Десятилетие программы "Филология"

В этом году программа «Филология» отмечает свое десятилетие. И мы решили дать слово студентам первого набора - кто, как не они, сохранили в душе атмосферу тех лет. Их воспоминания – не лучшее ли доказательство того, что все было не зря!

Катерина Брылева
 
«Когда проходишь мимо Хитровского переулка, удивительно и странно бывает вспомнить, что именно здесь десять лет назад мы ждали нашу первую пару, почему-то на улице у входа, а не внутри - пришли слишком рано? Или у нас еще не было пропусков, и мы не могли войти? И именно там я впервые увидела Дашу Глебову — одетую несколько в стиле «хиппи», с фенечками на руках и совершенно особенной улыбкой — и как-то сразу поняла, что она "свой человек". Из всех людей, с которыми я потом сдружилась, она была единственной, кого я вот так "угадала" :)
Нашей первой лекцией было «Введение в языкознание», и, хотя лекция была очень интересной, мне было неуютно от того, что я никого не знаю. Ощущение одиночества довольно ярко окрашивало для меня первые полгода — я видела вокруг прекрасных и интересных людей, но не знала, как к ним подступиться. Сейчас я понимаю, что та компания, частью которой я вскоре стала, сложилась вокруг факультатива Олега Андершановича «Язык кино» — но тогда я на этот факультатив не ходила и общалась с однокурсниками только благодаря случайным разговорам на переменах. Вообще, оглядываясь назад, сложно переоценить, какую роль Олег Андершанович сыграл в том, как сложилась наша учебная жизнь — именно с ним мы после чтения «Чистого понедельника» ходили смотреть Мариинскую обитель и Новодевичий монастырь, с ним ездили в Звенигород и играли в филологического крокодила после факультатива. Говорят, что студенческие годы — золотые и самые счастливые, и как только я стала частью компании, это название оправдалось, потому что во всём — и в подготовке к самым сложным экзаменам, и в восторгах от интереснейших лекций — я теперь была не одна».

 

Дарья Глебова

 

«Мое самое первое и самое яркое воспоминание начала первого курса - это день выдачи студенческих, 30, кажется, августа. Это была аудитория на Хитровке (первые четыре года мы были номадической школой и каждый год меняли здание). Преподаватели собрались у доски, и, кажется, кто-то что-то говорил, но у меня навсегда в голове остался этот образ преподавательской группы с Александром Львовичем Осповатом в центре, они смотрят на нас, а мы на них - в моем воспоминании в этот момент стоит тишина, и мы просто все понимаем, что сейчас что-то начинается такое, чего никогда не было, и что впереди – приключение. У меня от этого приветствия побежали мурашки по коже - я до сих пор их помню телом, как и ощущение Посвящения, пришедшее вместе с ними. 
Во мне никогда ещё не было столько восторга, сколько мне довелось пережить в тот первый год на филфаке. Я, в целом, мало что знала о филологии до поступления, но и мне было понятно, что мы живём в эксперименте - и от этого у меня было чувство искрящейся жизни, какого я никогда ещё тогда не переживала. Например, был курс по логике Шерлока Холмса (был ли это курс или несколько пар в составе другого курса?) Михаила Брониславовича Велижева - было просто здорово принимать в нем участие и понимать, что, возможно, это уже не повторится. Или факультатив Олега Андершановича Лекманова про кино и литературу (столько в "крокодила", сколько на первом курсе, я не играла никогда!). 
Одно из самых сильных моих интеллектуальных впечатлений того года - курсы Сергея Леонидовича Козлова по введению в филологию, по философии, по теории литературы. Я тогда каждый раз была как лампа, которую включили в розетку - подключили к культуре. Это было то качество размышления, попробовав которое, уже не можешь жить без него. Мы все тогда шутили, что "Russian literature is better than sex", для меня эта шутка охватывала филологию целиком. Не могу оторваться от этого источника до сих пор».

 

Мария Кривошеина

 

«Мне кажется, если бы я вдруг встретила 17-летнюю себя, собирающуюся в вышкинский корпус на Хитровке за студенческим билетом, и рассказала ей про следующие десять лет, то она бы решила, что я или говорю о ком-то другом, или практикуюсь в сочинительстве (видимо, следуя детской мечте о карьере писательницы – тогда я еще не знала, что работать с текстами мне захочется другим образом). Не только потому, что десять лет на тот момент казались неизмеримо долгим сроком и даже не потому, что слова “преподавание” и “наука” в моем лексиконе не то чтобы отсутствовали, но казались позаимствованными из чьего-то чужого рассказа о карьерных планах. Я говорю о внутренних метаморфозах, которые не были бы возможны без людей, которых я встретила в первый год учебы – и продолжила встречать в последующие десять лет.
Я не знаю, можно ли выделить в этой десятилетней истории год, который не был бы важен (да они все по-своему ключевые), но разве возможно было бы что-то без самого первого? Все начало меняться настолько стремительно, что я даже не успела обнаружить себя застигнутой врасплох. Как вдруг я, раньше не знавшая никого из филологического сообщества и имеющая очень смутное представление об этой сфере, поняла, что это именно то, чего мне хочется? В какой момент я поняла, что в меня по-настоящему поверили– даже если я сама не вполне понимала почему? В какой момент мне стало ясно, что сложности и вызовы (а как же без них –  еще и на первом курсе) не всегда вгоняют меня в тоску, но раззадоривают и мотивируют? В какой момент я, стеснявшаяся отвечать на семинарах, обнаружила себя за составлением заявки на первую жизни в конференцию, да еще и в другой стране? ... Количество вопросительных конструкций в тексте человека, который их обычно не очень-то жалует в своем и чужом письме, указывает на то, что этот первый год вместил в себя больше, чем я могу описать гладкими осмысленными предложениями.
Самое, наверное, важное, что я думаю про этот первый-внезапный-сложный-турбулентный год – то, что я практически никогда не чувствовала, будто бы я одна. И я иногда забываю детали первого года, они приходят в виде коллажа – вот сумеречный вид из окна на Хитровке на паре про “Чистый понедельник”, вот я бегу в “Dunkin’ Donuts” на Солянке за бейглом с лососем во время окна (в надежде, что их еще не разобрали), вот я иду на первую в жизни защиту курсовой и сталкиваюсь на ступеньках с Александром Львовичем Осповатом (моим рецензентом), который мне кивает и говорит: “Поздравляю, Вы написали хорошую работу!”. “A heap of broken images”, как писал Т. С. Элиот (о котором на втором курсе буду писать я –  и десять лет спустя отчасти тоже, на самом деле, но тут история уже другая) –  воспоминания разной степени значимости и осязаемости. Но вот это чувство не_одиночества я помню особенно хорошо и думаю, что тот факт, что мы были первым набором, не мог не сыграть здесь роль хотя бы отчасти.
Идти на новую программу –  leap of faith, но в моем случае – я даже не понимаю, как могло бы быть иначе. Мы первые, и я всегда буду о нас думать именно так».

А понять, насколько прекрасно было то время, вы сможете, открыв страницу «ЖЖ», которую вели студенты первого выпуска
Часть1  https://philology-pro.livejournal.com/7771.html
Часть 2  https://philology-pro.livejournal.com/8127.html