Мнение

Иван Иванович, РПЦ, видимо, планирует наращивать свою экономическую активность. Об этом можно судить по тому, что говорилось на последнем соборе, да и чиновники, похоже, готовят для этого почву. Во всяком случае, в недрах МЭРТ готовится масштабная передача религиозных объектов, включая земли, в собственность религиозных организаций, понятно, что по большей части направленно это на РПЦ. Все это с большим воодушевлением воспринимается многими общественными и политическими деятелями, преподносится обществу как безусловное благо, а некоторые эксперты вообще начинают говорить, что только церковь может встать во главе всех процессов, в том числе, и экономических, потому что она и в экономике - единственный нравственный институт, а чиновников и олигархов надо повесить. Какова Ваша оценка происходящего – что в результате может получиться, если российская власть решит пойти по этому пути и допустить церковь в экономику?
Надо сказать, что истоки этого процесса, вероятно, лежат еще в той триаде, которая была сформулирована в Российской империи – самодержавие, православие, народность. И с этой точки зрения понятно, что поддержка православия – это одно из направлений воссоздания имперского духа в стране, то есть, укрепление национального самосознания, патриотизма и всего, что с этим связано. Путь этот, на мой взгляд, достаточно опасен в связи с тем, что наша страна многонациональна, и только в условиях жесткой полицейской империи православие могло быть ведущей религией. Сегодня сила ислама совсем иная, чем 100 лет назад, он достаточно активен, да и другие конфессии немедленно воспользуются укреплением позиций религии в нашем светском обществе. Судите сами, по настоянию православной церкви визит Папы римского в нашу страну так и не состоялся, но, тем не менее, наш Президент с ним на этой неделе встретился – вот вам и пример ослабления позиций православия по мере усиления религиозной ноты в политике. Вот и получается, что со ставкой на православную религию, как на основу национального возрождения неизбежно усилятся позиции религии в целом и помимо положительных моментов, будут возникать и отрицательные.
Второе, что хочется сказать, это то, что церковь как мощный экономический институт, в нашей стране, скорее всего, так и не состоялась. Судите сами, стихийная православная религиозность, которая возникла в первой половине 1990-х гг., просто потому, что раньше вообще никакая религиозность не приветствовалась и даже наказывалась, на самом деле, она достаточно быстро сошла на нет. То есть, ощутимого по масштабам контингента верующих, которые готовы материально поддерживать церковь, не появилось. Понятно, что некоторые предприниматели, особенно работающие в высокорисковых сферах и не всегда адекватными методами, уповают на церковь, как на возможность спасения души в связи с теми неблаговидными поступками, которые они совершали. С этой точки зрения, количественно финансовая поддержка у церкви, конечно же, больше, чем в советское время, но массовая социальная база материальной поддержки РЦП так и не возникла. Молодежь к церкви относится достаточно утилитарно, скорее как к забаве или развлечению (религия – это прикольно), первый энтузиазм прошел, а настоящая вера на пустом месте не возникает, формируется в семье, поколениями. Поколение средних лет в православной церкви часто не встречает того, что ожидало бы там найти. Патриарх у нас – судя по его взгляду - скорее церковный воитель, чем благостный утешитель, а лидеров, готовых повести на борьбу, в стране и так достаточно. Старики поддерживают церковь, но что от них за поддержка, если они сами идут в церковь за ней?
Сама церковь в экономической сфере в 90-х годах довольно сильно замаралась тем, что с ней ассоциировался как импорт алкоголя и сигарет, так и махинации в рамках программы «нефть в обмен на продовольствие» для Ирана. Я это говорю в связи с тем, что на мой взгляд, у церкви не так много возможностей ту собственность, которую она уже имеет и пусть даже и прирастит сейчас, достаточно эффективно использовать. Посмотрите, сколько церквей до сих пор не восстановлено – ведь ясно, что денег нет или идут они на что-то другое. Идея возврата имущества церкви была именно в том, что она о нем сможет позаботиться, и тогда все будет хорошо. Конечно, процесс идет, но он идет отнюдь не так быстро и хорошо, как хотелось бы. Появляются новые церкви, но процесс не так динамичен, как хотелось бы, да и строят эти церкви в основном в районах расселения богатых людей. С этой точки зрения, если церковь получит больше имущества, то его неизбежно придется вовлекать в экономический оборот, и не очевидно, что это удастся делать, прежде всего, в интересах развития самой церкви. Понятно, что единственная основа для такого вовлечения имущества в оборот – то, что вся прибыль от этого должна реинвестироваться в развитие собственно церкви. Но ведь у нас так не бывает. Понятно, что у нас (как это уже давно отработано на многочисленных благотворительных и общественных организациях, которые получили доступ к определенным ресурсам общества) имущество быстро попадет в оборот «группы товарищей» с совершенно другими целями, которая объяснит, что для того, чтобы церкви на этом имуществе что-то заработать, надо что-то отдать, поделиться с ними. И это что-то, что отдается, как правило, существенно больше чем останется. Это неизбежно, и от этого никуда не деться. Поэтому очевидно, что существенная часть тех активов, которые сегодня церковь имеет шанс получить, из церкви тут же уйдут на сторону. Скрыть это – не удастся, а вот покроют ли эффекты от такой экономической деятельности те новые потери от утраты доверия к РПЦ, не ясно. Уже сейчас активно обсуждается, что земли, полученные церковью, кое-где передают под жилищную застройку, и, по-видимому, это будет происходить и дальше. Кроме того, церковь уже сегодня является достаточно активным арендодателем, т.к. уже полученной недвижимости больше, чем нужно для собственно религиозных целей. И этот процесс, наверное, продолжится и будет развиваться с ростом цен на строительство. Зачем же это усугублять? Вот и получается, что церковь, получив имущество, скорее всего, станет еще одним мощным, но неэффективным экономическим институтом (как государство), со всеми связанными с этим недостатками.
Но тут есть и другой фактор – у нас есть бизнес-корпорации. И все они сейчас, постепенно, потихонечку стараются прийти к западным стандартам отчетности, к цивилизованному корпоративному управлению, к прозрачности и так далее. А церковь как институт остается, наверное, самой непрозрачной экономической структурой.
Говорить о непрозрачности как о свойстве и особенности церкви я бы не стал, потому что, если церковь будет вовлечена в имущественный оборот в существенных объемах, ей волей-неволей придется стать прозрачной, по крайней мере, для налоговых органов. Развивать же принципы корпоративного управления придется в расчете на возможных инвесторов, это не вопрос. Зачем это церкви? – Вот вопрос! Да, можно это делать, можно пытаться возрождать упомянутую триаду, но православие тогда придется насаждать, как раньше, а там, где есть положительные моменты, неизбежно возникнут и отрицательные, и что в результате будет основным – мне не очень понятно. Потому что любое ослабление светской власти в пользу церковной чревато экстремизмом – Иран и Афганистан тому примеры, есть и другие, да и историю мы изучали. Кроме того, понятие нравственности и религиозности совпадают далеко не полностью, да и для различных конфессий – сильно рознятся, это очевидно. И непонятно, где с усилением РПЦ мы выиграем, а где проиграем.