Мнение

Андрей Александрович, по результатам этого года впервые за всю историю существования валютного рынка в России будет зафиксировано повышение номинального обменного курса рубля по отношению к доллару на 8,1-8,3%. Темпы прироста реального курса национальной валюты к доллару составляют около 20%. Каковы будут последствия сложившейся ситуации, и готова ли российская экономика к сильной национальной валюте?
В целом данная тенденция достаточно давно предсказывалась. Грубо говоря, в условиях избытка долларов, идущих от экспорта при отсутствии достаточных возможностей потратить эти деньги в России, прежде всего, в виде каких-то проектов, в которые они могли бы инвестироваться, за счет чего в принципе можно было бы расширять рублевое денежное предложение, сама тенденция ускорения, укрепления рубля вплоть до абсолютного снижения курса доллара по отношению к рублю, в общем-то, была предсказуема.
Ничего хорошего в этом нет. Потому что относительное благополучие российской экономики в последние три-четыре года базировалось не только на факторе благоприятной внешней конъюнктуры, нефтяной прежде всего, но и на эффекте девальвации по итогам кризиса 1998 года. Именно эффект девальвации создал определенные условия для развития промышленности. Сейчас с ускоренным укреплением рубля по отношению к доллару, очевидно, будет ужесточаться давление на предприятия, ориентированные на внутренний рынок, будут создаваться более благоприятные возможности для импорта. Это вот как бы сказать текущая тенденция.
Насколько готова к этому Россия? Вопрос хороший. Я думаю, что однозначного ответа на него, скорее всего, не будет. Потому, что он упирается в ответ на вопрос - смогли мы или не смогли использовать те ресурсы, которые появились в последние три-четыре года для поиска новых ниш, не связанных с сырьем и не зависящих так сильно от внешнеэкономической конъюнктуры.
Некий парадокс здесь в том, что по всем внешним признакам (обеспокоенность Президента по поводу темпов роста, разные телодвижения правительства по диверсификации и т.д.) вроде бы ситуация не очень хорошая. Опять же объективные показатели, например, доля сырьевых товаров в экспорте 60%, говорят об этом. Но в плане некоторых не совсем явных позитивных сигналов и индексов, прогресс тоже есть.
Ну вот, скажем, маленький пример. Не так давно один из моих коллег по Всемирному банку приезжал в Россию, причем он до того был в Киеве, так вот он пытался разобраться и там и там с вопросом об ускорении темпов экономического развития в последние месяцы. С макроэкономической точки зрения, вот опять-таки в соответствии с тем, что я говорил в самом начале, с точки зрения возникающего массированного экспорта при отсутствии внятных возможностей, все плохо. В рамках этой логики эффектом девальвации можно было объяснить высокие темпы роста в 1999-2000 годах и их замедление в 2001-2002 году – в том числе за счет идущего укрепления рубля. Но в рамках этой макроэкономической логики сложно сказать, почему вдруг в 2003 году темпы экономического роста снова выросли.
Так вот коллега из МБРР пытался понять причины этого не очень понятного ускорения. Он разговаривал в Киеве и в Москве с чиновниками, экспертами, предпринимателями, но внятного ответа не получил. Объяснение, которое ему (да и мне, честно говоря) показалось наиболее правдоподобным, исходило от одного украинского олигарха средней руки. Оно сводилось к тому, что люди в России и на Украине за десять лет просто чему-то научились. И в Киеве бизнес устроен таким образом, что регулярно люди ездят в Москву и пытаются здесь нахвататься каких-то разных бизнес-идей, которые они привозят в Киев и там начинают внедрять. А потом их собственные коллеги из Харькова, из Одессы эти же идеи у них перенимают или, если хотите, воруют - можно сказать по-разному – и внедряют уже у себя. В итоге получается такой вот специфический процесс распространения знаний и инноваций. И это происходит совершенно вне связи с действиями правительства и с какой-либо макроэкономической политикой. И вот именно этот процесс создает некие точки роста, которое и объясняют то самое ускорение, трудно объяснимое с точки зрения неблагоприятных макротенденций.
И такое объяснение находит подтверждение в последних исследованиях ГУ-ВШЭ. В июле-августе у нас был небольшой небольшой пилотный опрос, точнее – серия интервью. Это были средние, крупные и очень крупные предприятия, их было немного, но они были в разных регионах, разных отраслях. Что там было любопытно? Сильно поменялась сама лексика менеджеров, с которыми мы беседовали – она стала сугубо рыночной. Причем половина наших респондентов были старые директора, которые руководят предприятиями по 10-15 лет, но они мыслят сегодня рыночными категориями. Практически все предприятия – даже в глубине России и работающие на локальных рынках – находятся в условиях сильной конкуренции. У большинства предприятий присутствует доля экспорта, пусть иногда очень маленькая, но, тем не менее. То есть, на самом деле, реальная интеграция в глобальный рынок уже состоялась и сейчас эффективных предприятий не так уж мало. Довольно много предприятий, у которых нормальный менеджмент, которые ведут очень активные организационно-управленческие инновации. Вот это в моем понимании то, что уже не зависит от макротенденций. Конечно при сильном курсе рубля, при его резком укреплении им станет тяжелее работать. Но они уже адаптировались в этой ситуации, они уже пытаются думать на долгую перспективу, просчитывают это укрепление и эффективно действуют на рынке. И это, может быть, не совсем четко формализуемый, но повод для оптимизма.