Стажировка Ники Кочековской в Библиотеке Варшавского университета
В октябре 2017 г. благодаря стипендиальной поддержке программы «Erasmus+» состоялась стажировка Ники Кочековской по изучению историографии первого польского бескоролевья (1572-1573 гг.) из собрания Библиотеки Варшавского университета
В октябре 2017 г. благодаря стипендиальной поддержке программы «Erasmus+» мне удалось провести большую работу с историографией перового польского бескоролевья (1572-1573 гг.) из собрания Библиотеки Варшавского университета (Bibliotelka Uniwersyteta Warszawskiego (BUW)). Работа велась в рамках проекта по исследованию и публикации дипломатической переписки Ивана Грозного (РНФ № 16-18-10091. Руководитель проекта – К.Ю. Ерусалимский). Оказавшаяся в фокусе моего внимания литература на английском, французском и польском языках позволяет говорить о проблеме культурных контактов между Востоком и Западом Европы применительно к теме первого бескоролевья, причём проблема эта обнаруживает разные фокусы.
Основным результатом работы с большим объёмом зарубежных исследований можно считать возможность уточнения картины польско-французских дипломатических связей, предшествовавших избранию Генриха Валуа королём Речи Посполитой. Так, активная переписка между Иваном Грозным и императором Священной Римской империи Максимилианом II, а также между Иваном и Речью Посполитой, наряду с единичными примерами посланий к французским королям и от них, может создавать впечатление отдалённости Французского королевства от контекста Восточной Европы. Более того, в классических работах (например, Я.С. Лурье и Б.Н. Флори) соотношение французского и московского кандидатов на правление в Речи Посполитой рассматривалось через призму событий Варфоломеевской ночи, ставших предметом обширной переписки между Иваном Грозным и Макисмилианом II, в которой эти события трактовались как вопиющее преступление против христианства и повод к заключению союза против Генриха, чтобы не позволить тому стать королём. В довершение, этот дискурс иногда рассматривался как прообраз проекта антиосманской лиги, поскольку Французское королевство находилось в давнем торговом партнёрстве с Османской империей, и этот факт также обсуждался Иваном и Максимилианом как повод к совместной борьбе против Генриха как к части борьбы против «бесерменства», в контексте которой элекция Генриха носила характер «захвата» последним Речи Посполитой. Однако в зарубежных исследованиях оказывается подробно разработанной другая линия развития дипломатических связей, в которой династический союз между Ягеллонами и Валуа готовился с середины XVI в., во многом стараниями французского дипломата Жана де Монлюка (S. Grzybowski). В свою очередь, связи Французского королевства с Османской империей рассматривались частью польской шляхты как возможность избежать военной конфронтации, что историография связывает с весьма ограниченной популярностью среди шляхты идеи «священной войны» (M. Serwański, Z. Kiereś). Варфоломеевская ночь в этом ключе стала непредвиденным эксцессом, повлекшим за собой немедленный приезд Я. Де Монлюка в Речь Посполитую для объяснения произошедшего не религиозной нетерпимостью, а заговором против короля, который тому пришлось подавить (J. Tazbir). Наиболее интересным в ключе такого пересмотра картины дипломатических связей представляется недавнее диссертационное исследование Е. Кочишевской (E. Kociszewska), анализирующей иконографическую программу коронационных торжеств в мае 1573 г., показывая проработанность дипломатического замысла на примере изощрённой символики, активно прибегавшей к образам из Овидия, аллегориям изобилия и астрологическим предсказаниям, для изображения свершившейся имперского проекта, успешно реализовавшихся династических связей Французского королевства, фактически противопоставлявших его империи Габсбургов. Отдельную роль такая постановка вопроса приобретает в контексте связи историографий: так, эпизод коронационных торжеств анализируется в контексте исследования астрологической и античной символики в репрезентации власти в XVI в. Френсис Йейтс; более того, именно её небольшое исследование рисунков главного автора коронационных торжеств, Антуана Карона, открывает тему иконографической программы «расширения» французского влияния как главного содержания коронационного торжества, вылившегося в декоративно-театрализованное уподобление Парижа Риму. Декоративное оформление коронации также возвращает к вопросу о продуманности организуемой французской стороной дипломатической связи с Речью Посполитой, поскольку один из рисунков Карона включил в сцену коронационных торжеств изображение польской делегации, одетой в разные типы одежды; по предположению Ф. Йейтс и С. Савицкой (S. Sawicka), такое изображение должно было подчеркнуть присутствие среди делегатов и католиков, и протестантов, продолжая, таким образом, сознательно и целенаправленно сглаживать впечатление, оказанное на шляхту резнёй Варфоломеевской ночи.
Другой аспект темы первого бескоролевья, связанный с соотношением восточно- и западноевропейских интеллектуальных традиций, видится в особенности республиканской политической культуры Речи Посполитой, в который, особенно в ситуации бескоролевья, актуализировалась роль политики как искусства убеждения, а политика – как литератора, чья задача при политическом споре заключается в создании убедительного нарратива, деятельность же в целом – в особой форме драматизации собственной жизни, оказывающейся трудно разделимой с политической сферой. Историография европейского XVI в. неоднократно разрабатывала тему переплетения и взаимосвязи в аристократическом габитусе политической и литературной сфер, включая различные исследовательские традиции – от С. Гринблатта, рассматривающего феномен renaissance self-fashioning или «разыгрывание» собственной жизни по законам драмы Уолтером Рейли, до К. Скиннера, показывающего риторический характер политических категорий XVI в., их подвижность, связь с «искусством убеждения» и, шире, образностью, а не понятийностью. Эта особенность ренессансной политики привлекала к себе внимание теоретиков: так, Ф. Анкерсмит указывает на Н. Макиавелли, рассматривающего политику как личную борьбу с Фортуной, лишённую эссенциалистских категорий государства, истории и политических законов, как на «предвестника» постмодернистского понимания политики, примером которого становится поздний М. Фуко. В связи с этим, республиканская культура Речи Посполитой может оказаться важным кейсом, открывающим дополнительные грани «эстетической политики». Связь культуры Речи Посполитой с контекстом итальянского Ренессанса рассматривалась и в отечественных исследованиях, главной же особенностью становилось подчёркивание ренессансными изобразительными средствами (например, средствами особого искусства и жанра надгробий) достоинств аристократа и драматизма его жизни (Л. Тананаева); другим средством выражения такого драматизма становилась литературная деятельность (А. Липатов). Характерно, например, что один наиболее ярких среди шляхты сторонников Генриха Валуа, Ян Соликовский, был одновременно ярким публицистом, чьи тексты исследуются не только с точки зрения политической программы, но и как памятники литературы. В другой историографической традиции К. Шарп (K. Sharp) рассматривает английского аристократа первой половины XVII в., оставившего своеобразный тезаурус «политических примеров» из произведений античных историков, как пример литературоцентричности политики Ренессанса и Раннего Нового времени из-за литературоцентричности аристократической культуры. Такую связь историографических проблем могут продолжить конкретные источники: так, М. Пелтонен (M. Peltonen) указывает на большое значение для английской республиканской традиции трактата «Об идеальном сенаторе» польского дипломата и писателя Лаврентия Гослицкого, ставившегося в один ряд с сочинениями Гаспаро Контарини ввиду написания обоих «изнутри» республиканского опыта.
Завершить перспективу исследований культурного и интеллектуального трансфера, понимаемого не только как изучение конкретных сюжетов и особенностей взаимной рецепции, но и как возможность расширения генеалогий теоретических концептов, их проблематизации за счёт сближения с другими концептами, теориями и базами конкретного материала, представляется возможным, обратившись к поздней работе М. Фуко о феномене парресии – форме политики, неотделимой от процесса высказывания, произнесения речи как действия и выражения себя, во всех этических и эстетических смыслах и уровнях значения. Именно такая перспектива работы с материалом политической культуры Речи Посполитой второй половины XVI в. кажется особенно важной для раскрытия потенциала проблемы трансфера для интеллектуальной истории, заключающегося в возможности расширения и смещения традиционных рамок и контекстов рассмотрения феномена. Это смещение как метод также в значительной степени оказывается фуколдианским - вплоть до раскрываемых им драматических и принципиально конфликтных и не разрешимых взаимоотношений с феноменологией (Ф. Гро), поскольку переименовывает, дополняет и переосмысливает то, что М. Дин, характеризуя интерес Фуко к истории, назвал «a problematizing activity».