«Инновационный менеджмент позволяет профессионально приземлять идеи, способные изменить мир»

В 2021 году Анатолий Виликотский и Виктория Шарапова, будучи студентами Вышки, стали участниками Бизнес-инкубатора «БиоМедТех». Их проект по созданию и выводу на фармрынок препарата для лечения лейкоза стал лучшим и получил резидентство «Сколково». В интервью «Конструктору успеха» они рассказали, из чего состоит процесс разработки фармпрепарата с нуля, как подружить науку с рынком и где найти применение академическому образованию в индустрии.

— Виктория, как из сферы академической химии вы пришли к идее реализации собственного стартапа?

— Я окончила химфак МГУ по специальности «аналитическая химия», это очень фундаментальное образование, но на пятом курсе я заинтересовалась коммерциализацией научных разработок. В 2010 году я устроилась на работу в компанию «Сплат», на тот момент это была одна из немногих российских компаний, которая имела свой R&D-центр, где можно было реализовать свои компетенции в полной мере. Я проработала там больше пяти лет и ушла в предпринимательство как частный консультант по разработке FMCG-продуктов и занималась коммерциализацией технологических разработок.

В 2020 году я поступила на кафедру менеджмента инноваций ВШЭ и встретилась с Толей. Когда мы были на втором курсе, на кафедру поступила инициатива от «Сколково», в рамках которой было решено объединить ученых и предпринимателей, чтобы сформулировать методологию коммерциализации наукоемких проектов. В «Сколково» хотели увидеть результаты предпринимательской деятельности, тогда как нам нужна была технология, чтобы приложить знания, полученные в Вышке. Для участия в инициативе предстояло найти такую технологию, и мы познакомились с третьим сооснователем нашего нынешнего проекта Всеволодом Мисюриным, доктором биологических наук. Всеволод на тот момент уже был резидентом «Сколково» и работал над липосомальной технологией, которая очень хорошо подходила для разработки лекарства от рака крови. Таким образом мы запустили проект, который посвящен разработке липосомального лекарства для лечения рака крови разной этиологии.

— В каком направлении вы работаете как консультант?

— У меня много проектов, связанных с косметикой и товарами повседневного спроса. Над ними я работаю в двух направлениях: первое – производство и разработка косметики, второе &ndash искусственный интеллект, который применяется для рекомендаций косметических продуктов по фото, выступаю в проекте как эксперт и R&D-партнер по направлению «бьюти». По сути, я осуществляю R&D-партнерство для компаний и стартапов, которые выпускают продукты с использованием био- и химических технологий, где я могу реализовать свою экспертизу. Наш с Толей проект идет параллельно, он, пожалуй, наиболее полно аккумулировал наши профессиональные компетенции, которые мы получили на кафедре менеджмента инноваций.

— Между окончанием МГУ и поступлением в Вышку прошло 10 лет. Почему вы все же решили продолжить образование?

— Между МГУ и Вышкой у меня было две попытки приобрести навыки менеджмента и уйти в прикладное образование. Первая – получение мини-МВА на программе бизнес-университета «Синергия», а вторая – удаленное обучение в Copenhagen Business School, где я прошла курс инновационного менеджмента. В 2020 году мне захотелось систематизировать и углубить пройденный материал. Вообще я тот человек, который по жизни постоянно учится новым вещам, это позволяет мне расти профессионально. Если не учиться и не откликаться на перемены вокруг, то можно стать заложником субъективной экспертизы и потерять связь с индустрией.

Когда я пришла к мысли получить степень магистра, то решила вновь соприкоснуться с академической средой, чтобы иметь фундаментальную базу и инструментарий для работы с таким специфическим продуктом, как инновационный проект. Я выбрала Вышку, потому что программа сочетала глубину теоретических знаний с живым и прикладным подходом к обучению. Здесь ты можешь сразу конвертировать теоретические основы в проектную деятельность. Два года пролетели очень насыщенно, ярко, с неугасаемой мотивацией впитывать все, что давали нам преподаватели.

— В чем особенность инновационного менеджмента как направления?

— Это очень динамическая история, нам рассказывали про VUCA-мир (акроним английских слов volatility (нестабильность), uncertainty (неопределенность), complexity (сложность) и ambiguity (неоднозначность). – Ред.), который постоянно меняется, и чтобы в нем ориентироваться и не сойти с ума, нужно учитывать огромное количество факторов. Наверное, инновационный менеджмент, его приемы и инструменты — это как раз то, что позволяет не просто управлять, а профессионально приземлять классные, высокотехнологичные идеи, способные изменить мир.

— Как было организовано обучение на программе с точки зрения практики?

— Каждая дисциплина предполагала погружение в проектную среду, когда можно было делать продукт, коммерциализировать инновацию, по сути – все два года обучения развивать свой стартап при поддержке преподавателей, которые делились экспертизой и помогали не совершать ошибок. В качестве дипломной работы мы защищали свой стартап по разработке фармпрепарата, куда методично было вложено все то, чему мы научились на программе. С точки зрения инструментария и с точки зрения знаний, как теоретических, так и практических, нам дали шикарную базу для того, чтобы взять идею, довести ее до готового продукта и вывести на рынок, обеспечив коммерческий успех.

— Анатолий, что привело вас в Вышку?

— Я в 2018 году окончил Университет им. Менделеева по специальности «химическая технология» и работал в Институте органической химии им. Зелинского химиком-лаборантом. Там мы синтезировали различные соединения и проверяли их биологическую активность. После я пошел в индустрию – тоже в компанию «Сплат», но Виктория на тот момент уже там не работала. В «Сплате» я стал менеджером по инновациям. В фундаментальной основе продукта я разбирался, а с точки зрения менеджмента таких проектов у меня системных знаний не было. Чтобы получить теоретическую и прикладную базу для работы с инновационным продуктом, я поступил в магистратуру Вышки на программу «Управление исследованиями, разработками и инновациями в компании», и на втором курсе наш с Викторией проект стал частью биомедицинского кластера «Сколково».

— Почему в процессе работы в компании с инновациями невозможно обучиться этому в полной мере?

— Я считаю, что изолированно друг от друга фундаментальные знания и прикладные инструменты не могут дать качественный результат. Если бы я просто продолжал работать в «Сплате», то не смог бы так глубоко вникать в контекст и управлять им, тогда как программа Вышки дала мне большой толчок к развитию. Многие занятия носили прикладной характер: студенты собирали команду и прорабатывали ситуацию реализации инновационного проекта в компании, на основании этого мы обучались. Часто я брал кейсы из своей рабочей повестки, пытался понять их логику и динамику, некоторые проекты мы сделали в рамках учебы и дальше их развивали в обособленные истории.

На мой взгляд, в процессе обучения на программе получилась идеальная синергия между теоретическим опытом и практико-ориентированным подходом, когда ты не просто владеешь инструментами, но понимаешь суть их применения. Такая система обучения позволяет тебе глубоко анализировать ситуацию и моделировать перспективы того или иного решения.

— Почему вас перестала привлекать чистая наука?

— Я достаточно в ней поработал, чтобы понять минусы академической карьеры. Несколько лет в Институте органической химии дали мне хороший академический опыт, я занимался синтезированием новых соединений, проверкой их биологических активностей, написанием научных статей.

В грантовых заявках и статьях мы всякий раз пишем, что соединения, которые мы синтезируем, нужны, полезны и перспективны даже с точки зрения коммерциализации. Но при этом никто не заинтересован в реальном выходе продукта на рынок, а исследования ведутся лишь для академического рейтинга. Меня же интересовала и мотивировала именно прикладная составляющая и возможность реализации по-настоящему хорошей разработки. Например, когда мы делали соединение, то я был воодушевлен возможным результатом его применения по итогам биологической активности этого соединения против малярии. Но равнодушие академической среды к любым возможностям индустриального приложения результатов своей работы меня сильно демотивировало. Поэтому я ушел в бизнес и в компанию «Сплат», где мог применять свой научный опыт, нацеливаясь на создание реального продукта.

— Как запускался ваш проект по созданию и выводу на рынок лекарства от рака крови?

Анатолий:

— Технически идея принадлежит третьему коллеге по проекту, который стал нашим научным куратором. Совместная работа сложилась далеко не сразу, в целом из 20 проектов, запущенных студентами совместно с учеными и фондом «Сколково», выжил десяток, а выстрелили только мы, хотя с самого начала были настроены скептически. Когда мы начали глубоко копать этот проект с точки зрения биологии, химии и фармакологии, а потом и бизнеса, то поняли, что нам не хватает веры в него, без чего стартап вряд ли ждет успех. Поначалу мы даже озвучили отказ от проекта в силу большой доли рисков, но потом решили, что нам надо притереться командой, и просто сходили вместе в бар обсудить все в неформальной обстановке. Спасибо нашим преподавателям, они все это время нас очень поддерживали и давали ценные советы.

Виктория:

— Сложность нашей командной работы заключалась в том, чтобы договориться с самого начала о разделении долей и ответственности.

Мы же сразу отрефлексировали эти моменты и обозначили, кто с чем заходит в проект и выходит из него. В итоге нам удалось начать работать гладко не просто как коллегам, но и как друзьям. Мы поняли, кто на что способен, к чему можно готовиться, у кого какие психологические реакции, потому что это тоже очень важно для того, чтобы вести проекты конструктивно и не делать стратегических ошибок. Так мы зарегистрировали компанию, хорошо понимая зону ответственности каждого, сформулировали поэтапное развитие проекта и шаг за шагом его реализуем в соответствии с этой стратегией.

— Как вы искали финансовую поддержку?

Виктория:

— Изначально нам не выделяли никаких средств, это были поиски с нуля. С точки зрения привлечения финансирования мы не укладывались в тот промежуток времени, который был выделен фондом на поиск инвестиций, и даже писали диплом на тему взаимодействия с российскими венчурными фондами. Российская модель венчура связана с низкими рисками, и, как правило, российские бизнес-ангелы вкладываются в проекты с понятной бизнес-моделью, где есть четкое понимание того, что через два года они смогут получить видимую прибыль.

Путь реализации нашего проекта лежал только через большие фармкомпании, которые по большей части берут проекты, направленные на импортозамещение, дженерики, биоаналоги. Мы же являемся оригинальным препаратом с нуля, собственно, весь биомедицинский кластер «Сколково» сейчас сидит в очереди с оригинальными препаратами и ждет, какая компания стратегически возьмет их к себе в портфель. В нашей ситуации спрос на оригинальные разработки для фармкомпаний превышает предложения, поскольку с точки зрения инвестиций они рискуют реализовывать лишь 1–2 оригинальных препарата.

Анатолий:

— Есть еще несколько факторов, которые затрудняют финансирование подобных проектов. В России плохо развит биотех: компании, которые растут из стартапов кластера «Сколково», слабые с точки зрения коммерциализации и не умеют грамотно предлагать свои продукты рынку. Кроме того, разработка оригинальных препаратов – проекты с высоким уровнем риска, поскольку это долгий процесс. Разработка состоит из нескольких стадий: доклинические исследования, испытания, три фазы клинических исследований и регистрационные мероприятия. Все эти этапы влекут за собой возможные неудачи. Поэтому крупные фармкомпании готовы инвестировать в такие проекты на ранней стадии при условии вероятности успеха в 50% и выше, а это можно прогнозировать только тогда, когда разработка прошла доклинические исследования и 1–2-ю фазу клинических исследований.

— Как должен работать хороший фармрынок и с кого можно брать пример?

Анатолий:

— Это как раз тема моей научной работы в аспирантуре. Российская фарминдустрия системно начала развиваться с 2010-го, используя в том числе и западные подходы, с помощью биомедицинского кластера «Сколково». Рынок, с которого можно брать пример, это США: там огромный объем разрабатываемых с нуля препаратов. Для их инвестирования используются самые разные подходы, в разработки вкладываются семейный бизнес, хедж-фонды, госструктуры, которых масса, создаются IPO, и стартапы могут выходить на биржу на ранней стадии, получая деньги на развитие на фондовом рынке. Например, чтобы поддержать проект на ранних стадиях, в США функционируют так называемые мегафонды, которые инвестируют огромные деньги в большое количество проектов и доводят их до того уровня, когда фармкомпании готовы совершить покупку. По этим лекалам в России была создана Российская венчурная компания (РВК) с множеством подведомственных ей более мелких фондов, которые в 2014 году активно инвестировали в биотех. Эта история просуществовала недолго, сейчас РВК не выполняет свою функцию биотехфонда, фокус в инвестициях смещен в сторону медтеха и цифровой истории, препараты не популярны.

В прошлом году наш рынок освободился для российских инвесторов, что создает в данный момент благоприятную среду для финансирования проектов по выводу на рынок фармпрепаратов. Также у нас начали развиваться фондовый и венчурный рынки. Например, стартап «Генетико», подведомственный Институту стволовых клеток человека, в этом году вышел на IPO и получил крупное финансирование.

— Расскажите о препарате, который разрабатывает команда вашего проекта. На какой стадии вы сейчас находитесь?

Анатолий:

— В основе нашей разработки препарата для лечения рака крови лежит идея использования специального белка, который вызывает программируемую гибель раковой клетки и используется в лечении локализованных опухолей, в кровотоке, что позволяет запустить разрушение раковых клеток по всему организму. Есть несколько методов доставки этого белка под названием Гранзим B в опухолевые клетки крови. Мы используем для этого иммуно-липосомальную форму, внутри которой заключен этот белок, а на поверхности расположены антитела для адресного поиска раковых клеток с последующим присоединением к ним и запуском клеточной смерти.

Сейчас наш проект находится на стадии проверки научной гипотезы. Достать белок Гранзим B и тем более модифицировать его сложно и дорого. Мы его синтезируем сами с помощью биотехнологий – генетически модифицируем бактерию, чтобы она производила требуемый нам белок. Мы получили на этом этапе микрогрант от фонда «Сколково» и проводим тестирование оборудования по получению такой бактерии. Дальше мы перейдем на вторую стадию, когда нужно этот белок упаковать в липосому и испытать на клеточных линиях меланомы и других видов рака. Чтобы успешно завершить стадию, нужно будет протестировать препарат на мышах. В рамках доклинических испытаний также проводится тестирование на собаках и приматах, чтобы минимизировать риски проверки на людях.

В 2021 году, когда сформировали команду, мы несколько раз подавались на резидентство в «Сколково» и в итоге его получили вместе с финансовой поддержкой. В случае успешного прохождения всех этапов тестирования препарата нам понадобится оформление патентной заявки, а в дальнейшем – патента для выхода на зарубежные рынки, что требует отдельной линии финансирования. В данный момент мы получили микрогрант на «приземление» препарата на рынки в нескольких странах: США, Китай, ОАЭ, Европа. Официально препарат должен выйти примерно в 2027–2028 годах.

Виктория:

— Мы делаем довольно революционный проект для российской фарминдустрии и можем попытаться построить фармацевтический завод, чтобы делать такие проекты постоянно и продавать крупным фармкомпаниям на поздних стадиях клинических испытаний. Успешным завершением проекта станет поиск стратегического партнера, который выкупит к себе в портфель этот оригинальный препарат.

— Как такие технологии, как искусственный интеллект, используются в фарминдустрии?

Виктория:

— В данный момент работаю в проекте, который использует алгоритмы визуальной идентификации проблем со здоровьем кожи с помощью ИИ. В том числе у ребят есть разработка, которая связана с ранней диагностикой меланомы и в целом с более ответственным подходом людей к собственному здоровью, чтобы заниматься не лечением, а профилактикой заболевания.

Также ИИ используется для аналитики больших данных, которые собираются из разных источников и могут служить для улучшения показателей бизнеса. Постепенно с помощью ИИ появляются платформы для врачей разного профиля, помогая в диагностике заболеваний на основе анализов или исследований КТ, в результате чего врач может формулировать эффективные рекомендации по лечению.

— Есть идеи для следующего совместного проекта?

Виктория:

— В какой-то момент мы постоянно генерили идеи по поводу направлений развития и после анализа рынка пришли к выводу, что наиболее перспективной является идея работы с цифровыми лекарствами и большими данными. Цифровые лекарства – это специальные препараты, в которые помещен биологический датчик. Попадая в организм, датчик взаимодействует с желудочным соком и передает сигнал на съемный сенсор, который носит пациент. Сенсор в свою очередь отправляет информацию на приложение в мобильном устройстве. В данных отображается время приема лекарств и реакция организма на различные изменения. Например, об этой технологии рассказывает генеральный директор компании Proteus Digital Health Эдди Томпсон. Они совместно с Otsuka Pharmaceutical первыми разработали электронные таблетки – Abilify MyCite (антипсихотическое средство – арипипразол – с биологическим датчиком), которые одобрило FDA. Поэтому мы можем начать с препарата для лечения онкозаболеваний и развиться в целую экосистему для ведения и поддержки онкобольных пациентов. Наш проект во многом социальный. Мы стремимся к тому, чтобы наша идея переросла в крупную инициативу, способную улучшить уровень жизни людей с онкозаболеваниями.