Сергей Авдошин — создатель первого в России образовательного стандарта по программной инженерии, принятого в 50 вузах страны, а также двух кафедр в двух институтах и трех моделей персональных компьютеров. 1 июня Сергею Михайловичу исполняется 70 лет. Накануне юбилея он рассказал «Вышке для своих» о том, как все это успел и чем гордится.
Когда началась Великая Отечественная война, отец окончил десятый класс и вместе с дедом ушел на фронт. Дед в самом начале получил ранение, а отец прошел войну до конца и потом поступил на ускоренные курсы МАТИ. Мама тоже училась в МАТИ. После института они попали в НИИАТ — Научно-исследовательский институт авиационных технологий. Этот институт на Петровке построил здание и дом для сотрудников. Мы там получили квартиру. Точнее, комнату в трехкомнатной квартире. До этого мы всей семьей жили сначала у одной бабушки, на Песчаной, где, кроме нас, жили брат мамы с женой и двумя детьми, все в одной комнате, а потом у других бабушки с дедушкой — на верхнем этаже деревянного купеческого дома неподалеку от Тишинского рынка. Помню, там был театр и шахматный клуб, где проходил чемпионат по шахматам. С шахматами связан такой случай. При поступлении в институт, когда я уже написал математику и ждал, когда позовут сдавать математику устную, я увидел, что в холле ребята играют в шахматы. Я тоже встал в очередь, сыграл, обыграл, и, когда пошел сдавать устный экзамен, оказалось, что экзаменатор — человек, у которого я выиграл. Но все закончилось удачно: я получил пятерку и за письменный, и за устный экзамен.
Но сначала, после переезда на Петровку, я поступил в 635-ю школу (позже она стала английской спецшколой №49). У нас было два класса: исторический и математический. В историческом учились внук Молотова и внук Хрущева, а в математическом учился я. Я не любил историю и любил математику, участвовал в олимпиадах, занимал какие-то места. В соседнем здании размещалась машина «Минск-2» (она занимала весь спортивный зал), и 17 человек из нашего класса записались на факультатив. На занятиях мы на телетайпе набирали коды программ, вводили перфоленты.
К моменту окончания школы я не очень разбирался в том, какие в Москве есть вузы и в чем их принципиальное отличие, и решил поступать в Долгопрудный на физтех. Получил полупроходной балл и срезался на собеседовании — не смог ответить, что такое кибернетика, несмотря на то что в старших классах посещал курсы по экономической кибернетике в МГУ. На комиссию это не произвело впечатления, и я поступил в Московский институт электроники и математики (МИЭМ) на факультет автоматики и вычислительной техники, о чем нисколько не жалею. Наш факультет делился на «счетчиков» и «автоматчиков». Я был «счетчиком» (специальность «Электронно-вычислительные машины»). У нас стипендия была 55 рублей — на 10 рублей больше, чем у «автоматчиков», потому что нам доплачивало Министерство обороны.
Для сплочения нас, первокурсников, сразу отправили на овощную базу разгружать вагоны с арбузами. А после первого курса я записался в стройотряд и поехал восстанавливать Дагестан после землетрясения. Мы строили школу, а девочки в соседнем здании организовали для дагестанских детей пионерлагерь. Потом понадобился человек работать на бетономешалке, и я сказал: «Я могу». Там я подружился с Магометом Каримом, внуком Расула Гамзатова, и другими местными ребятами. По вечерам они привозили портвейн, и мы его охлаждали в громадном баке, из которого поступала вода в бетономешалку. Работали без выходных. Иногда местные в частном порядке просили помочь восстановить дом или звали в гости. Так с подачи Карима я попал на свадьбу к дочке агронома, который по такому случаю проложил узкоколейку до своего дома и пригнал цистерну чачи. К нам в Дагестан приезжали преподаватели из Москвы, чтобы студенты, у которых были хвосты, могли пересдать предмет. От этого выигрывали обе стороны.
Институт я окончил средне, но, поскольку студенческое конструкторское бюро, в котором я работал с первого курса, было во мне заинтересовано, по распределению я попал на завод САМ (счетно-аналитических машин) — с ним у СКБ был договор, а уже оттуда меня отправили обратно в МИЭМ. Интересно, что в то время семинария в Загорске получила компьютеры IBM 360, и к нам приходили оттуда искать ребят со свободным распределением. Предлагали оклад 500 рублей, когда выпускники получали в среднем 100–110 рублей. Я, кроме вычислительного центра, работал на полставки в СКБ и получал по тем временам неплохо — 165 рублей.
С пятого курса я начал сотрудничать с НИИ, который занимался проблемами Минтяжстроя. Основная проблема Минтяжстроя была в том, что, когда на стройках ломалось оборудование (бульдозеры, экскаваторы и другая строительная техника), все это нужно было довезти до узлов железной дороги, оттуда поездом на определенные заводы, себестоимость ремонта на которых была различной, а потом отремонтированное возвращать обратно. От меня требовалось решить транспортную задачу с ненулевыми начальными транспортными расходами. Задачу я решал, арендуя по ночам ЭВМ то в МИЭМ, то в Минтяжстрое. А поскольку то, что я делал, шло в разрезе моей кандидатской диссертации, я попросил НИИ дать мне справку об эффекте. Они долго тянули, но потом дали справку, в которой был подсчитан эффект по каждой республике отдельно. Так, по РСФСР экономический эффект оказался 3 475 000 рублей. На эту сумму мой план оказался дешевле плана, по которому работали раньше. По Казахстану эффект был 273 000 рублей, что тоже неплохо. После этого к нашему проректору приехал журналист, и в «Правде» вышла статья «Ремонтом управляет ЭВМ». Моего имени в ней не было, но МИЭМ получил громадную премию. 600 рублей из нее выписали мне. На этом история не закончилась. Спустя какое-то время меня вызвали в Минтяжстрой на ковер. И старые деды, которые там работали, намекнули: «Молодой человек, в 1937 году вас за такое бы расстреляли. Вы рушите все конъюнктурные связи». К счастью, это был не 1937-й, и все обошлось, хоть мне и было немножко смешно.
В 1975 году я начал работать в вычислительном центре МИЭМ. Но мне казалось, что в рамках своей специальности «Электронные вычислительные машины» я недополучил знаний по математике. Поэтому, едва окончив МИЭМ, я тут же поступил в него обратно для получения математического образования. Это называлось «инженерный поток» и было возможно только в МГУ и в МИЭМ. В тот момент институт получал новые машины серии ЕС ЭВМ, и меня отправили на курсы, которые вело НПО «Алгоритм» от НИЦЭВТ. Мой день строился так: утром я ехал на компьютерные курсы в пансионат под Пушкино, а вечером учился на прикладного математика в МИЭМ. Получилась учеба плюс учеба, но знания в НПО я получил хорошие. Впоследствии, пользуясь ими, я хитрил: получал на машине режим супервайзера и устанавливал для своего задания высший приоритет, чтобы оно шло в первую очередь.
Лекции по теории графов нам читал Владимир Владимирович Белов. Я ему как-то после одной из лекций сказал: «На самом деле все эти задачи решаются одним и тем же методом, в котором нужно просто переопределить операции и множество, на котором они заданы». В результате обсуждения мы написали статью «Обобщенный метод “волны”» для «Журнала вычислительной математики и математической физики». Рукопись оформляли на даче у Виктора Павловича Маслова, тогда еще не академика. Сам он не ездил читать лекции в МИЭМ, а принимал учеников на даче. Я тоже в каком-то смысле являюсь его учеником. Совместно мы написали не одну книжку. В 1980 году я защитил кандидатскую диссертацию и остался преподавать в МИЭМ.
В 1980-х Леня Восков, он со мной работал в МИЭМ и сейчас продолжает там работать, съездил в Англию на стажировку и привез оттуда конструктор на базе процессора Intel 8080. Разобравшись в том, что приехало из Англии, мы с Толей Сорокиным решили, что можем сделать лучше. И вот мы собрались — я, Толя Сорокин, два моих студента, Гриша Дукаревич и Сергей Афонин, и технолог Галя Позднякова в роли начинающего бухгалтера — и создали научно-производственный кооператив по разработке персональных компьютеров. Назывался он «ПолиИнформ» (сокращенно «ПИ»). Это были перестроечные времена. Первый компьютер мы сделали для производственного объединения «Орбита». Внешне он выглядел так: весь компьютер помещался в клавиатуре, отдельно шел источник питания, и в нем были дисководы, монитор и все. В нем не было иностранных компонентов, микросхемы были их отечественными клонами, но были микросхемы, которые в России не производились. Поэтому основная идея состояла в том, чтобы изменить систему. Ведь то, что можно сделать аппаратно, можно сделать и программно. Мы стали зашивать микропрограммы в ПЗУ (постоянное запоминающее устройство) и изменили систему перехвата прерывания таким образом, что ПЗУ стало выполнять функции, на которые российские микросхемы были раньше не способны. И еще один интересный момент. Существовали защищенные программные продукты, которые нельзя было напрямую использовать на обычных компьютерах. Но мы обходили защиту, имитируя их в ПЗУ теми средствами, которые они требовали. Поэтому на нашем компьютере могли выполняться пакеты, недоступные для обычных персональных компьютеров. Производственное объединение «Орбита» завалило всю Австралию нашими машинами. Но мы тогда ничего не знали о патентовании — просто сделали работу на заказ и отдали.
Следующим проектом нашего кооператива стал персональный компьютер «Практик». Он был создан на базе отечественного процессора КР1810ВМ86 — клона Intel 8086. В нем мы рефреш памяти совместили с обратным ходом луча у дисплея. В результате проведенных тестов оказалось, что производительность у нашего компьютера выше, чем у IBM PC XT 8086. Мы выиграли конкурс. Нам предлагали производство в Каменск-Уральске, в Бресте, но для этого разработку нужно было продать, а мы не стали этого делать. Новая версия «Практика» была уже с винчестером. На этот раз мы все сделали правильно в плане патента. По тем временам нам заплатили достаточно большие деньги, я на них дачу построил. Производство запустилось в Каневе, и, когда мы туда приехали и только наладили процесс, случился ГКЧП. Потом государства рассорились, Украина наводнила свои школы нашими машинами «Практик», но мы с этого уже ничего не получили. Только те два экземпляра, которые мы с Толей Сорокиным увезли оттуда с собой.
В 1992 году в МАТИ (теперь МАИ) по инициативе ректора Бориса Сергеевича Митина решили создать факультет прикладной математики и информатики. И Маслов рекомендовал меня Леониду Андреевичу Муравью, который должен был стать деканом факультета, в качестве заведующего кафедрой «Информационные технологии». К тому моменту у меня уже был опыт преподавания на кафедре вычислительной техники МИЭМ, где я начинал ассистентом и дорос до доцента. Но опыта создания образовательной структуры с нуля у меня не было, и я делал некоторые вещи иначе, чем это было принято. Например, в МАТИ не было такой системы, при которой два раза пересдаешь, на третий раз — комиссия, не сдал — отчислили. Отчислений было мало. Сдавать можно было, пока не сдашь. Например, Вадиму Валерьевичу Подбельскому, который вел дисциплину «Программирование», некоторые студенты сдавали 17 раз. И в этом была своя логика. Издавался такой журнал для работодателей из различных госструктур и компаний, куда помещались резюме лучших студентов-выпускников. Не помню, как он назывался, но помню, что в одном из выпусков от других институтов взяли по одному человеку с кафедры, а с моей кафедры туда попало 19 из 22 выпускников. Мне интересно заниматься с теми студентами, которым интересно. Я считаю, что основная функция преподавателя — мотивировать самообучение студента, оказывать консультации и осуществлять контроль. Я глубоко убежден, что преподаватель именно тогда состоялся, когда ученик его превзошел.
Тогда с подачи проректора по учебной работе МАТИ Виталия Федоровича Мануйлова появилась практика создавать комплексы «школа — вуз». У МАТИ была дистанционная школа в Тирасполе. Когда там стояла армия Александра Ивановича Лебедя, в Тираспольской гимназии учились в том числе дети военнослужащих. Мы приезжали раз в полгода и проводили занятия, а потом принимали экзамены. Еще была школа в городе Сатка. И тех ребят, которые не поступали в МАТИ, с удовольствием брали челябинские вузы.
Мы росли постепенно. Начали с одной группы, а когда к ней прибавилась вторая, сделали два направления. Первое — «Международное сотрудничество в области информационных технологий», а второе направление было связано с мультимедийными системами. Я пригласил на кафедру преподавателей английского языка. Два года преподавались параллельно General English и Computer English. На третьем году их сменял англоязычный курс Company to Company, то есть переписка с иностранными компаниями, и еще семестр научно-технического перевода. На четвертом году — защита выпускной работы на английском языке.
В то время Apple был под эмбарго и в Россию не поставлялся. IBM пришел к нам раньше и был более распространен. И мы с ректором МАТИ, основателем и первым президентом Российской ассоциации инженерного образования Борисом Сергеевичем Митиным, и директором ассоциации Нестеровым провели в МАТИ конференцию, посвященную Apple, на которую пригласили представителей других вузов. По итогам конференции Министерство образования и Российская ассоциация инженерного образования профинансировали закупку для вузов России компьютеров Apple. По инициативе ассоциации на базе вузов, получивших компьютеры, был создан Apple Университет. Его головным центром стал МАТИ, я занял должность ректора. Отделения университета открылись во многих немосковских вузах, для которых также была закуплена техника Apple. Компьютеры Macintosh, которые появились у нас, мы использовали и для обучения английскому, и для разработки. Ребята на них учились. Но компьютеры через какое-то время выходят из строя, а у института не было денег на то, чтобы их восстанавливать. Деньги нужно было заработать, и мы организовали в МАТИ кооператив, который занимался сборкой под заказ высокопроизводительных персональных компьютеров.
Придя в МАТИ, я перешел на административную работу и преподавание, занялся развитием образовательных программ. На первой конференции «Преподавание информационных технологий в России» в Суздале в 2003 году, где я рассказывал о своих программах, я встретил Виктора Никитина. Мы работали вместе в МИЭМ. Он тогда заведовал аспирантурой, а потом пошел в Microsoft, стал одним из ведущих сотрудников компании в России. Когда в Вышке создавался факультет бизнес-информатики, его пригласили от Microsoft стать деканом этого факультета. Он мне предложил сделать новую программу для ВШЭ. В 2005 году я перешел в Вышку и разработал образовательный стандарт по программной инженерии. Через некоторое время он был принят министерством, и порядка 50 вузов перешли на подготовку по этому стандарту. Наверное, это то, чем я могу гордиться. Программную инженерию делал еще Андрей Николаевич Терехов в питерском госуниверситете, но в конце концов он тоже перешел на наш стандарт.
За 15 лет работы в Вышке я создал отделение программной инженерии на факультете бизнес-информатики и кафедру управления и разработки программного обеспечения, которые позже легли в основу департамента программной инженерии на факультете компьютерных наук. А два года назад, уже заслуженным профессором, я вернулся в МИЭМ, который уже входит в состав Вышки. Теперь я в альма-матер.
Фото: Даниил Прокофьев