«От некоторых заголовков екало сердце»

1 февраля начинается прием заявок на конкурс лучших русскоязычных научных и научно-популярных работ сотрудников НИУ ВШЭ. Член жюри конкурса, ординарный профессор ВШЭ, директор Института когнитивных нейронаук Василий Ключарев рассказывает, почему ученые боятся научпопа и почему его бояться не стоит.

— В отличие от большинства своих коллег вы много занимаетесь научпопом: выступаете с лекциями для самых разных аудиторий, общаетесь с журналистами, даже для детей сделали специальный курс на Coursera «Учимся учиться». Зачем вам это?  

— Я бы сказал, что мне важно говорить с широкой аудиторией по нескольким причинам. Во-первых, я считаю это своей обязанностью перед обществом. Давным-давно, когда я работал в Швеции как постдок, я удивился, почему коллеги так часто приводят самых разных людей в нашу лабораторию на экскурсии. Я задал этот вопрос своему научному руководители, и он сказал: «Понимаешь, мы в основном финансируемся на налоги налогоплательщиков, и наша обязанность — рассказывать людям о том, на что мы тратим их деньги». На меня это объяснение довольно сильно подействовало. Ведь действительно, большинство наших денег — это в том или ином виде деньги налогоплательщиков. И в этом смысле это важный мотив — рассказать людям, как и для чего мы тратим их налоги. И рассказать надо доходчиво и понятно. А во-вторых, мне самому интересно общаться с широкой аудиторией. 

— Что именно вам интересно? Разве у вас нет ощущения, что общаясь с аудиторией, не погруженной в вашу область знаний, вы теряете время, или, как говорят некоторые коллеги, «глупеете»? 

— Мой опыт обратный. Если вы общаетесь с новой аудиторией, то люди задают вам любые, часто довольно необычные вопросы — это сродни работе со студентами, которые все время проверяют уровень и широту знаний преподавателя! Вам постоянно приходится читать что-то дополнительно, что-то перепроверять и узнавать много нового. Преподаватели хорошо знают, что для того, чтобы что-то реально понять, нужно суметь это понятно объяснить. Так получилось, что я весьма специализированный ученый, читаю узкоспециализированные курсы, в основном занимаюсь своими аспирантами, изучающими мозг человека. И если бы не «другая» аудитория, я был бы довольно скучным, замкнутым в своей теме ученым и неинтересным собеседником.

— Как выглядел ваш личный путь в научпоп? 

— Я начинал свою лекционную деятельность 20 лет назад в Финляндии. Там уже активно развивались интернет-технологии, и студенты из разных университетов, из глубинки, могли слушать мои лекции, транслировавшиеся из столичного университета в Хельсинки. Таким образом, у меня была аудитория из нескольких лапландских университетов, и были слушатели извне, был даже один слушатель из числа тюремных заключенных. И это было для меня одновременно и будущее, и возвращение в прошлое, когда университеты были открытыми, и можно было прийти с улицы на лекции и свободно слушать интересного вам лектора. Так я впервые столкнулся со слушателями с самыми разными интересами и разным уровнем образования.

Другая причина выхода в публичное пространство возникает, когда вы как ученый публикуете интересный результат своего исследования. У меня такой опыт случился в 2013-м году, в Голландии. Я проводил исследование, посвященное конформизму. Мы показали механизм, с помощью которого окружающие манипулируют работой нашего мозга, и с помощью этого исследования продемонстрировали, что в массе своей мы — прирожденные конформисты. Это, конечно, заинтересовало журналистов, ко мне стали обращаться за интервью. 

— Этого момента ведь больше всего боятся ученые: журналисты не поймут, журналисты переврут… Это было у вас? 

— Сейчас я понимаю, что ничего прям совсем ужасного не было, но тогда, конечно, сердце екало от некоторых заголовков. «Ученый из России объяснил, как Гитлер пришел к власти». Заголовки были разной степени корректности, но это был и для меня важный опыт. Понял, как важно читать внимательно вопросы, которые присылает журналист, интересоваться, из какого он издания, давать обратную связь. Потому что если не объяснишь сам, могут все равно написать о твоем исследование какую-нибудь глупость, и тебе будет стыдно перед коллегами.

— Что стало кульминационной точкой в этом всплеске популярности?

Фильм BBC. Для студентов ты вообще иконой становишься после такого: в Швейцарии ко мне как-то подошел студент и произнес «вы снялись в фильме BBC! Это все, чего еще можно достичь в жизни». На самом деле, качественное документальное кино уважаемых кинокомпаний и в научном сообществе уважают, тут уж даже никто не хмыкнет. Я честно скажу, что многие научные факты, которые меня сильно заинтересовали и повлияли на мои взгляды, я сам узнал из научно-популярных фильмов того же BBC. В научные тусовки существенная часть информации из смежных дисциплин проходит через такие междисциплинарные научно-популярные каналы, через подкасты, документальные фильмы, размышления, встречи, разнонаправленные философские разговоры.

Когда ко мне стали обращаться за комментариями научно-популярные журналы, например New Scientist, это тоже была некая вершина, позволившая иначе оценить важность того, чем я занимался. 

С опытом начинаешь понимать важность профессиональной научпопп-коммуникации. Я успел поработать в Финляндии, потом в Голландии, когда меня пригласили в швейцарскую лабораторию, изучающую мозговые механизмы экономического поведения — где вдруг со мной начал контактировать офис университета Базеля. Ко мне обратилась пресс-служба, которая готова была помогать мне в общении с журналистами. Так я понял, что университеты обладают гигантским ресурсом в распространении информации о наших научных результатах. Тогда же я понял, что журналисты, с которыми я общался, это тоже некий ресурс: им можно написать, спросить, не интересна ли им еще вот такая тема, и они тоже реагируют, советуют через какие каналы распространять информацию. Немаловажно, что именно через такие публикации к нам приходит множество мотивированных студентов и аспирантов, которые и становятся основным двигателем наших лабораторий. Есть еще один неплохой бонус. Когда о вас пишут респектабельные издания, вы вдруг обнаруживаете, что вас начинают приглашают на лекции в банки, бизнес-школы. Кстати, это неплохо оплачивается. 

— Давайте поговорим про стыд перед коллегами. Это ведь главный страх, который останавливает ученых заниматься научпопом. Как его преодолевать? 

— Преодолевать его сложно, но можно. Довольно часто многие подвергаются критике за чрезмерное упрощение, которое неизбежно, когда вы выступаете перед широкой аудиторией. Мой опыт показывает, что легкий хейт со стороны коллег прорывается, но связан он скорее с личной неприязнью, здесь ваше публичное выступление — еще один повод вас уколоть. Если вы все делаете более или менее корректно, по вам пройдется лишь тот, кто вас и так не очень любит. Но есть и обратный эффект. Я наблюдаю, что легкая ревность приводит к тому, что коллеги, которые раньше не были склонны к популяризаторству, тоже начинают активно выступать публично. Я это приветствую, это очень здорово, наш цех на глазах начинает продвигать свои научные исследования, свои результаты.

— Какие еще страхи нужно преодолеть, чтобы начать движение в сторону научпопа? 

— Лично мне важно было преодолеть страх перед публичными выступлениями. Он присущ большинству людей, совсем небольшой процент людей его не испытывает. Это один из основных доказанных стрессоров, и в наших научных экспериментах людей часто просят выступить публично именно с этой целью — вызвать стресс. Но если публичное выступление становится внутренней обязанностью, то и страхи понемногу уходят. У меня они ушли через 3-4 года такого опыта, раньше я не спал две ночи перед выступлением, теперь волнуюсь всего час до начала. 

Еще один страх, и он тоже связан с осуждением научного сообщества, а также с внутренним дискомфортом — это страх изменения баланса между своими научными занятиями и научпопом. С этим тоже сталкивается каждый. Действительно, сообщество «коммерческого» научпопа состоит не из ученых, а из людей, поставивших свои выступления и книги на поток. Таким образом, если ученый движется в эту сторону, то возникает опасность, что он как бы перестает быть ученым, становится чистым популяризатором. Мне кажется, что это выбор каждого — в какой степени вовлекаться в научпоп. И тут есть страхи разного толка: я знаю популяризаторов, у которых комплекс, что они не ученые, знаю ученых, у которых комплекс, что они не популяризаторы. Это вопрос сложного внутреннего баланса, и тут, пожалуй, достичь гармонии довольно сложно. Но я лично считаю, что вполне реально быть и активным популяризатором, и активным ученым. Впрочем, я с уважением отношусь к популяризаторам, которые зарабатывают только на этом. Да и к ученым, которые не занимаются популяризацией, я отношусь с пониманием.

— Что вам дала ваша деятельность в области научпопа с точки зрения развития науки, личного роста? 

— Очень много. С точки зрения развития науки это в первую очередь финансы. Наука очень социальное явление, мы участвуем в конференциях, выступаем с лекциями и подаем на гранты — все это взаимосвязано. Во всем мире наука связана с финансовыми донорами. Например, мы получили очень крупную сумму от Сбербанка, и мы по-настоящему благодарны за возможность купить уникальное научное оборудование. Если меня приглашают выступить в Корпоративном университете Сбербанка, то я всегда соглашаюсь — это и знак признательности, и мое личное развитие, поскольку там всегда очень интересная аудитория. Порой любопытно поговорить с успешными умными людьми из самых разных сфер деятельности. На мероприятиях, организованных крупными бизнесменами, я иногда встречаю выдающихся ученых, с которыми вряд ли встретился бы при иных обстоятельствах, и это порой лучше любого симпозиума. Сегодня наука, коммерческие компании, простые и богатые люди, государство, спорт и культура — все довольно сильно переплетено, в этом смысле публичное выступление позволяет окунуться в новые сферы жизни, и это стоит делать. 

— Всем ученым стоит это делать? Или вы все-таки допускаете, что жизнь ученого в башне из слоновой кости имеет право на существование? 

— Имеет, я против того, чтобы всех тащить выступать публично под дулом автомата. Я лично считаю, что у меня есть некое моральное обязательство перед обществом, но я также стараюсь быть разборчивым и есть предложения, от которых я отказываюсь. Если кто-то будет утверждать, что ученый должен кричать о своих исследованиях в каждую замочную скважину— я с этим не соглашусь. Да и личностные особенности или жизненные обстоятельства есть у каждого ученого, и в каких-то случаях жесткие рекомендации просто невозможны. Не будем же мы требовать, чтобы Григорий Перельман шел в народ и каждому встречному объяснил свое доказательство гипотезы Пуанкаре, нет, мы ценим его таким, какой он есть.

Автор текста: Дранкина Екатерина Александровна, 1 февраля, 2021 г.