"Извините, что я вас ограбил..."

В Москве закончилась международная конференция на тему "Восстановительное правосудие в России". Для большинства из нас это непонятное словосочетание. Поэтому приведу определение, данное отцом-основателем нового направления в юстиции, американцем Ховардом Зером: "Восстановительное правосудие - это правосудие, провозглашающее в качестве важнейших задач попытку достичь в общении с человеком, совершившим преступление, осознания конкретного зла, причиненного его деянием, понимания своей ответственности и необходимости что-то сделать, чтобы хоть в какой-то степени исправить это зло; конкретную поддержку этому человеку в стремлении изменить себя и ход своей жизни, отойти от того внутреннего состояния и внешних обстоятельств, которые способствовали совершению преступления; помощь жертвам в преодолении душевного надлома, вызванного событием преступления". Труднейшие задачи!
Попытки достичь примирения начинаются, как правило, на досудебной стадии. И с теми, кто уже признал свою вину хотя бы частично. В конце концов при участии посредника (медиатора) может состояться диалог между правонарушителем и его жертвой. Дело трудное: жертва, понятно, ненавидит и боится своего обидчика, а тот частенько ненавидит жертву, считая, что оказался в полиции по ее вине. Многое зависит от таланта посредника. Если диалог все-таки получился, все завершается договором. В идеале правонарушитель по-настоящему раскаивается и добровольно соглашается по возможности загладить ущерб, причиненный жертве. И материальный, и моральный. Именно загладить, а не просто возместить. Так, чтобы жертва почувствовала себя удовлетворенной. Тут, понятно, дело не только в сумме. Видя искреннее раскаяние своего обидчика, жертва (а также ее родители) избавляется от страха мести, от тревоги - "восстанавливается". Помогают восстановиться и подростку, совершившему преступление. В изменении неблагоприятных обстоятельств жизни. Договор не спасает от суда. Просто суд его учитывает. И оставив подростка на свободе, контролирует затем, как идет исполнение. Вернулся ли подросток в школу, окончил ли рекомендованные ему курсы, обучающие владеть собой. И т.д. Так у "них". А у нас?
Семь лет назад маленькая группа российских энтузиастов (Рустем Максудов, Михаил Флямер, Людмила Карнозова и др.), пройдя тренинги у англичан, загорелась этой идеей, видя в ней выход из кризиса, куда завело общество карательное правосудие. И взялись за безнадежное, казалось бы, дело. Сейчас в России уже наберется больше дюжины городов, в которых появились ростки новой юстиции. А в Москве прошла вторая международная конференция с участием ведущих специалистов из Великобритании, Канады, Новой Зеландии, Австралии, Бельгии, Украины и Казахстана, а также наших первопроходцев из многих городов России. В центре трехдневного обсуждения были подростки. Поэтому новая тема органично сомкнулась с уже более привычной для нашего слуха "ювенальной юстицией". Иначе, юстицией для подростков. Как сказала Т. Морщакова, член Конституционного суда в отставке, а ныне консультант КС, "в России нужно внедрять восстановительное правосудие в качестве элемента ювенальной юстиции. Ведь осознание ее необходимости уже в какой-то мере произошло: в Госдуме лежит даже специальный законопроект". Так вагон можно будет прицепить к паровозу. Тамара Георгиевна знает, что говорит: все попытки реформировать судебную систему вызывают отчаянное сопротивление. По ее мнению, только привлечение общества к судопроизводству (суды присяжных, восстановительная юстиция и пр.) сможет сделать суд авторитетным, внушающим доверие. А если этого нет, то и суда нет. А есть только судилище.
Характерно, что все приглашенные сотрудники МВД и прокуратуры проигнорировали конференцию: похоже, эти ведомства ничего не хотят менять в своей практике. А вот служители Фемиды пришли. И активно участвовали. Так что надежда на перелом есть...
Мне кажется, что кризис нашей криминальной политики не видят только те, кто не желает видеть очевидного. Да, мы стали меньше сажать подростков: примерно лишь треть юных правонарушителей отправляется за решетку. Остальные, как правило, получают условный срок. Это новая тенденция: раньше сажали больше. Но и сейчас мы лидируем в мире по числу юных зеков. Не надо разъяснять, что, пройдя тюремные университеты, юноша выходит на свободу чаще всего уже связанным с криминальным миром. Ведь колонии для несовершеннолетних только по названию "воспитательные": главные воспитатели там уголовные авторитеты. Не лучшая судьба и у тех, кто осужден условно. Они очень быстро перестают ощущать наказание и совершают новое, уже более тяжкое преступление. Ведь, "отбывая" условный срок, не несут никаких обязанностей. Разве что раз в месяц отмечаются у участкового. Никто не озабочен ни их учебой, ни их работой: подросток оказывается один на один с проблемами, которые привели его к преступлению. В развитых странах "условниками" занимается большое количество лиц, помогают им, контролируют. У нас же построили одни стены без крыши и назвали это домом.
Что же касается жертвы, то получить ей возмещение ущерба, как правило, не удается. В зонах заработки копеечные. Вот и идут переводы из колонии по 5-10 рублей в месяц. А главное, жертву и ее родителей не оставляет страх, надлом, серьезное потрясение. Восстановительное правосудие и нацелено на решение всех этих проблем.
Надо ли разъяснять, как это трудно: пробудить чувство стыда у "подранка", социально больного человека, с перевернутой системой ценностей?
В последние годы наши УК и УПК претерпели изменения, позволяющие прекращать уголовное преследование в случае мирового соглашения. Если преступление не слишком серьезное. Кстати, как показывает ростовский опыт, заключить мировое соглашение по суду удается в пятнадцать раз реже, чем когда в дело вступает социальный работник.
По закону "мировое соглашение" может заключаться не только в суде, но и при посредничестве дознавателя и следователя с разрешения прокурора. Но препятствуют этому существующие критерии оценки их работы: ведь чем больше дел передано в суд, тем они выше. Законодательно не решен также целый ряд важных вопросов. Не определен, например, статус посредника, социального работника. Пока законодатели до этого доберутся, можно ждать, ничего не делая. А можно рыть тоннель навстречу, используя имеющиеся уже законодательные возможности. Нарабатывать практику. Так, например, судье разрешено иметь помощника. Там, где поверили в ювенальную юстицию и в восстановительное судопроизводство, содержат на этой должности человека, способного собрать и проанализировать всю необходимую информацию о юном правонарушителе, о его окружении. Иногда социального работника и посредника оформляют в штат судебного департамента (в Ростове). Лучше бы, конечно, иметь этих людей вне судебной системы - им бы больше доверяли. Но на первых порах можно и так. Судья имеет право привлечь и психологов, и педагогов, и социальных работников в качестве экспертов. Закон это позволяет - было бы желание...
Член Верховного суда России Г. Истомина рассказывала на конференции о своих новозеландских впечатлениях. Там подростки часто заявляются в суд, имея весьма экзотичный вид. Эдакое чудо в перьях. У нас бы ни один судья не удержался от резкого замечания: "В каком виде явился? Это же суд, а не балаган!". Там же судья относится к юному правонарушителю так, как будто он одет в строгий костюм и при галстуке. А когда выясняется, что нарушитель исполнил всю предписанную ему для перевоспитания программу, судья говорит: "Я горжусь тобой! И твои родные наверняка тоже гордятся". После чего устраивается праздник...
Да, для внедрения ювенальной юстиции и восстановительного правосудия потребуются изменения в законодательстве. Да, потребуются материальные затраты. И учеба кадров, и освоение новых судейских методик. Но главное: потребуется коренная ломка сознания. Всех причастных. И дознавателей, и следователей, и прокуроров, и судей. Да и всего общества тоже. Нужно, как сказала Г. Истомина, научиться видеть в каждом человеке личность, имеющую право на собственное достоинство. В том числе и в правонарушителе. Что это не пыль лагерная, не мразь, а человек. И преступление, в особенности совершенное подростком, чаще всего крик о помощи.
В связи с этим В. Золотых, зам. председателя Ростовского областного суда, рассказал о первых шагах по организации суда для подростков. Из зала убраны клетки. Защитник и обвинитель не разведены, как боксеры по углам, а сидят рядышком: ведь у них общая забота. Судья не отдален от всех высоким помостом, на нем даже мантии нет, чтобы не давить ее величием. Красноречивые детали.
Г. Истомина часто выступает с лекциями перед своими коллегами. По ее ощущениям, примерно треть способны принять идеи восстановительного правосудия, две трети же воспринимают их в штыки. Если так, неплохой результат! Все-таки треть "за".
В ходе конференции ее участники пришли к выводу, что восстановительное правосудие просто необходимо для работников правоохранительных органов и судов. Добавлю: хороших работников. Тех, для кого небезразлична судьба и правонарушителя, и жертвы. Тех, кто стремится не только покарать, но спасти...
Ни ювенальная юстиция, ни восстановительное правосудие - не панацея. За 10 лет существования этих новаций в Новой Зеландии преступность почти не снизилась. Но когда на свободе остается все больше и больше несовершеннолетних правонарушителей, а взрыва преступности не происходит, - это уже результат.
Как это часто бывает, Россия перенимает опыт у иностранцев, который они в свое время переняли у нее. Ювенальная юстиция у нас существовала до 1917 года. А как рассказал ростовский судья В. Золотых, на Дону примирительное правосудие было еще в XV-XVI веках в среде казачества. Суд начинали с того, что старики старались примирить стороны. Если избранное наказание не удовлетворяло потерпевшего или правонарушитель считал приговор слишком строгим, "стороны" везли на лодке к атаману. Иногда мир наступал на полпути, и лодка возвращалась. Наказание семье обидчика часто было такое: "напой". Нужно было упоить всех родственников потерпевшего...