«Процесс научной деятельности чем-то напоминает плавание»
Мария Буяновская
Учится на 5-м курсе бакалаврской программы «Античность» Института классического Востока и античности факультета гуманитарных наук ВШЭ по двум направлениям подготовки: «Филология» и «История».
Мария Буяновская собиралась стать художником-реставратором, но сейчас изучает мир античности. В интервью проекту «Молодые ученые Вышки» она рассказала о том, что ирония может крыться даже в грамматике, а также о школе Гомера и Платона и летних практиках в Эрмитаже и Пушкинском музее.
Почему я выбрала научную карьеру
Поначалу это был не совсем осознанный выбор: на ОП «Античность» я попала почти что случайно. После школы я поступала в художественную академию и была практически уверена, что поступлю, — но не сложилось. Подавать документы куда-то еще я не хотела, думала пробовать снова в следующем году. И тогда моя мама нашла программу и подала документы, за что теперь я ей страшно благодарна. Спустя год учебы я уже не думала о перепоступлении: не то чтобы появилась уверенность, скорее возникло ощущение, что мне нужно остаться.
Моя привязанность к античности, я думаю, началась с языков. Я хорошо помню чувство, которое начала испытывать, когда мы уже прошли основы грамматики и начали читать оригинальные тексты. Я вдруг ясно поняла, что, на самом деле, ничего не понимаю, что хотя я и слышала, знала, что текст может скрывать в себе многое, но что именно и как — этого я не знала. И дело не столько в контексте, теме, идее или образе, сколько в самом языке, в том, как он устроен, в грамматике, синтаксисе.
Я приходила на пару с разобранным текстом, с подготовленным переводом, воображая, что все более-менее понятно, а на занятии я видела, сколь поверхностно и блекло то, что мне удавалось найти самой, сколь глубоко и поразительно то, что может увидеть в тексте специалист, который знает, как формирует смысл каждая на первый взгляд незначительная мелочь. Это изменило мое представление о том, что значит «уметь читать», показало, что значит «непереводимость» текста.
Языки, с которыми мы работаем, во-первых, очень полисемичны. Одно и то же слово может иметь разное значение в зависимости от времени, автора, узкого контекста. У одного слова может быть множество значений, и примерно одно значение может передавать множество слов, но каждое — со своим оттенком смысла. Авторы, конечно, со всем этим играют, причем очень серьезно.
Во-вторых, грамматика: в ее точном понимании и кроется смысл, в тонкостях. Специфическое сочетание одного элемента с другим может передавать объективную реальность или лишь возможность того, что описывается, может заставлять нас видеть происходящее глазами говорящего, передавать его чувство к собеседнику. Бывает даже грамматическая ирония, представляете? Это все не такие уж очевидные вещи, как может показаться, они лежат не на поверхности, но раскрывают для нас содержание написанного, а иногда кардинально его меняют.
Таких вещей очень много, это невероятно красиво. Непередаваемая радость — уметь это увидеть. Чрезвычайно тяжело, подчас просто невозможно — перевести. Для этого и пишутся длинные и подробные словарные статьи, справочники, а также комментарии к текстам, посвящающие страницы значению подчас всего одного слова.
Что я изучаю
На программе мы изучаем цивилизации Древней Греции и Древнего Рима и Византии. Есть два трека — филология и история, но можно выбрать двойной диплом и получить обе специальности сразу. Эта возможность прекрасна тем, что деление на филологов и историков, в общем-то, довольно условно. Филолог не может работать с текстом, не зная истории, как и историк не может работать с источниками, не умея их прочитать.
В целом у нас очень широкий круг дисциплин: литература и история, мифология, искусство, археология, эпиграфика и палеография, лингвистика, философия и так далее. Это, с одной стороны, учит работать со множеством источников разной природы и разных жанров, с другой — дает увидеть в этом многообразии что-то единое, что едва ли возможно заметить при рассмотрении лишь с одного ракурса.
Сама я на втором курсе, когда нужно было выбирать тему первой курсовой работы, совершенно не знала, что конкретно мне интересно и чем хочу заниматься. С выбором темы мне очень помогла моя научная руководительница Екатерина Дмитриевна Матусова. Она звучит так: «Посмертная участь у Гомера и в “Эпосе о Гильгамеше”».
Не могу сказать, что я сразу загорелась темой. Тогда я еще не понимала, какое значение она имеет в рамках античной культуры и всей последующей, что она будет значить лично для меня. Но год за годом эта тема, казалось бы такая маленькая и узкая, открывала интересные для меня и далеко простирающиеся направления, которые приводили меня в самые разные области, к разным связанным темам, авторам и текстам. И я полюбила эту тему и все, что с ней связано. Всякий раз вспоминая об этом, я не могу поверить своему везению и счастью работать с человеком, который однажды показал мне, куда и как можно пойти.
Если постараться коротко описать мой маршрут последних лет, то получится примерно следующее. Я начала с нашего древнейшего литературного источника — Гомера — в связи с контекстом древневосточного «Эпоса о Гильгамеше». Эта работа была посвящена стремлению увидеть что-то в античности не только через нее саму, но и через ее диалог с другой культурой. После, не забывая о Гомере, я перешла к гомеровским мотивам в картине посмертной участи и образе души у Платона — следующего автора, который со всей последовательностью и основательностью развивал эту тему.
Я изучала, как Платон взаимодействует с традицией, как устанавливает что-то новое, в чем-то следуя ей, а в чем-то идя против нее. Эта работа привела меня к проблеме связи философии и мифа: моя дипломная работа — исследование их взаимодействия в учении Платона о душе в диалоге «Федон».
Я считаю, что не нужно бояться работать с тем материалом, про который и так уже написано необозримое количество литературы. Кажется, я начала с самого классического, что вообще можно себе представить в классических исследованиях, — с Гомера и Платона. И для меня это было и есть прекрасная школа. Именно эта основа помогает мне лучше понимать многое из того, что вокруг нее и за ней, а не наоборот.
Чем я горжусь
Я едва ли могу сказать, что научилась в своей сфере стоять на ногах, не пошатываясь, не то что могу уже чем-то гордиться. Я надеюсь, что все еще впереди. Но уже есть кое-что, что дает мне ощущение промежуточного результата. Например, я уже почти два года преподаю древнегреческий язык. Я, правда, до сих пор с трудом могу в это поверить, но есть несколько человек, которые за это время со мной с нуля освоили основы грамматики и уже даже могут читать кое-что из оригинальных текстов.
Еще время от времени у меня бывает возможность читать лекции по античности лицеистам. Все это много мне дает — возможность иначе чувствовать материал и работать с ним, не только брать, но и передавать другим что-то, чему учили и учат меня, и, что не менее важно, видеть отклик. Все это опять-таки благодаря моим преподавателям и их доверию.
О чем я мечтаю
Стать специалистом. В чем конкретно — мне пока сложно сказать, но очень бы хотелось, чтобы это было основано на работе с самыми разными источниками, связано с умением широко использовать методы, которым нас учат. А еще, если повезет, чтобы это были не только междисциплинарные, но и межкультурные исследования. В конечном итоге это все про умение видеть материал как можно шире и точнее одновременно.
Для меня наука — это поиск, стремление человека к чему-то. В начале поиска это искра, некий проблеск света, который однажды на короткий миг показался и тут же скрылся, оставив острое осознание темноты и непонимания, ощущение чего-то большего, чем сам человек. Но он, словно чувствуя невидимое присутствие этого малого света, вновь и вновь ищет путь к нему, а через него — к большому свету, как будто он должен что-то вспомнить или узнать, что-то очень важное для него, что нельзя не искать.
Но при этом наука — это про очень кропотливую, точную и предельно аккуратную работу. В работе исследователя нет места безумному восхищению. Всегда необходимо напоминать самому себе, что, какая бы мысль или идея тебе ни привиделась, каждая работа и каждый вывод должны быть прежде всего основаны на трезвом анализе источника, а не на чувстве или фантазии. Текст работы должен быть выверенным, мысль — логичной и последовательной, с уважением к читателю.
Мне, честно признаться, часто бывает крайне тяжело об этом помнить и этому следовать. Как пока что не устает повторять мне мой научный руководитель, работа исследователя — труд хирурга, а не поэта.
Наука — это, конечно, про поиск. Но что он собой представляет в действительности? Да, конечно, у нас есть источники, тексты и авторы, с которыми мы работаем, у нас есть научная литература, историография, но этого недостаточно. Нужен человек, который научит, что со всем этим делать, как с этим работать, покажет на своем примере. И у нас чудесные учителя. Они могут быть очень разными, с разным восприятием одних и тех же вещей, с различными подходами — и это хорошо. Это учит нас думать по-разному, видеть по-разному, видеть широко.
Процесс научной деятельности чем-то напоминает плавание. В начале нужно осмелиться выйти в море, а там — найти направление, свою путеводную звезду, поймать попутный ветер. Но ветер тоже может быть коварен, в нем кроются новые испытания.
Подчас, когда ты уже нашел свой порыв, новое испытание — его обуздать. Когда попадаешь в водоворот, нужно суметь удержать ускользающий из рук под порывами ветра парус. Удержишь — хорошо поплывешь, упустишь — так и останешься посреди океана ни с чем и нигде. И хорошо уметь собрать в этом плавании надежную команду — это люди, которые, с одной стороны, учат ремеслу как искусству, с другой — плывут рядом и поддерживают. Учителя при этом — словно множество звездочетов: у каждого своя «та самая» звезда, но вместе они дают увидеть множество звезд, и среди них, если повезет, и ты сможешь найти свою.
Это все, конечно, не я придумала. Об этом — о жизни, о науке, о дружбе — много писали наши древние авторы, писали глубоко, тонко и крайне точно, даже с современной точки зрения.
Если бы я не стала ученым
Сейчас мне сложно представить, но, возможно, я могла бы все-таки стать художником-реставратором, как хотела еще пять лет назад. В целом это в чем-то очень похоже на то, чем я сейчас занимаюсь. В основе работы реставратора — прочное научное знание, понимание того, как устроено живописное полотно на всех уровнях: химический состав, взаимодействие красителей и других материалов, композиция, светотеневые и цветовые отношения.
Реставратор учится на изучении и копировании работ старых мастеров. Именно этим мне и нравилось это направление художественного образования — то верное начало и прочная основа, без которых все последующее крошится и рассыпается. Такая благодатная почва, из которой произрастает самое прекрасное искусство.
С кем из ученых я хотела бы встретиться и о чем спросить
Сложно сказать: все они уже многое говорят через свои работы.
Как выглядит мой обычный день
Довольно обычный студенческий день: с утра я еду в институт, а там в основном учусь и немного преподаю.
Как я справляюсь с выгоранием
Часто помогает просто дать себе, например, проспать полдня в воскресенье, а вторую половину занять прогулкой на свежем воздухе. К счастью, я живу рядом с лесопарком, достаточно просто вытащить себя из дома. А там, знаете, вокруг птицы, белки, собаки и дети с родителями, а еще скамейки, тропинки, небольшие прудики. Деревья стоят, покачиваясь, небо мелькает тут и там за листвой, синеет над головой, плывут облака — и все это такое живое и такое неизменное, такое неизмеримое и необъятное, более вечное, чем все эти мои повседневные переживания и постоянная тревожная спешка.
Но больше всего помогают все-таки люди, именно они не дают замыкаться в себе и там теряться. Конечно, это семья и друзья, в которых всегда можно найти опору.
Еще я очень люблю наши обычные семинарские занятия — это возможность открыть окно и впустить свежий воздух в собственное, порой замутненное сознание. В такие моменты мысли, прежде беспокойно и хаотично кружащиеся, гудящие, находят выход и упорядочиваются. Порой достаточно просто слышать преподавателя, в речи которого — некое целительное слово, где-то смиряющее, где-то успокаивающее, напоминающее и направляющее.
Кроме обычных пар, вдохновляют общие институтские мероприятия как моменты объединения исследователей из разных областей антиковедения и византинистики.
Это, в частности, ежемесячные заседания Греко-латинского семинара ИКВИА ФГН ВШЭ, который организует Екатерина Дмитриевна Матусова, руководитель нашей программы; ежегодная межвузовская научная студенческая конференция по антиковедению “Antiquitas recens et aeterna”, за которую мы все очень благодарны Ольге Леонидовне Ахуновой и Вере Геннадиевне Мостовой; «Сова Минервы», проект, посвященный новейшей истории антиковедения в России, основатель которого — Нина Владимировна Брагинская.
Недавно у нас прошла студенческая конференция по византинистике с поразительно точно подобранным названием — “Παρρησία” (парресия — особая форма речи, при которой говорящий откровенно и ясно выражает свои мысли и чувства, избегая риторических украшений и обеспечивая полное и точное понимание своих слов аудиторией, дословный перевод с греческого означает «говорить все». — Ред.). Конференция была организована по инициативе изначально всего нескольких студентов, а потом — при поддержке преподавателей, прежде всего Льва Всеволодовича Луховицкого, и с помощью ребят-волонтеров. Это было большое событие, много с чем связанное и много нам всем показавшее.
Эти встречи не только многому учат, но и очень вдохновляют, дают возможность почувствовать себя пусть еще только формирующейся, но уже частью профессионального сообщества. В такие моменты я, оглядываясь по сторонам и видя всех этих людей, ловлю себя на мысли, что это именно то место, где я хочу быть, это именно то «большее, чем я», частью чего я хочу стать. Это окрыляющее счастье.
Отдельный особенный опыт — летние практики в ГМИИ им. Пушкина, в Эрмитаже, в ГИМе, а также археологические проекты. Для студента это сказочная возможность, с одной стороны, перезагрузиться, с другой — увидеть, как все-таки живет наша наука за пределами наших учебных аудиторий, а она еще как живет! И мы бы этого не видели, не будь такой возможности у института, если бы наши преподаватели не были готовы еще и летом повсюду нас возить, водить и все показывать.
Чем я увлекаюсь, помимо науки
Ничем особо. Так сложилось, что я не разделяю работу и хобби. В свободное время я просто переключаюсь на ту тему, которая более остальных мне близка и интересна.
Что последнее я читала и смотрела
Я мало что читаю из того, что не связано с учебой. Но я не считаю это большой потерей, потому что уж очень широк спектр того, с чем соприкасается античность. Из несвязанного за последнее время — книга Наталии Семеновой «Братья Морозовы. Коллекционеры, которые не торгуются?» и фильм «Вечное возвращение» Киры Муратовой. За расширение кругозора в кинематографе большое спасибо киноклубу Леонида Ефимовича Когана, заведующего кафедрой истории и филологии Ближнего Востока.
Совет молодым ученым
Нужно с чего-то начать, рискнуть погрузиться и дать себе время. А когда начнете погружаться, бывает полезно, как мне кажется, в своей науке вначале во что-то влюбиться — что-то большое или маленькое. Потом нужно это полюбить, тогда неизбежно вы начнете дорожить всем, что с этим связано, и заботиться об этом каждый день.
Любимое место в Москве
С детства, еще со времени учебы в художественной школе, это, пожалуй, Пушкинский музей и Третьяковская галерея.