Множественные времена плана: советская и европейская послевоенные администрации огосударствливают время
Мероприятие завершено
16 сентября в 16:30 научно-учебная группа «Междисциплинарные и экспериментальные формы изучения социального времени в СССР» приглашает на лекцию Александра Бикбова (Центр Мориса Хальбвакса, Париж), посвященную особой темпоральности государственных планов в послевоенный период.
Планирование нередко ассоциируется с иерархическим и директивным навязыванием
показателей «по валу», в которых карикатурно преломляется советская административная
практика. Ей противопоставляются европейские и американские модели, тесно
ассоциирующиеся со свободным рынком. Эта оппозиция, восходящая к идейным битвам
холодной войны, маскирует не только общую международную топику управленческих
экспериментов, но и новые формы операционализации времени, которые сопровождают
экспансию плана за границы труда и производства. Время индивидов, семей, отдельных
социальных групп и населения в целом, наличного и только ожидаемого в будущем,
захватывается в сеть управленческой речи, экспертной практики и отраслевого
административного действия. Советский экономический план в 1960-е планирует уже совсем
не то же и не так в сравнении с 1930-ми, а конец 1950-х отмечен неожиданными
сближениями фигур советского и европейского планового воображения. Архивные
материалы демонстрируют, что в послевоенных СССР и Франции опредмеченное в
бюджетной форме время повседневности пользуется столь же серьезным административным
интересом, что и неопределенное, но предсказуемое долгосрочное будущее. Проекты
формирования новых человеческих навыков, которые неожиданно резонируют по разные
стороны «железного занавеса», сопоставление страновых диалектов социального
реформизма, регистрация фактов прямого обмена и сотрудничества государственных
администраций дают представление о второй половине XX века как эпохе международного
планового оптимизма. Новая управленческая рациональность, обеспеченная активной
циркуляцией социальных технологий через строго контролируемые политические границы,
генерирует универсальную грамматику времени, чуждую и мобилизационным
сталинских десятилетий, и пульсации республиканских межпартийных баталий.
Подключайтесь к нам по ссылке: https://us02web.zoom.us/j/83502330493
Подключайтесь к нам по ссылке: https://us02web.zoom.us/j/83502330493
Планирование нередко ассоциируется с иерархическим и директивным навязыванием
показателей «по валу», в которых карикатурно преломляется советская административная
практика. Ей противопоставляются европейские и американские модели, тесно
ассоциирующиеся со свободным рынком. Эта оппозиция, восходящая к идейным битвам
холодной войны, маскирует не только общую международную топику управленческих
экспериментов, но и новые формы операционализации времени, которые сопровождают
экспансию плана за границы труда и производства. Время индивидов, семей, отдельных
социальных групп и населения в целом, наличного и только ожидаемого в будущем,
захватывается в сеть управленческой речи, экспертной практики и отраслевого
административного действия. Советский экономический план в 1960-е планирует уже совсем
не то же и не так в сравнении с 1930-ми, а конец 1950-х отмечен неожиданными
сближениями фигур советского и европейского планового воображения. Архивные
материалы демонстрируют, что в послевоенных СССР и Франции опредмеченное в
бюджетной форме время повседневности пользуется столь же серьезным административным
интересом, что и неопределенное, но предсказуемое долгосрочное будущее. Проекты
формирования новых человеческих навыков, которые неожиданно резонируют по разные
стороны «железного занавеса», сопоставление страновых диалектов социального
реформизма, регистрация фактов прямого обмена и сотрудничества государственных
администраций дают представление о второй половине XX века как эпохе международного
планового оптимизма. Новая управленческая рациональность, обеспеченная активной
циркуляцией социальных технологий через строго контролируемые политические границы,
генерирует универсальную грамматику времени, чуждую и мобилизационным
сталинских десятилетий, и пульсации республиканских межпартийных баталий.
показателей «по валу», в которых карикатурно преломляется советская административная
практика. Ей противопоставляются европейские и американские модели, тесно
ассоциирующиеся со свободным рынком. Эта оппозиция, восходящая к идейным битвам
холодной войны, маскирует не только общую международную топику управленческих
экспериментов, но и новые формы операционализации времени, которые сопровождают
экспансию плана за границы труда и производства. Время индивидов, семей, отдельных
социальных групп и населения в целом, наличного и только ожидаемого в будущем,
захватывается в сеть управленческой речи, экспертной практики и отраслевого
административного действия. Советский экономический план в 1960-е планирует уже совсем
не то же и не так в сравнении с 1930-ми, а конец 1950-х отмечен неожиданными
сближениями фигур советского и европейского планового воображения. Архивные
материалы демонстрируют, что в послевоенных СССР и Франции опредмеченное в
бюджетной форме время повседневности пользуется столь же серьезным административным
интересом, что и неопределенное, но предсказуемое долгосрочное будущее. Проекты
формирования новых человеческих навыков, которые неожиданно резонируют по разные
стороны «железного занавеса», сопоставление страновых диалектов социального
реформизма, регистрация фактов прямого обмена и сотрудничества государственных
администраций дают представление о второй половине XX века как эпохе международного
планового оптимизма. Новая управленческая рациональность, обеспеченная активной
циркуляцией социальных технологий через строго контролируемые политические границы,
генерирует универсальную грамматику времени, чуждую и мобилизационным
сталинских десятилетий, и пульсации республиканских межпартийных баталий.
Дата
16 сентября
16:30