30 октября 2021 года на 96-м году жизни скончалась Розалина (Инна) Владимировна Рывкина, выдающийся российский и советский социолог, профессор, доктор экономических наук, заслуженный деятель науки РФ.
Инна Владимировна в 1950 г. окончила философский факультет Ленинградского государственного университета, а затем аспирантуру Томского государственного университета, где в 1959 г. защитила диссертацию кандидата экономических наук. Долгое время, с 1960-х гг. Инна Рывкина работала в Академгородке Новосибирска – в отделе социальных проблем Института экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения РАН (ИЭиОПП СО АН СССР) под руководством Татьяны Ивановны Заславской. В институте она заведовала сектором методологии и методики социологических исследований и преподавала в Новосибирском государственном Университете.
Первое время ее работы были посвящены преимущественно методологии социологических исследований. Затем, в 1970-х, Инна Владимировна занималась исследованиями в области социальной мобильности и образа жизни, результатом которых стала книга «Образ жизни сельского населения» (1979) и защищенная на ее основе степень доктора экономических наук (1979). По ее собственным словам, ее страстью в это время были работа со студентами, полевые социологические экспедиции и Методологический семинар отдела социологии ИЭиОПП СО АН СССР, который она вела 25 лет.
Потом Инна Владимировна Рывкина стала исследовать социальные проблемы управления предприятиями. Она по праву считается одним из основателей советской экономической социологии, в 1984 г. появилась статья «О предмете экономической социологии» (в соавторстве с Татьяной Заславской), а в 1991 г. фундаментальный труд «Социология экономической жизни (очерки теории)» (также в соавторстве с Татьяной Заславской).
Три года, начиная с 1990 г., Инна Владимировна заведовала отделом экспертных опросов в только что созданном Всесоюзном центре изучения общественного мнения (ВЦИОМ), затем долгое время работала ведущим научным сотрудником Института социально-экономических проблем народонаселения Российской Академии Наук (ИСЭПН РАН), профессором кафедры экономической социологии Высшей школы экономики. Ее перу принадлежат книги «Между социализмом и рынком. Судьба экономической культуры в России» (1994), «Экономическая социология переходной России» (1998), «Социология перехода к рынку в России» (1998) (в соавторстве с Л.Я.Косалсом), «Евреи в постсоветской России — кто они?» (1996), «Драма перемен» (2001), «Социология российских реформ» (2004), «Как живут евреи в России?» (2005), а также многочисленные статьи.
Труды Инны Владимировны, ее работа со студентами оказали влияние на формирование не одного поколения советских и российских социологов. Коллеги и ученики Инны Владимировны сохранят память о ней.
Меня кормили профессией с рук. Просто позволяли жить рядом с теми, кто сделал российскую социологию. Из ничего, из истмата и собственной гениальности.
И самой великой женщиной в моей судьбе была Инна Владимировна Рывкина. Это была Раневская российской социологии. Нет, не академик, даже не ординарный профессор, – к ней не липли ни звания, ни деньги. Но в коллективной памяти поколения она идет отдельным номером в желтой майке лидера. Прямо в этой майке она и повела сибирских ученых к открытию нового направления – экономической социологии. Вместе с подругой Татьяной Заславской. Первенство не делили. Талант – это, прежде всего, щедрость.
Мое бурное студенчество мешало учебе. На лекциях хотелось спать так, что хоть спички между век вставляй. Только Рывкиной удавалось меня разбудить. Она излучала ум, талант, кокетство, энергию. Студентов лихорадило от восторга. Плотность интеллекта, темперамента, артистизма была запредельной. Даже не пробуйте это повторить. Еще ни у кого не получалось. От нее заряжались, иногда обжигались, сгорали.
Я понимала, что работать с ней так же трудно, как выпекать блины на вулканической магме. У нас не было совместных проектов, ничего не написано в соавторстве. Мы дружили в формате любовных откровений и походов в театр. Она была социологом до кончиков роскошных волос. Кокетливая женщина с мужским умом. Честно говоря, иногда я тягостно пережидала спектакль ради его обсуждения на ее кухне. Услышанное на кухне превосходило увиденное на сцене. Тогда я поняла, что социология – угол зрения, скальпель, чтобы добраться до основ. И без профессиональной деформации личности нет социолога.
Однажды она позвала нас с мужем в кино. Но всюду шли только иностранные картины, что расстроило Рывкину. Муж попытался смягчить ситуацию, дескать, есть хорошие европейские фильмы, почему бы не пойти. Ответ был четкий, лаконичный: «Я не понимаю социальной подоплеки происходящего на экране». А зачем тогда туда идти? Не для того же, чтобы просто фильм как фильм посмотреть? Она так не умела.
У Инны Владимировны на балконе стояла раскладушка, на которую я часто посягала. Потому что уйти невозможно, оторваться нет сил. Мое понимание основ человеческих отношений и механики науки – родом из тех ночей.
Я никогда не показывала ей рукописи своих статей. Мне казалось, что это осквернит наши отношения. Не дай бог попытается помочь, позвонит какому-нибудь редактору. Тогда Рывкина была на пике славы, многое могла. Важно было сохранить бескорыстность дружбы, ничего не попросить и ничем не воспользоваться. Дарила ей только готовые статьи. Иногда получала разнос. На особое наукообразие Рывкина реагировала жестко: «И Вы туда же?» Звучало как «И ты, Брут?»
Но время работало против нее. Стало подводить здоровье.
Но трагедия была не в этом. Изменились наука и образование. Ремесленников, с личным отношением к своим гончарным горшкам, вытеснили мануфактуры. Вместо личностного мастерства – отлаженные технологии. Новые стандарты качества в виде зарубежных публикаций. Написанное на английском стало цениться выше написанного на русском языке. Рывкина болезненно воспринимала новые веяния. У нее болело то место, которое зовется совестью. Ей было совестно есть хлеб за тексты, от которых ничего не изменится к лучшему. Не вообще, а здесь и сейчас. В России.
Есть верный рецепт: уходить лучше на час раньше, чем на минуту позже. А Рывкиной уходить было некуда. Как и всему ее поколению. Потому что жизнь для них была в работе.
Помню, на какой-то конференции организаторы решили уточнить, как ее объявлять – ученая степень, научное звание и прочая мишура. Она ответила: «Объявите просто – Рывкина». Чего проще? Если имя – страница в истории. И пусть потом скажут, что ее поколение делало все неправильно, что теперь надо все переделать. Дерзайте! Но в историю науки войдут не обладатели визиток, где золотом выбиты должности и звания. В истории останется «просто Рывкина». Самый неординарный профессор.
Я был студентом Инны Владимировны с 3-го курса Новосибирского университета, потом – аспирантом, после – сотрудником. С ней было бесконечно интересно общаться, как «по работе», так и «по жизни». Хотя она никогда их не разделяла. Ощущение было такое, что, общаясь, ты как бы все время подзаряжаешься, и чем больше что-то совместно обсуждаешь или пишешь, тем больше у тебя энергии. Она, конечно, была трудоголиком, никогда этого не скрывала и не очень понимала, зачем люди отдыхают. Вокруг было так много всего, что надо было изучить.
Инна Владимировна плохо ладила с официальными структурами, и конфликтов вокруг нее порой хватало, так как она привыкла не очень-то сдерживаться, если была с чем-то не согласна. Но советская и российская неформальность как-то все время помогала не попадать в совсем уж неразрешимые конфликты. Да и всегда вокруг находились люди, готовые помочь. Она относилась к поколению тех, кто основал советскую/российскую социологию. И она смогла сделать социологию и для меня, и для еще огромного числа людей настолько интересной, что этот интерес остался с нами по сей день.
Мне посчастливилось быть коллегой Инны Владимировны на кафедре экономической социологии НИУ ВШЭ больше 10 лет. Мы познакомились в 1999 г., и для меня, учившейся в первой половине 1980-х, это было знакомство с безусловным классиком, можно сказать, легендой нового направлений в тогдашней науке – социологии экономической жизни. Она буквально приковывала к себе внимание еще до начала разговора.
Но Инна Владимировна больше всего поражала своей совершенной непохожестью, энергией, неординарным мышлением. Ее труды – это пример научной добросовестности, честности, внимания к деталям, к интерпретации и осмыслению каждой цифры, использованной в работе.
Одна из ее книг начала 2000-х называется «Драма перемен», что очень хорошо показывает ее восприятие сложностей трансформаций, происходивших в 1990-х. И в ее трудах, и в разговорах, в первую очередь бросалось в глаза неравнодушие, не только к каждому человеку, а и к обществу в целом.
Я думаю, она и к обществу относилась, как человеку, которого надо исследовать, любить и помогать ему стать лучше. Одной из последних ее задумок была работа «Социальные болезни современной России», труд, посвященный не просто проблемам общества, но и возможностям их вылечить, исправить. С Инной Владимировной для меня ушла эпоха, таких людей, кажется, больше не делают.
Инна Владимировна известна как «Вторая мама российской экономической социологии», как соосновательница (вместе с Татьяной Ивановной Заславской) знаменитой Новосибирской экономико-социологической школы. Сегодня в Вышке работает несколько поколений выходцев из этой школы, которые продолжают заложенные почти полвека назад традиции.
Многие годы, пока позволяло здоровье, она работала в Высшей школе экономики, на кафедре экономической социологии. Она действительно была живой легендой, и характер, надо сказать, у нее был непростой. Но мне в этом отношении как-то повезло – с самой первой встречи у нас установились хорошие доверительные отношения.
Рывкина была очень ярким и бескомпромиссным человеком, не признающим полутонов. Она никогда не стеснялась высказывать то, что думает – довольно редкое качество. То, что она говорила и писала еще в советское время, сильно отличалась от официальной картины.
Когда я записывал с Рывкиной интервью для книги «Экономическая социология в России: поколение учителей», она сама о себе сказала: «Я была «не в образе» (вообще-то я и сейчас «не в образе») … это когда ты на вольных хлебах и можешь вести себя как хочешь. Одно дело, если ты строем ходишь…, а другое дело, если ты бегаешь. Это совершенно другой типаж». На самом деле, Рывкина не вписывалась ни в какие типажи и уж точно никогда не ходила строем.
Инна Владимировна буквально горела тем, что она делала. И умела зажечь других. Она буквально фонтанировала энергией, которая не могла не заражать окружающих. А иначе жить попросту не могла.