Вирусная критика современного общества
Коронавирусная пандемия меняет современное общество, возвращает старые социальные практики и цели вроде «квартира-машина-дача», а также открывает новые технологические фронтиры и культурные компетенции. Об этом в колонке для «Известий» пишет профессор, руководитель Школы культурологии НИУ ВШЭ Виталий Куренной. Вышка публикует полный вариант статьи.
Вторжение вируса в жизнь современной цивилизации оказалось стремительным и колоссальным по своим последствиям. Затронуты ее базовые основания, заново определяются отношения и границы общества и природы. Пандемия развернула масштабную критику современного общества и осуществляет решительный отбор жизнеспособных социальных практик, а также открывает новые технологические фронтиры, которые изменяют не только экономику и сферу занятости, но и наши культурные компетенции.
Новое открытие природы
Происходящие события заново ставят фундаментальный вопрос о границе между культурой и природой. Государства, общества, экономика, повседневная жизнь меняются под воздействием биологического существа, невидимого для невооруженного взгляда. Это существо возникло где-то в сумеречной зоне контакта человеческого и природного мира. Произошло ли это намеренно, в научной лаборатории, или случайно, как следствие какой-то локальной экзотической кухни, – не так важно. Природа, идея покорения и контроля над которой находится в центре европейской науки и техники, вновь мощно напомнила о себе.
Новая природная стихия, парадоксальным образом, приобрела огромный размах и скорость распространения благодаря инфраструктуре современной человеческой цивилизации – транспортным коммуникациям и крупным городам, создающим огромную плотность контактов между людьми. Меры по борьбе с распространением вируса, – новый фронт борьбы между человеком и природой, в центре этой борьбы, как и в предшествующие эпохи, находится вопрос выживания.
Эти события, исход которых пока далеко не ясен, будут иметь огромные последствия для современного экологического сознания, для обновления и обострения экологической повестки дня. До пандемии экологическая проблема обсуждалась из перспективы человеческой цивилизации, хорошо защищенной – до наступления масштабных экологических последствий глобального потепления – от воздействия природной стихии.
Природа здесь выступала не как активная угроза, а, скорее, все же как пассивный предмет воздействия со стороны цивилизации. Человек вел себя по отношению к природе как вредитель планетарного масштаба, бездумный, но при этом крайне могущественный по своим возможностям. Но одновременно он воспринимался и как потенциальный всемогущий патрон, способный своими действиями если не полностью восстановить нанесенный природе ущерб, то, по меньшей мере, существенно минимизировать его. Переживаемая ситуация изменяет эту конфигурацию. Ее новый контур можно определить как новую беспомощность человека перед лицом природы.
В какой мере нынешнее человеческое общество, действительно, готово к решению глобальных экологических проблем? До последнего времени экологическая повестка дня была одним из главных аргументов глобалистов: с опасностями глобального потепления может справиться лишь человечество в целом, отдельные государства здесь мало что могут сделать. Но на деле мы видим, что государство и его качество остаются главным инструментом обеспечения безопасности перед лицом эпидемиологической угрозы. Государство стремительно усиливается, а не ослабляется на фоне тотальной природной опасности, более того, усиливается настолько, что повсеместно переходит в режим чрезвычайного положения.
Происходит также переопределение общественного восприятия науки и ее возможностей в части познания и понимания природы. Ничто сегодня не цитируется так часто, как работы историков, посвященные эпидемиям прошлого. Принимаемые сегодня меры разворачиваются, казалось бы, с использованием совершенно новых технологических возможностей.
Но массовые практики того, что мы наблюдаем, мало чем отличаются от практик борьбы с чумой XVII в. или с испанкой в начале XX в., – домашняя самоизоляция, приостановка транспортных коммуникаций, карантин
Этот архаизм практик входит в отчетливое противоречие с образом науки и технологий, который пестовался в общественном сознании благодаря апостолам и популяризаторам научно-технического прогресса. Согласно этому образу, современная наука фактически дошла до пределов понимания устройства физического и биологического мира и уже стоит на пороге инженерии того и другого на микроуровне. Но новая беспомощность свидетельствует о другом.
Возможности науки и технологий далеко не так безграничны, как казалось. Наука по-прежнему многого не знает, ей требуется время и огромная работа, чтобы как-то совладать с микроскопическим вирусом. Это не скептический аргумент против возможностей науки, но серьезная прививка от наивного научного и технооптимизма, связанного с нашими возможностями познания и овладения природой.
Естественный отбор социальных практик
Природная стихия, разливающаяся по капиллярам человеческого общества, выступает в неожиданной роль культурной и социальной критики современного общества и его институтов. Обычно такого рода критика– удел интеллектуалов, но сегодня она имеет не умозрительный, а вполне практический характер: начался, так сказать, массовый естественный отбор жизнеспособных социальных практик.
Результатом этой критической работы вируса является, ближайшим образом, реабилитация старых институтов, которые, как выясняется, намного более устойчивы к неожиданным общественным катаклизмам, чем многие новые. Жизнь и работа вновь сосредотачиваются в пространстве личного жилища и кругу семьи. Отделение места проживания от места работы, которые все еще слиты на картинах Питера Брейгеля, является одной из наиболее фундаментальных особенностей общества модерна.
Сегодня мы наблюдаем повсеместный отказ от этого разделения и возврат к традиционной форме совмещения личной жизни и профессионально-публичной трудовой функции, реализуемой на новых технологических возможностях удаленной работы. Семья в новых условиях оказывается основной формой поддержания социальной устойчивости и жизнеобеспечения, о чем говорит, например, массовое возвращение студентов из крупных городов по домам.
В ближайшей перспективе нас ждет массовое возрождение «распределенного образа жизни» (Симон Кордонский), – специфической формы экономики семейного выживания в России, сформировавшейся в советский период и получившей новый стимул к развитию в 1990-х гг.
Формула «квартира – машина – дача», определяющая основные элементы этого образа жизни, вновь стала актуальной. Нет никаких сомнений, что эту весну наши граждане массовым образом будут встречать на своих дачах и огородах, распахивая засаженный было газон вновь под грядки
Спрос на аренду дач в Подмосковье на предстоящее лето уже сегодня вырос практически вдвое (на 90%). То, что казалось пережитком, обреченным на отмирание, вдруг оказывается российским цивилизационным преимуществом, способным стать ответом на самый неожиданный экономический и общественный кризис.
Пандемия восстановила – по крайней мере временно – значимость и такого парадигмального символа индустриального общества модерна как личный автомобиль. Тенденция отказа от личного автомобиля еще недавно представлялась наиболее очевидным трендом и неумолимой тенденцией. Каршеринг, такси и общественный транспорт, казалось, навсегда отправляют его на свалку истории. Однако сегодня спрос на такси и каршеринг даже в столице резко упал (на 25-30%), транспортные компании обращаются к государству за льготами и субсидиями, международная шеринговая компания BlaBlaСar приостанавливает свою работу. Личный автомобиль, как выясняется, обладает фундаментальными преимуществами с точки зрения безопасности в кризисной ситуации, непредусмотренной доверчивыми футурологами.
Сегодня мы являемся очевидцами того, как стремительно сворачиваются различные феномены массовой публичности – исчезает тот самый «орнамент масс» (Зигфрид Кракауэр), который был неизменным предметом культур-критики со стороны современных интеллектуалов. Люди больше не образуют «толп» и «массы», отказываются от коллективных форм досуга, от праздности в толпе. Не моральные аргументы критиков, а вирус оставил людей наедине с собой и в кругу домочадцев. Не будем, впрочем, множить примеры, посмотрим на текущую ситуацию в общей перспективе.
Пандемия выступила как бескомпромиссный критик современного общества в трех главных аспектах. Первый – личное лучше общественного, коммунитарного или шерингового: жилище, средство передвижения, возможность самообеспечения продуктами и т.д. Второй – индивидуальное лучше массового: происходит отмена всех массовых культурных и спортивных мероприятий, блокирован массовый курортный туризм и т.д., наши практики стремительно индивидуализируются. И, наконец, третий – национальное и региональное важнее глобального: текущие меры сдерживания пандемии являются сегодня государственными и региональными, глобальные структуры (включая науку и технологии) пока не проявили себя в достаточной мере, хотя мы ожидаем решительных прорывов именно с этой стороны.
Это пока не долгосрочные тенденции, но опыт резкого слома образа жизни в любом случае окажет существенное влияние на стратегические формы социального действия тех, кто его пережил. Даже в том случае, если допустить, что жизнь сравнительно быстро вернется в свое привычное русло.
Новые технологические фронтиры и культурные компетенции
Пандемия является не только критикой социальных практик современного общества. Она тестирует новые коммуникационные возможности современной цивилизации, многие из которых получат огромные стимулы для развития. Уже многое было сказано о том, как эти события повлияют на систему образования, на рынок труда и тип занятости офисных работников, сферу торговли. Уже сейчас университеты и сотрудники университетов оценили преимущества перевода множества элементов образовательной практики в онлайн-формат, осваивают, как выясняется, очень разнообразные инструменты дистанционной работы. В перспективе мы ожидаем масштабную технологическую и организационную реконфигурацию всей системы образования и его рынков.
Обобщая, можно сказать, что все экономические отрасли, связанные с сетевыми возможностями производства и сетевого оказания услуг, а также потребления этих продуктов и услуг, уже получили новый мощный импульс для изменения и развития. Например, онлайн-кинотеатры и потоковые мультимедиа-платформы сообщают о резком росте числа потребителей и интенсивности использования (на 20-50%). Это касается не только видео-контента, но также магазинов электронных книг, продажи которых также быстро растут.
В России этот рост означает также массовую переориентацию на использование легального цифрового контента и значительный шаг по направлению к диверсификации культурного потребления по отношению к традиционному телевизору.
Новая социальная конфигурация оказывает, однако, и обратное, депрессивное, воздействие на целый ряд важнейших сегментов экономики, общества и культуры. А это означает, что будут быстро формироваться новые технологические фронтиры, направленные на компенсацию возникших дефицитов.
Резко сократившаяся реальная пространственная мобильность ударила по очень чувствительным точкам современного мира – по глобальной подвижности «креативного класса», по международной индустрии туризма, по мировым спортивным и культурным событиям. Значительно уменьшились все взаимодействия, социальные и культурные практики, в которых критически важна реальная коммуникация и аутентичность опыта (например, посещение музея или спортивного мероприятия).
Прорывной успех ждет тех, кто сможет предложить качественно новые форматы виртуальной и дополненной реальности, позволяющие добиваться эффекта полноценного присутствия и соприсутствия. Утопия искусственного создания полной копии реальности – идет ли речь о путешествии, деловой встрече, вечеринке в баре или сексе – получила новый энергичный стимул для скорейшего массового воплощения в жизнь.
Пока мы не можем ясно отличить временные конфигурации от долгосрочных. Но изменения ожидают не только сферу высоких коммуникативных технологий, но и наиболее массовый сегмент современной занятости – сферу услуг
Социальные изменения, запущенные пандемией, соревнуются здесь с новыми технологическими возможностями и горизонтами. Возрастет ли число курьеров после того, как онлайн-продажи почти полностью вытеснят обычные магазины, или же, как полагают некоторые технооптимисты, дроны быстрее вытеснят курьеров, – вопрос пока открытый. Однако очевидно, что мы оказались в новом технологическом коридоре возможностей, способных резко изменить многие крупные сегменты экономики услуг.
Компенсация депрессивного воздействия новой ситуации, связанной с резким сокращением пространственной мобильности, в ряде случаев будет происходить не только за счет появления новых технологий, но и за счет изменения наших культурных практик. Речь идет, например, о трансформации стратегий культурной валоризации (приписывания культурной ценности), характерной для современного «культурного капитализма».
Свидетельства погружения в экзотическую аутентичность массовым образом заполняли социальные сети в виде фотоотчетов и заметок о путешествиях, местной кухне и посещении природных достопримечательностей. Этому запросу на подлинность и аутентичный опыт приходится сегодня приспосабливаться к новым условиям резко сократившейся мобильности. Чтобы сохранить этот навык приписывания культурной ценности, нам придется осваивать новые культурные компетенции: научиться видеть необычное и подлинное в нашей повседневной и локальной рутинной среде.