времена, алкоголь по талонам и очереди дикие. В Чернобыльском районе и двух близлежащих районах Киевской области торговля спиртным была запрещена. За алкоголем нужно было ездить в Белоруссию, а это целая спецоперация. Машина с нашим водителем едет по своим делам, например, за плитами, чтобы затем выложить из них плац, по которому будут маршировать приехавшие ликвидаторы. Делает крюк 150-200 км и возвращается со спрятанным между плитами ящиком водки для офицеров и солдат роты, т.е на 100 человек. Зачем ликвидаторам маршировать на плацу? А потому что дисциплина. В новогоднюю ночь, например, устроили пять построений на плацу, чтобы ликвидаторы с усердием не отмечали Новый год.

Мне повезло — я пробыл в Чернобыле не так долго (три месяца). Работал дозиметристом. Нужно было делать все, чтобы минимизировать ущерб для тех, кто работал на объекте. В соответствии с замерами мы определяли: вот на этом месте человек может работать с отбойным молотком 5 минут, а вот тут 10 минут… Вот эти маски-лепестки, по поводу которых сейчас идут дискуссии — носить-не-носить — мне с 1986-го года привычны. Там даже мысли не было снять маску на объекте… 

 

В один из дней меня направили в командировку. Я попал в опергруппу генерала Пикалова, был младшим дежурным офицером. В мои обязанности входило собирать и передавать данные о радиационной обстановке на объектах из Чернобыля в Москву. Поэтому имею представление о реальных проблемах, с которыми сталкивались ликвидаторы.

«А мы с Лужковым подождем, пока кислота разъест стол»

В 2001 году я защитил докторскую диссертацию. До этого длительное время работал на трех работах: доцентом в вузе, научным сотрудником в институте и учителем в школе. Голосовая нагрузка была 40 часов в неделю. Денег не хватало до зарплаты. Поэтому я с радостью согласился возглавить новый химико-биологический факультет Московского городского педагогического университета. 

Прошло немного времени, и Виктор Васильевич Рябов, ректор этого университета, пригласил меня посмотреть на строящееся здание факультета.  Доехали мы на ректорской машине до территории нового факультета в Южном Измайлово. Виктор Васильевич выходит из машины, надевает взятые из багажника болотные сапоги и пробирается в них по стройплощадке в сторону здания. Я, в полуботинках, за ним. А грязи по колено. Ректор показывал: здесь будут лаборатории, тут большие аудитории, тут малые, библиотека, спортзал. 

Я уже представлял, как наши студенты будут работать в оснащенных по последнему слову техники лабораториях. Но бюджет по ходу дела секвестировали раза в два с половиной, так что недели за две до открытия факультета в учебные лаборатории поставили дешевые школьные парты. На открытие факультета должен был приехать Юрий Михайлович Лужков. Начальник строительства сказал мне — приедет Лужков, покажи ему тут все. Я говорю: «конечно, покажу. Он ведь химик по образованию?  Приведу я его в лабораторию. Вместе эксперимент проведем. Капнем, допустим, на этот стол, серной кислотой — такое ведь бывает в ходе учебного процесса, что какая-то капля на стол попадает? А внизу поставим баночку, и подождем, пока эта кислота стол разъест». После этих слов на том этаже, где Лужков должен был пройти, столы срочно заменили на химические. Юрий Михайлович не приехал, но фотографии лабораторий химико-биологического факультета МГПУ стали украшать учебники по химии.

Так что, когда я пришел в Высшую школу экономики, опыт создания факультета с нуля у меня уже был. Но оказалось, что ко многому я был не готов. Вышке нужно, чтобы все было лучшее …  Пока сложно говорить, что мы приблизились к заданной планке. Все-таки у нас на факультете один штатный преподаватель на полной ставке — это я, все остальные — совместители… Но мы стараемся делать все возможное, чтобы на факультете было комфортно учиться заинтересованным и сильным студентам. Вышка притягивает самых сильных. У нас уже сейчас, во втором приеме, на первом курсе учатся семь победителей всероссийской и международных олимпиад. Конечно, есть и оборотная сторона этой медали. Это слишком высокий балл, требуемый для поступления: допустим, у абитуриента 100 баллов по химии, но 85 по математике и русскому — и он уже не может к нам попасть на бюджет, хотя мы были очень в нем заинтересованы… 

В работе со студентами нам очень помогает проектный подход, который   практикуется в ВШЭ. Сильным студентам, в том числе олимпиадникам, просто учиться, продолжать решать задачи, которые он уже десять лет решает, скучно. Ему нужно получать самому новые знания. Для этого нужно его направить в научный институт, организовать его исследовательскую работу так, чтобы он смог себя проявить. 

Практику организации научно-исследовательской работы студентов мы вынесли из опыта работы в Высшем химическом колледже РАН, в частности я там преподавал с 1995 по 2018 гг. Химические колледжи были уникальными для России факультетами: в них была ставка на работу в малых группах, на практическую исследовательскую работу студентов. Результатом исследовательского трека наших студентов являются публикации в научных журналах, которые у них появляются начиная с первого года обучения. Мой студент-пятикурсник, которым я руковожу с первого курса высшего химического колледжа, на сегодняшний день имеет 11 публикаций в рейтинговых журналах. Надеюсь, что и студенты Высшей школы экономики будут достигать таких результатов.

«Меня увлекает красота соединений»

Я очень много чем увлекаюсь. Путешествия, филателия, генеалогия, нумизматика. Можно сказать, что химия — это тоже одно из моих хобби. Во всяком случае, я полагаю, что именно таким должно быть отношение ученого к своему предмету. В одном американском вузе профессор всю жизнь занимался кузнечиками. И в качестве побочного продукта его интереса было найдено вещество, содержащееся в коленных чашечках кузнечиков и делающее их такими прыгучими. Химики синтезировали это  вещество и стали производить из него технические смазки для автомобильной промышленности. Не думаю, что этот ученый достиг бы высоких результатов, если ему просто бы поставили задачу разработать смазку. С кузнечиками интересней. 

Или, допустим, в нашей стране, как и во всем мире, большие деньги были вложены в исследования, связанные с высокотемпературной сверхпроводимостью. Сотрудникам Московского государственного университета Антипову и Путилину даже удалось получить сверхпроводник с рекордной величиной точки Кюри, порядка 150 кельвинов. Но существенного развития это направление не получило и было практически свернуто. При этом, соседняя область химии, материаловедение за счет средств, выделенных на получение ВТСП, получила существенную подпитку и продолжает развиваться.  

Мною получено более сотни новых соединений. Меня увлекает красота структур этих соединений, также как увлекает красота гор, красота архитектуры, красота жизни. Это действительно завораживает — каждый раз природа придумывает что-то новое, и увидеть эту красоту нового — огромное удовольствие. Сиюминутной пользы от этой красоты может и не быть. Я потратил 15 лет жизни на то, чтобы доказать, что в растворах электролитов отрицательные ионы не обязательно отталкиваются друг от друга, а могут при определенных условиях сосуществовать. Даже защитил докторскую диссертацию на эту тему. Не представляю, какая практическая польза может быть от такого фундаментального исследования. Но мне было бы скучно заниматься чем-то из разряда «давайте увеличим эффективность вот этой штуки на 1%».

В преподавании тоже есть красота, нужно ее только найти. Красиво — это когда у людей глаза загораются, когда им интересно. Сложней всего мне было найти такую красоту в школе, там на одного заинтересованного человека тридцать отбывающих повинность. Когда я преподавал в частной школе, большинству учеников моя химия, мягко говоря, была не интересна. Как-то раз прихожу на урок, там сидят две девочки, пальцы унизаны кольцами, во взглядах тоска. Предполагалось, что тема урока — стали и сплавы. Но посмотрев на учениц, я твердо понял, что сталей не будет. А вот со сплавами… Предложил снять кольца и посмотреть на их обратную сторону. Спрашиваю: «Какие цифры там есть?» — 375 — неуверенно говорит одна. — Давайте разбираться. Что значит это число? В этом сплаве 37,5% золота, а все остальное — это медь и другие добавки. Вот тут глаза загораются — «какая медь? Мне папа сказал, что кольцо из чистого золота…» Польза, в общем, есть от урока.  

В университете красоту преподавания найти проще. Но ее начинаешь видеть только после того, как лет десять преподаешь предмет. Когда ты можешь так подать материал так, чтобы самый слабый студент понял, а самый сильный при этом приобрел новые знания, когда ты живешь с преподаваемым предметом в голове. Однажды мы с моей женой были в горах в Болгарии, делали восхождение на вершину Мусала (2935 метров над уровнем моря). Наверху на вершине находится метеостанция, где нас угостили чаем. Чай был практически бесцветный и мне захотелось рассчитать, при какой температуре его заваривали. Нашел лист бумаги, выяснил у метеорологов давление, рассчитал по уравнению Клаузиуса-Клайперона температуру кипения. Получилось 90 градусов. Черный чай при такой температуре не заварится.  Понятно почему они заваривают травяной. Эту историю я с удовольствием рассказываю и студентам первого курса.

Фото: Михаил Дмитриев

Автор текста: Дранкина Екатерина Александровна, 11 декабря, 2020 г.