«Удачный опыт неформальной организации научной работы в гуманитарном поле»

15 сентября исполнилось 20 лет с момента создания ИГИТИ им. А.В. Полетаева — старейшего гуманитарного института в составе Вышки. О прошлом и настоящем этой уникальной для академической среды площадки «Вышке для своих» рассказали ее основатели и действующие сотрудники.   

Савельева Ирина Максимовна
Сооснователь, научный руководитель ИГИТИ

— Ваш коллектив пришел в Вышку в 2002 году, после того как закончился проект Translation Project, над которым вы работали. Что было для вас необычно в Вышке, что для Вышки было необычно в вас? Насколько легко дался вам этот переход? 

— Переход, конечно, дался нам нелегко. Нас было всего шесть человек, все мы занимались разными гуманитарными науками, но при этом мы были ориентированы на междисциплинарность — каждый знал многое за пределами своей науки, владел языками других наук, и именно такой подход стал одной из наших целей познания. Вместе мы — Лорина Репина, Михаил Андреев, Александр Филиппов, Алексей Руткевич, Андрей Полетаев и я — провели несколько ярких лет, занимаясь Translation Project. Это более четырех сотен переводов фундаментальных произведений западной литературы, которые охватывали примерно тринадцать гуманитарных и социальных наук. 

Мы жили в сжатом времени и очень плотной интеллектуальной жизнью. Лично у меня были сотни контактов с переводчиками, редакторами, издателями, авторами. Высшая школа экономики на тот момент была известным, но достаточно камерным университетом, который только начал выходить за пределы экономического образования. Для моего коллеги, сооснователя института Андрея Полетаева, экономика была естественной средой обитания, а меня она не увлекала вовсе, и я, конечно, это сообщество практически не знала. 

Нас пригласил Ярослав Иванович Кузьминов, и мы согласились. Прежде всего потому, что нам очень не хотелось расставаться, а найти место, куда бы мы могли пойти все вместе, чтобы заниматься теоретическими проблемами наук о человеке, было практически невозможно. Так мы стали единственным чисто гуманитарным исследовательским коллективом в Вышке, и в общем-то не все в Вышке понимали, зачем мы там, и сами мы не вполне понимали, какое будущее нас ждет. 

К счастью, довольно быстро наша жизнь наладилась. Мы начали с организации теоретических семинаров по самому широкому кругу тем. Эти семинары, без преувеличения, стали явлением в интеллектуальной жизни Москвы того времени. Большинство научных семинаров — и тогда, и сейчас — все же строятся вокруг конкретных сюжетов, проблем, предметов, специализации. Мы же всегда поднимали планку дискуссии к теории, стремились к поиску более глубоких смыслов. И в Вышке были люди, которые оказались в состоянии оценить интеллектуальный градус гуманитарных дискуссий, так что нас достаточно быстро приняли и, кажется, полюбили. 

— Как скоро вы это заметили — что вас знают? 

— Думаю, через год после прихода. Я приобрела навыки коммуникабельности в предыдущем проекте, меня довольно быстро ввели в какие-то академические органы управления: Ученый совет ВШЭ, ученый совет факультета социологии (таков был тогда кадровый голод за пределами экономической специальности, что меня пригласили и социологи), совет Издательского дома ВШЭ.

Андрея, как я сказала, знали в Вышке и раньше, он ведь экономист. Когда мы с ним вместе шли по коридорам, он останавливался на каждом шагу, чтобы поговорить, поздороваться, а я стояла в сторонке. Изначально моим Вергилием по Вышке был именно он. Но через год он сам удивлялся: откуда тебя все знают? Я не заметила, как это произошло. И не только ученые, но и административные сотрудники… Даже из бухгалтерии. Но это понятно почему. Тогда ведь еще нецифровой век был, многие подразделения приносили в бухгалтерию бумажки, на которых от руки были нацарапаны цифры — кому, чего и сколько. А я приносила заполненную Андреем в Excel бухгалтерскую ведомость. И это, конечно, ценили. 

— В чем была уникальность вашего института в России, в мире? 

— Что касается нашей исключительности в России. Тогда мы думали, что у нас один alter ego, точнее, мы были его alter ego, поскольку позднее появились. Это Институт высших гуманитарных исследований (ИВГИ) в РГГУ. Но у ИВГИ был крен в философию и филологию, а у нас — в историю и социологию. Интересно, хотя среди нас был известный философ Алексей Руткевич, в нашей группе он играл роль эрудита и знатока других наук, а философской тематикой как таковой мы почти не занимались. Но у ИВГИ и ИГИТИ было важное общее — мы стремились заниматься высокими материями, искали для себя междисциплинарные теоретические темы. 

Другая часть вашего вопроса — о нашей уникальности в мире — относится уже ко времени, когда нас в мире как следует узнали. Это были 2010-е годы, и, судя по тому, что нас называли Poletaev Institute (после смерти Андрея в 2010 году нам присвоили его имя) и этот бренд уверенно присутствовал в определенных направлениях, уникальность действительно была. На наших конференциях выступали ученые первой величины: историк Карло Гинзбург и философ Джозеф Агасси, мы сотрудничали с Лоррейн Дастон и Питером Галисоном. Очень сильно продвинулся наш бренд после того, как мы стали международной лабораторией в 2016-м. Майкл Гордин, Бен Эклоф работали у нас три года. А какие у нас были постдоки! Звездные постдоки, мы их иначе не называли. 

— Для Вышки ваш институт стал той самой почкой, из которой выросло сразу несколько гуманитарных направлений. Как вам удалось сохранить институт после того, как эти ростки зажили своей жизнью? 

— Действительно, многое гуманитарное заварилось на почве нашего института. Через три года после нашего прихода в Вышку Алексей Руткевич создал факультет философии, Александр Филиппов чуть позднее — Центр фундаментальной социологии, Александр Каменский, присоединившийся к нам в 2007 году, — факультет истории. К созданию и работе нашего института на первых порах были также причастны Виталий Куренной (Институт исследований культуры) и Валерий Анашвили, ставший намного позднее научным редактором издательства Вышки. Их имена стоят на знаменитой салфетке Il Patiо, на которой набросан первый план работы ИГИТИ. 

Когда наши коллеги, друзья получили в Вышке собственные большие подразделения, их дистанцирование от института, конечно, воспринималось, с одной стороны, болезненно,  но с другой — это стало расширением возможностей для нас всех. Сразу появились студенты, их число росло, и работа с молодежью — до сих пор фирменный знак ИГИТИ. Появились новые сильные коллеги, которые раньше только на семинары к нам приходили, а придя на новые факультеты, стали доступными в повседневном общении. На смену «ушедшим на повышение» (двое из отцов-основателей сегодня академики РАН) пришли молодые коллеги. Александр Дмитриев, историк и филолог, который возглавил наше главное направление — социологию и историю науки. Юлия Иванова, филолог, историк и религиовед, специалист по ренессансистике в широком смысле, объединила на первых порах вокруг ИГИТИ сообщество из десятков знатоков истории знания Средневековья и раннего Нового времени. Елена Вишленкова, известный на мировом уровне эксперт по университетским исследованиям. Она входила в международную комиссию по исследованию университетов, то есть crème de la crème исследователей университетов ее знали. Соответственно, она по предложению Марии Юдкевич создала у нас Центр университетских исследований, и это стало еще одним важным направлением познания. Но потом, очень скоро после их появления, умер Андрей…

— У вас был совершенно невероятный научный альянс: кажется, что вы и работали всегда вместе, и все книги писали вместе, и институт основали вместе. Как вам удалось продолжить работу после ухода Андрея Полетаева?

— В ИГИТИ тема утрат прозвучала очень рано и очень резко. Андрей Полетаев был первой такой утратой, а последней драгоценной потерей стала Наталья Самутина, некогда наш первый молодой сотрудник: с нее началась и мощно заявила о себе в нашем институте молодежь, с нее возникла тема культурологии, она отвечала головой (во всех смыслах) за наш знаменитый семинар.

Когда ушел Андрей, конечно, была ужасная растерянность и непонимание, как жить дальше. Нас действительно не очень разделяли с Андреем. Мы были таким двойным существом: вместе писали, вместе думали, вместе руководили.

Неожиданно эта утрата нас не ослабила, а сплотила. Помимо способности работать по гамбургскому счету, появился новый критерий для приглашения на работу: самоотверженность и готовность к перегрузкам. Пришли новые люди, и снова это были best in the fields: Оксана Запорожец, Олеся Кирчик, Кирилл Левинсон, Петр Резвых, Павел Соколов, Вадим Парсамов. Росла молодежь, прежде всего Алексей Плешков, который сразу стал ученым секретарем, Александра Колесник и Сергей Матвеев, во всем ему помогавшие. Позднее они доросли до руководящих позиций, но главное — стали достойными ИГИТИ исследователями. И чуть позднее пришло много молодых кандидатов наук: Андрей Ильин, Дарья Хлевнюк, Алиса Максимова, Александр Русанов и др. Как я уже говорила, молодежная тема началась с Наташи Самутиной, она в ИГИТИ с самого начала. Ей пришлось трудно, поскольку мы все были людьми немолодыми, состоявшимися и к тому же довольно свысока поначалу относились к сфере ее научных занятий — культурологии. Нам эта область представлялась не столь уж элитарной. Но Наташа быстро вписалась в наш круг, привлекла ставшего незаменимым Бориса Степанова, их теоретические наклонности были очевидными, а энтузиазм — заразительным, и уже через несколько лет после прихода они создали Центр исследований современной культуры и вели свое направление с несколькими молодыми коллегами. 

Борис к тому же взял на себя гуманитарные факультативы ИГИТИ — курсы для студентов, собиравшие сотни, а в лучшие годы и тысячи слушателей. Несмотря на то что вначале мы преподавать не планировали (хотя очень быстро пришлось), со временем молодежь стала для нас очень важным ресурсом, в том числе эмоциональным. У нас даже сейчас из 35 человек 22 моложе 35 лет. Для института, который реализует такую публикационную и конференционную программу, какую выполняем мы, это невозможно много. Думаю, все дело в том, что мы оказались для молодежи привлекательны, а молодежь — для нас, у нас меньше тех рисков, о которых часто говорят коллеги, — лучшие стажеры от нас не уходят, остаются с нами. 

В общем, новые люди дали новый импульс. После смерти Андрея пять лет мы работали на износ, и неожиданно именно этот период видится теперь как золотой век ИГИТИ. 

— Именно в эти годы вы стали довольно известны за рубежом. По каким темам институт главным образом знали?

— У нас было четыре основных центра, и все эти центры известны там, где соответствующая тематика концентрировалась. Например, Центр истории наук о языке и тексте возглавляла у нас Юлия Иванова (сейчас она работает в Кельнском университете), и больше всего этот центр взаимодействовал с итальянскими, французскими, скандинавскими, польскими коллегами. Проблематика очень широкая: генезис научных знаний, их судьба в период Ренессанса, метаморфозы раннего Нового времени, когда точные науки начали теснить гуманитарные, дифференциация науки от ненауки. Научные знания рассматривались у нас в самом широком контексте — последние годы мы даже много историей медицины занимались (историей медицинского знания, представлениями о медицине, организацией медицинских сообществ, экспертизой, образованием, статусом врача). Научное знание было нашей магистральной темой, но с самого начала мы стали заниматься и другими символическими мирами — искусство, повседневное знание, язык. 

Культурологи ориентировались больше на научные центры Великобритании, Германии, Голландии. О широкой сети Центра университетских исследований я уже сказала. Центр социологии и истории науки обладает широчайшей сетью контактов по всей Европе и США. На сайте ИГИТИ есть страница «Партнеры», перечислять их можно долго. В принципе, нам в отношениях с мировой наукой важно искать темы, связывающие разные науки о человеке, при этом темы, лежащие в области теории, а не конкретных явлений и предметов исследования. И таких тем находится множество. 

Кроме того, ИГИТИ с 2007 года постоянно участвовал в нескольких международных учебных программах. Я вместе с профессором Аксером из Варшавского университета была координатором международного доктората «Исторические основания европейского гуманизма и вызовы современности», куда входили 23 университета Европы и Америки.

Отдельно хочу сказать, что у всех нас много академических друзей, дружба с которыми доказана текстами, делами и взаимной поддержкой.

— Что будет дальше с институтом? 

— Сейчас мы пытаемся переосмыслить очередной этап жизни ИГИТИ, надеюсь, найдутся новые цели и темы, требующие таких же значительных интеллектуальных усилий, как прежние. Год назад мы собрались и поставили перед собой две совершенно новые задачи. Одну из них мы неожиданно быстро решили. И я знаю, что делать дальше.

Михаил Андреев
Историк литературы, академик РАН

Так получилось, что за свою жизнь я работал в двух похожих по своему замыслу научных учреждениях. Первым был ИВГИ (Институт высших гуманитарных исследований), организованный в 1992 году. Идея заключалась в том, чтобы собрать крупные научные силы, предоставить им полную свободу и посмотреть, что из этого выйдет, — вдруг получится лучше, чем обычно. В этот институт были рекрутированы действительно самые могучие гуманитарные силы, которые на тот момент существовали в стране, и действительно казалось, что эта свежеобретенная свобода должна обеспечить какой-то сверхэффект и производительность. Но этого не произошло. Была отличная обстановка доброжелательства, чудесные чаепития, выдающиеся сотрудники писали, естественно, выдающиеся книжки, но не более, никакой формы организации коллективного труда не получилось. И, учитывая вполне определившийся к началу нулевых печальный опыт, когда я получил приглашение Ирины Максимовны и Андрея Владимировича стать участником похожей институции, мои предчувствия были довольно пессимистичными.

Но эти предчувствия не подтвердились. В чем была разница? Во-первых, в ИГИТИ была достигнута заявленная междисциплинарность. В отличие от ИВГИ, где были все-таки скорее филологи, чуть разбавленные историками, в ИГИТИ был представлен весь спектр гуманитарных дисциплин. Во-вторых, с самого начала был сделан упор на коллективность и коллегиальность, и перед всеми сотрудниками ставилась определенная научная задача. Причем определенная не идеологическими соображениями, как раньше, и не личными интересами сотрудников, как во многих других институтах, — здесь были ясно определившиеся к тому времени потребности научного знания. И в итоге ИГИТИ с первых своих шагов стал работать как коллективный научный разум, достигая вполне впечатляющих результатов на междисциплинарном поле. Я довольно активно работал в ИГИТИ несколько первых лет его существования, а за дальнейшей судьбой проекта наблюдал отчасти со стороны. Но я видел, что эти свойства укрепились и конкретизировались. Мне есть с чем сравнивать, и я могу сказать, что ИГИТИ явился чрезвычайно удачным опытом неформальной организации научной работы в гуманитарном поле. Конечно, в этом есть заслуга основателей — Андрея Полетаева и Ирины Савельевой. С самого начала они видели эту задачу и необычайно эффективно шли к ее реализации. И я считаю эту модель научной работы чрезвычайно жизнеспособной, способной к воспроизводству: основателями был задан такой импульс, что ИГИТИ может развиваться и дальше. Главное — не испортить.

Степанов Борис Евгеньевич
Директор ИГИТИ

В последние годы мы ежегодно реализовывали по нескольку исследовательских проектов по нескольким направлениям — от исследований медицины до изучения университетов, от алгоритмической рациональности до исторических представлений в популярной культуре. Условием междисциплинарности, которая воплощалась в работе нашего института, была созданная в нем особая атмосфера сотрудничества ученых разных направлений и академического статуса, основанная на приоритете научного поиска, ценностях взаимного интереса и сотрудничества. Для поддержания тонуса нашего коллектива мы, помимо мероприятий внутри центров, стали практиковать так называемые ланч-семинары, на которых мы обсуждаем самые разные тексты — от общеинститутских научных проектов до статей наших аспирантов и стажеров, которые они готовят к публикации. Это оказалось важной практикой взаимного обогащения знанием, которая, кроме всего прочего, оказалась полезной с точки зрения вовлечения в академическую работу наших молодых сотрудников. Вопреки всем трудностям, с которыми мы столкнулись в последние годы, мы стараемся сохранять эту атмосферу, которая является залогом нашей успешной работы. 

Если говорить о наших ближайших планах, то в октябре мы проводим нашу ежегодную конференцию — Полетаевские чтения, — посвященную исследованиям позднесоветского общества. Эта конференция завершает проект, который мы реализовывали совместно с коллегами из ТюмГУ при поддержке программы «Зеркальные лаборатории». Его задачей было развитие коммуникации между исследователями из различных дисциплин и регионов, занимающимися изучением советского и постсоветского общества. И мы надеемся, что эта конференция станет для них местом встречи и обсуждения важных для этого исследовательского поля проблем. Наш новый проект, который мы рассчитываем реализовать в следующем году, связан с системами оценивания, существовавшими раньше и существующими теперь как внутри академического знания, так и за его пределами — в обществе, в культуре. Этот проект созвучен актуальным для университета вопросам. Но одновременно он органично продолжает центральную для института линию исследований истории знания. Конечно, сейчас и институт, и университет в целом находятся в сложной ситуации: меняются внешние и внутренние обстоятельства, происходят заметные изменения в команде. Но мы видим своей задачей развитие именно той траектории, по которой ИГИТИ двигался все эти годы, — как в плане тематики, так и в плане устройства нашей научной жизни.

Руткевич Алексей Михайлович
Научный руководитель факультета гуманитарных наук

ИГИТИ вырос из редколлегии альманаха THESIS и программы Translation Programm. И это было очень важно, то что мы долгие годы к тому времени работали вместе, успели, так сказать, притереться. Потому что взгляды наши на многие вещи могли быть очень разные – мы могли бесконечно спорить о сути и значении постмодернизма, или расходиться в политических взглядах, но у нас было общее понимание научных подходов, и, можно сказать, похожий научный масштаб. Мы считали принципиальной для себя вещью междисциплинарность наших задач. Впоследствии этот же принцип я использовал, став деканом философского факультета – междисциплинарные образовательные программы и лаборатории были для нас чем-то само собой разумеющимся.

19 сентября, 2022 г.