Владимир Филиппов: «Главная задача ЕГЭ расширить доступность образования»
Элитное образование. 2003. № 7-8. 22 июля
...100 баллов получили лишь несколько десятков детей, и за них боролись лучшие вузы России. Такая же ситуация в этом года. Например, ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов сказал, что возьмет кредит в банке, чтобы бесплатно зачислить в свой университет набравших высшие баллы на ЕГЭ. Эти люди — элита России, потому что они учились в школе лучше всех...
Владимир Михайлович, о контрольно-измерительных материалах для ЕГЭ приходится слышать прямо противоположные отзывы: кто-то считает, что задания очень просты и примитивны, а кто-то, напротив, — что они слишком сложные.
Действительно, есть мнение, что задания единого экзамена просты и примитивны. Его сторонники утверждают, что в основе ЕГЭ лежит тестовая система, которая загубит нашу школу. Но они почему-то забывают, что тесты с выбором ответа — это лишь одна треть экзаменационных заданий, так называемая часть А. Две другие трети — части В и С — тестами не являются. На мой взгляд, правы те, кто считает контрольно-измерительные материалы слишком трудными. И вот доказательство: когда я предложил сомневающимся профессорам и докторам наук попробовать сдать ЕГЭ по предметам, в которых они считаются специалистами, никто из них не смог выполнить работу даже на четверку.
Это неудивительно, поскольку задания части С по уровню сложности сопоставимы с заданиями всероссийских олимпиад. Мы ведь не можем допустить, чтобы слишком много детей по всей стране получили на ЕГЭ 100 баллов из 100 возможных. В этом случае лучшие вузы, куда они отправят свои сертификаты, попросту не смогут отобрать лучших. Задания составляются так, чтобы 100 баллов получил 1 человек из 10 тысяч. Если переводить шкалу ЕГЭ в традиционную школьную систему оценок, то пятерке будет соответствовать любой балл от 75 до 100. Но один ученик наберет 85 баллов, другой — 90 и т. д. Как говорится, пятерка пятерке рознь.
Кого больше по результатам ЕГЭ: отличников или двоечников? И много ли тех, кто набирает 100 баллов?
По итогам ЕГЭ 2002 года, у 7% детей — двойки, у 7% — пятерки, у остальных — тройки и четверки. 100 баллов получили лишь несколько десятков детей, и за них боролись лучшие вузы России. Такая же ситуация в этом года. Например, ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов сказал, что возьмет кредит в банке, чтобы бесплатно зачислить в свой университет набравших высшие баллы на ЕГЭ. Эти люди — элита России, потому что они учились в школе лучше всех.
Вы не исключаете возможности, что некоторые отличники знали задания заранее? Неужели никто не может вскрыть конверты с заданиями для ЕГЭ перед тем, как они поступят в школу, а потом снова запечатать?
Я сам поначалу не мог поверить, что эти конверты действительно одноразового вскрытия. При помощи специалистов-химиков мы их замораживали, обрабатывали различными растворами, чтобы незаметно вскрыть, а потом опять склеить. Ничего не получилось.
Месяц назад, накануне единых экзаменов, в Интернете были вывешены задания для ЕГЭ, якобы украденные в Министерстве образования. Все-таки была утечка?
Никакой утечки не могло быть. Пакеты с заданиями комплектуются в Москве для каждой российской школы, в которой проходит ЕГЭ. Пакетов очень много, задания разные, и никто не знает, в какую школу какой пакет попадет.
Есть ли возможность у школьных преподавателей помочь своим ученикам решить задания во время экзамена?
В здании школы во время проведения ЕГЭ не могут находиться учителя данной школы. В каждом классе, где проходит экзамен, дежурят два человека; как правило, первый — из вуза, второй — из другой школы. Ни один из них не должен быть специалистом по данному предмету, то есть физик дежурит на экзамене по истории, и наоборот. Их задача — перед началом экзамена в присутствии детей распечатать конверт с заданиями, раздать задания каждому, затем собрать выполненные работы и упаковать их в новые, также одноразовые пакеты.
А можно ли повлиять на оценку на этапе проверки работ?
Каждый ученик, сдающий ЕГЭ, заполняет листок со своими персональными данными, на котором отпечатан тот же штрих-код, что и на выполненных заданиях. Персональные данные остаются в субъекте Федерации, а задания отправляются на проверку в Москву. Части А и В (задачи, ответами на которые являются слова или числа) проверяет компьютер, а часть С (творческое задание) — два преподавателя. Если их оценки слишком сильно расходятся, привлекается третий преподаватель. Так что процедура очень объективная. Компьютер трудно заподозрить в симпатиях к кому бы то ни было, а преподаватели оценивают абсолютно анонимные работы.
Предусмотрено какое-то наказание за незаконное вмешательство в систему проведения ЕГЭ?
Одновременно с введением единого экзамена мы собираемся разработать поправки в российское законодательство, которые вводят уголовную ответственность за вмешательство и даже за попытку вмешательства в систему проведения ЕГЭ. Недавно, во время поездки в Египет вместе с группой российских ректоров, я спросил у ректора одного из египетских университетов, существует ли в его стране возможность утечки информации во время единого экзамена (ЕГЭ в Египте проводится уже 35 лет)? Он ответил, что такая возможность отсутствует в принципе, так как в соответствии с уголовным кодексом государства за попытку вмешательства в систему проведения экзаменов предусмотрен срок тюремного заключения свыше 25 лет. И нет ни одного желающего вмешиваться. На мой взгляд, и в России за это также необходимо сурово наказывать.
Были ли зафиксированы за три года эксперимента нарушения технологии проведения ЕГЭ, вызванные не злым умыслом, а, скажем, небрежностью?
Да, и для нас они не стали неожиданностью. Смысл эксперимента в том и состоит, чтобы отработать технологию экзамена, обучить людей, задействованных в его организации, и впредь не допускать ошибок. А ошибки порой бывают самые курьезные. Например, в Самарской области — весьма продвинутом регионе по части модернизации образования — пакет испортили, запечатав его вместе с пальцем человека.
Если ребенок плохо себя почувствовал во время экзамена, то оценка будет необъективной, и он не сможет поступить в вуз. А согласно действующим правилам, экзамен можно пересдать только через год. Разве это справедливо?
Сейчас на вступительных экзаменах в вузах ситуация такая же, и при переходе к ЕГЭ ничего не изменится. Другой вопрос, что необходимо сделать все возможное для создания особой атмосферы вокруг ЕГЭ. Например, в Китае, где единый экзамен проводится с 1965 года, есть инструкция, запрещающая ведение строительных работ рядом со школами во время ЕГЭ. Дети должны выполнять задания в комфортных условиях.
Придется ли абитуриентам творческих и особо престижных вузов сдавать помимо ЕГЭ дополнительные вступительные экзамены?
Пока еще не принято окончательного решения о том, как будут набирать студентов вузы физкультуры и спорта, культуры и искусства, военные учебные заведения и проч. Очевидно, там придется проводить дополнительные вступительные испытания. Это касается и тех вузов, где учиться особенно сложно и где действительно учится элита, например МИФИ, Физтеха, мехмата МГУ, физфака СПбГУ и других. Но при этом вряд ли есть смысл устраивать там отдельные вступительные экзамены, например, по русскому языку. Я полагаю, по непрофильным предметам следует засчитывать сертификаты, полученные на ЕГЭ.
В какую сумму обходится введение ЕГЭ российским налогоплательщикам? Новая форма оценки знаний намного дороже традиционной?
В этом году из средств Федеральной программы развития образования на проведение ЕГЭ было выделено 500 млн. рублей. Эти деньги в основном расходуются по двум статьям: разработка контрольно-измерительных материалов и покупка оргтехники для обработки результатов ЕГЭ (кстати, после проведения ЕГЭ вся эта техника остается в регионах и работает на систему образования).
По расчетам, проведенным экономистами, средства, затраченные на ЕГЭ в масштабах всей страны, примерно в три раза меньше, чем расходы на организацию традиционных экзаменов. Ведь в июне учителя школ принимают выпускные экзамены, в июле преподаватели вузов заняты на экзаменах вступительных. ЕГЭ их от этого освобождает. Но самое главное в другом: ЕГЭ экономит, причем существенно, средства семейных бюджетов. Детям из дальних регионов не нужно ехать в Москву, чтобы сдать вступительные экзамены; достаточно отправить сертификаты в вузы по почте и, сидя дома, ждать результатов.
Зачастую приходится слышать, что ЕГЭ ущемляет права детей из глубинки при поступлении в вузы. Дескать, в сельских школах учат не так хорошо, как а гимназиях и лицеях Москвы и Санкт-Петербурга, а всем выпускникам предлагают одни и те же задания.
На самом деле права детей из глубинки ущемлены и сейчас, потому что уровень образования в школах страны действительно разный. Но в настоящее время в отличие от своих столичных сверстников эти дети должны покупать билет па поезд, чтобы приехать сдавать экзамены в вуз, они должны на что-то жить в Москве или региональном центре во время экзаменов. У них нет возможности заниматься с репетиторами из столичных вузов или посещать подготовительные курсы при вузах. При введении ЕГЭ в масштабах страны всех этих проблем не будет, и дети из глубинки только выиграют.
А репетиторство совсем отомрет?
Почему же? Я полагаю, что репетиторство сохранится, но оно будет честным. Ведь сейчас репетиторство в московских вузах — блатерское. Как правило, доцент МГУ готовит только в МГУ, доцент МГИМО — только в МГИМО. Ни для кого не секрет, что они помогают своим ученикам поступить, если работают в приемных комиссиях. А к ЕГЭ может готовить кто угодно — хоть профессор вуза, хоть школьный учитель, но помочь своему ученику на экзамене или во время проверки работ он никак не сумеет. Способный ребенок может подготовиться к ЕГЭ и без помощи репетиторов. Вообще, главная задача ЕГЭ, поставленная перед нами президентом Владимиром Путиным, — расширить доступность образования для способных детей независимо от того, сколько денег у их родителей.
Против ЕГЭ активно выступает Российский союз ректоров. Неужели это вызвано тем, что ЕГЭ сильно ударит по карману руководителей вузов?
Вузы действительно не очень активно поддерживают ЕГЭ, но, я вас уверяю, причина, здесь не в материальной заинтересованности ректоров. Они искренне считают, что их приемные комиссии отберут студентов гораздо лучше, чем кто-то другой. Такая позиция вполне обоснована. Когда человек покупает себе костюм, он предпочтет примерить его сам, нежели доверить выбор кому-то другому, пусть даже на основании точно снятых мерок.
Ректоры государственных вузов — весьма обеспеченные люди, их трудно заподозрить в получении взяток. Еще раз подчеркиваю, что главная проблема — блатерское репетиторство. Возьмем 600 государственных вузов страны, в каждом из них на вступительных экзаменах работают в среднем 10 предметных комиссий. В каждую комиссию входят 10 человек. Получается, что экзамены принимают 60 тыс. преподавателей. Допустим, что каждый из них репетирует 5 абитуриентов. Умножаем 60 тыс. на 5 — получаем 300 тыс. человек. Можно ли представить себе, что они не поступят?
Представить, наверное, можно.
Но, к сожалению, они всегда поступают. А теперь задайте мне вопрос, сколько абитуриентов мы в этом году зачисляем по все вузы страны за счет государственного бюджета.
Считайте, что уже задал.
360 тыс. человек. А ведь 300 тыс. мест уже заняты — я вам это доказал с помощью элементарного расчета.
Ректоры наверняка могут возразить вам, что контролируют вступительные экзамены в собственных вузах и не допускают, чтобы члены приемных комиссий злоупотребляли своими полномочиями.
Приведу один пример. Когда мы готовились к заседанию Госсовета по проблемам образования под руководством председателя правительства Карелии Сергея Катанандова. я ездил в Петрозаводск, где общался, в частности, с ректором Петрозаводского государственного университета Виктором Васильевым. Он тогда сомневался, стоит ли вводить ЕГЭ, и говорил мне, что полностью контролирует вступительные экзамены в своем вузе и не допускает злоупотреблений со стороны членов приемной комиссии. Я посоветовал ему во время очередных вступительных экзаменов перепроверить несколько письменных работ, чтобы убедиться, действительно ли все так благополучно.
Этот разговор состоялся в апреле, и я не придал ему особого значения. Но летом узнал из СМИ, что ректор ПГУ Виктор Васильев, к его чести, лично вскрыл уже проверенные вступительные экзаменационные работы, и почти половине абитуриентов, получивших пятерки, были поставлены двойки. Преподаватели, причастные к махинациям, тут же уволились из университета.
Вы заявили однажды, что не можете приказать ректорам, как им выступать по телевидению по поводу ЕГЭ, но мотете приказать, по какой системе принимать студентов. То есть мнение ректоров не принимается в расчет?
Решение о введении ЕГЭ должно приниматься не столько с учетом мнения ректоров и даже не столько с учетом мнения школьных учителей, которые привыкли сами оценивать результаты своей работы. Главное для нас — это мнение выпускников школ, абитуриентов и их родителей, которых мы обслуживаем. Если им будет выгоднее и удобнее сдавать единый экзамен один раз и никуда при этом не выезжать, то мы введем систему ЕГЭ. Ведь мы — работники образования — обязаны обеспечивать запросы потребителей.
Общеизвестно, что российские аттестаты о среднем образовании не признают на Западе. Удастся ли изменить ситуацию с введением ЕГЭ?
Несомненно. У нас ведь очень хорошее школьное образование. Но проблема в том, что в объективность оценок в российских аттестатах никто не верит. Сегодня ни одна развитая страна мира не признает наши документы об общем образовании. Даже государства бывшего соцлагеря, имевшие с Советским Союзом соглашения о взаимном знании аттестатов, теперь их расторгают. Когда будут сдавать все российские школьники, когда оценки в аттестате будут выставлены на основе всем понятных объективных процедур, мы сможем поставить вопрос о признании наших аттестатов перед мировым сообществом.
