«Нужно смотреть в будущее»

15 мая должно было исполниться 65 лет заместителю директора Института «Центр развития» НИУ ВШЭ Валерию Миронову, но 29 апреля его не стало. Это последнее интервью Валерия Викторовича, которое он дал «Вышке для своих» за неделю до смерти.

Экономика и шахматы

Моя мама окончила 2-й Московский государственный медицинский институт им. Н.И. Пирогова. Папа был геофизиком, учился в университете в крупном центре. Они встретились в Сибири и по распределению приехали в Волгоград. Я там родился, окончил школу и поступил в финансовый университет на специальность «планирование промышленности». Хотел в Москву, но из-за проблем со здоровьем не срослось. По окончании учебы начал преподавать на кафедре политэкономии в нынешнем Волгоградском университете, а через четыре года, в 1986 году, уехал в Москву в аспирантуру.

© Высшая школа экономики

Но прежде всего волгоградский период связан для меня с шахматами. В Советском Союзе было то, чего нет сейчас: можно было много чем заниматься бесплатно. Кто-то ходил в театральный кружок, кто-то — в баскетбольную секцию, и все это за счет государства. Это позволяло развивать личность и выявлять таланты. Я в силу слабого здоровья не мог бегать и прыгать, зато всерьез увлекался шахматами и даже стал кандидатом в мастера спорта. Это увлечение я пронес через всю жизнь. Я в своей практической работе стремлюсь претворять принципы шахматного мышления в экономике. Даже создал телеграм-канал «Экономика и шахматы», правда пока для своих. 

«А зачем? Мы и так вас победим»

Волгоградский государственный педагогический институт, где я начал работать, был одним из старейших в городе. В его библиотеке каким-то образом оказались неразрезанные книги западных экономистов начала ХХ века. Позже, поступив в аспирантуру в Москву, я эти книги перечитывал в читальном зале Ленинской библиотеки. И кафедра у нас была очень интересная. Например, у нас работал профессор Израиль Моисеевич Бровер — руководитель поволжской школы политэкономии, человек-легенда, получивший разрешение Министерства образования СССР или Министерства просвещения, не скажу точно, преподавать политэкономию капитализма и социализма по собственным учебникам, а не по тем, что были написаны для всей страны. Настолько это был уважаемый специалист. Израиль Моисеевич был великолепный лектор. Лекции по политэкономии социализма — они же скучнейшие. А он их читал блестяще. Так, что ему аплодировали и студенты, и педагоги, понимавшие, насколько это сложно — интересно подать такой материал. И еще у Израиля Моисеевича была железная логика. Я многому у него научился. Меня и сейчас в экономике в первую очередь интересуют логические построения. Есть авторы, которые любят превращать математические расчеты в содержание статьи, я же считаю, что в статье главное — идея, конструкция, а расчеты отправляю в приложение. И еще мне запомнилась мысль Бровера о равновесии в этом мире. Несмотря на огромные арсеналы оружия, ядерного столкновения, которое намечалось в 1961 году между США и СССР, не произошло, потому что все думали: «А зачем? Мы и так вас победим». Эти идеи и сейчас очень актуальны.

Наши аргументы были так же наивны, как мы сами

С 1986 по 1989 год я учился в аспирантуре. Моей научной руководительницей была Инесса Федоровна Сорокина — единственная женщина, удостоенная отдельной статьи в энциклопедии «Политическая экономия», завкафедрой, великолепный специалист, автор книг по политэкономии труда, невероятно эффектная и эффективная. Темой диссертации я взял общенародную собственность и ее новые формы. Я писал о первых акционерных приватизированных предприятиях. В России таких было с десяток, и четыре из них — в Волгограде. Мой отец, будучи сам директором одного из волгоградских предприятий, знал многих других директоров и попросил для меня их уставы. В Москве я познакомился с аспирантом из другого вуза, который тоже собирал для диссертации уставы и нашел уже штук пять. Мы с ним обменялись, и оба защитились.

© Высшая школа экономики

В своей диссертации я использовал строчку из стихотворения Бориса Пастернака: «Не спи, не спи, художник, не предавайся сну. Ты вечности заложник у времени в плену». Это была метафора. Я имел в виду, что частный собственник также не спит и заботится о своей собственности, желая передать ее по наследству, так как, умирая, он остается жить в детях. Фактически собственность позволяет собственнику жить вечно. Это уже потом я понял, что это совсем не обязательно и очень часто совсем не так. Но тогда наши аргументы были так же наивны, как мы сами. Мой папа был крупным руководителем, а его отец, мой дед, — председателем колхоза в Саратовской области. Стал председателем колхоза в 19 лет, без образования. Они оба были хозяйственники. А любой хозяйственник тогда подсознательно хотел разрушить социалистическую собственность. Возможно, их рассказы как-то повлияли на меня, и поэтому я выбрал такую тему диссертации, а может, Инесса Федоровна подсказала. Факт тот, что я ждал полгода с готовой диссертацией, пока 5 декабря 1989 года не было принято постановление ЦК КПСС о разрешении арендно-акционерных подрядов. На следующий день на кафедре прошла предзащита, меня рекомендовали, и я успешно защитился.

Мы начинали рыночную экономику

Потом меня с этой диссертацией взяли в Институт экономики АН СССР, директором которого был профессор, академик РАН Леонид Иванович Абалкин, сразу заведующим сектором. Это 16-й разряд по 19-разрядной тарифной сетке. Я вошел в группу, созданную Советом молодых ученых Института экономики при Верховном совете РСФСР по разработке программ приватизации. В процессе реализации наша идея была сильно изменена. В журнале «Вопросы экономики» №4 за 1991 год мы с соавтором подробно расписали, как мы это видим. Статья, в основу которой легла моя диссертация, называлась «В поисках оптимальных вариантов». Можно найти и прочитать.

В Академии наук я работал до 1997 года. К тому моменту моя зарплата окончательно девальвировалась. Нужно было как-то зарабатывать, и я вместе с несколькими коллегами из Института экономики перешел в финансовую компанию «Российский брокерский дом». Компания занималась операциями на фондовом рынке, а я в ней был главным аналитиком. Это было интересно. Мы начинали рыночную экономику. Наша компания была единственной не банковской компанией, которая стала официальным дилером на рынке ГКО, созданном для краткосрочного финансирования бюджета. Мы как аналитическое подразделение занимались прогнозированием цен на рынке ГКО и параллельно разрабатывали стратегические проекты. Мы разработали первые «заменители денег» взамен рублей. То, что сейчас бы назвали криптовекселями или денежными суррогатами. А тогда они назывались «векселя эмиссионного синдиката». В созданный нами эмиссионный синдикат входили три крупнейших в то время банка: Инкомбанк, АвтоВАЗбанк, Конверсбанк. По телевизору шла реклама. И поскольку у всех это было на слуху и векселя, выпущенные с обязательством погасить их эмиссионным синдикатом, были суррогатом денежных средств, они были в ходу и принимались компаниями. Схему придумал и обосновал с научной точки зрения я — с учетом вексельных схем, которые развивались в Средние века, в предбанковский период развития банковской системы.

© Высшая школа экономики

В конце 1995 года по известным причинам курс резко изменился. Мы, аналитики, предупреждали о рисках, но принимали решение азартные менеджеры. Опыта работы на валютном рынке было мало, и, несмотря на все старания руководства сохранить компанию, «Российский брокерский дом» разорился. Тогда это было обычным делом. Выживала одна финансовая компания из двадцати.

Для меня это была не столько история про деньги

После этого меня пригласили на должность начальника отдела анализа финансового и фондового рынков департамента исследований Центрального банка РФ. Вместе со мной там работал Андрей Николаевич Клепач — один из основателей Института «Центр развития». Позже он покинул ЦР, заняв пост заместителя министра экономического развития РФ. Я пришел ведущим экспертом в «Центр развития» в 1999 году по приглашению Андрея Николаевича. Первые десять лет институт работал как самостоятельная единица, выполняя массу аналитических проектов для ЦБ, Министерства промышленности и торговли, Министерства финансов, для корпоративных заказчиков. А в 2009 году Институт «Центр развития» вошел в состав НИУ ВШЭ, а я занял должность заместителя директора.

© Высшая школа экономики

С 2009 по 2014 год я еще успел побыть председателем совета директоров металлургической компании. Это получилось почти случайно. Когда возникла идея вводить в частные и государственные компании независимых директоров, я решил, что хочу попробовать, заполнил анкету и отправил в Росимущество. Для меня это была не столько история про деньги — мы как представители государства на этом фактически не зарабатывали, — сколько интересный опыт и возможность посмотреть, как работает реальное производство. Мне понравилось, но это была не работа, а скорее общественная нагрузка. Раз в два месяца я проводил заседание совета директоров. Приходилось изучать документацию предприятия, писать отчеты, распределять прибыль. В целом это было несложно.

Но основной сферой моих интересов всегда был анализ мирового опыта промышленной политики. Я стремился понять, как работают все ее сферы по отдельности, чтобы потом построить версию новой программы российской экономики, у которой была бы лучшая судьба, чем у модели 2010–2020 годов. Я понял, как устроены эти программы, и хочу сделать такую сам или быть в составе коллектива, который за это возьмется. В Вышке есть немало высококлассных специалистов, у которых учишься, читаешь их работы, слушаешь, видишь, кто чем занимается помимо межфакультетских семинаров ВШЭ. Мы должны генерировать некие нарративы, которые позволят создать модель для России с учетом ее и сырьевой направленности, и огромных территорий, их разнообразия и богатства человеческого капитала. И в том числе проблем с управлением, которые неизбежны в такой огромной стране. Нужно все это учесть и строить новую модель, не рассчитывая, что в такой сложно организованной системе, какой является мировая экономика, можно найти простые решения или позаимствовать их из уже когда-то применявшихся.

Нужно смотреть в будущее.

15 мая