Экологическое будущее планеты после Киотского протокола

0 лет назад, 16 февраля 2005 года, вступил в силу Киотский протокол, дополнительный документ к Рамочной конвенции ООН об изменении климата. Что принёс за эти 10 лет Киотский протокол и каковы перспективы его существования? Что будет после того, как он перестанет действовать? Об этом мы говорим с гостем в студии – директором Центра окружающей среды и природных ресурсов НИУ ВШЭ Георгием Владимировичем Сафоновым.

Для чего принимался Киотский протокол 10 лет назад? Что это за документ?

Г. Сафонов: Чтобы ответить на эти вопросы, нужно вернуться назад примерно ещё на 10 лет и вспомнить о том, что в 1992 году была предложена к подписанию очень важная конвенция – Рамочная конвенция ООН об изменении климата. Это документ, который должен был начать процесс координации международных усилий по борьбе с процессами, связанными с изменениями климата.

То есть, тогда все испугались, что климат на Земле теплеет?

Г. Сафонов: Да. Появилось много научных данных о том, что процессы эти происходят, что парниковые газы в атмосфере накапливаются и большой вклад – антропогенный в это накопление. И что уже начинаются процессы климатических изменений, они становятся всё более заметными. Это стало основой для принятия решения о том, что что-то надо делать. И не на отдельных национальных уровнях, но в целом в мире.

И Конвенция положила начало процессу. То есть, это действительно рамочная конвенция, определившая рамки сотрудничества. А дальнейшие цели и механизмы сотрудничества должны были разработать и принять в виде отдельных документов. И это, собственно, происходило в течение, можно сказать, каждого года после уже вступления Конвенции в силу.

Россия – сторона Конвенции, то есть она для нас закон. Мы разделяем и принимаем цели и задачи Конвенции. А генеральная цель её – это предотвратить увеличение концентрации парниковых газов в атмосфере, которая могла бы дестабилизировать климатическую систему. Существует много мнений о том, что это конкретно значит, сколько можно выбросов, сколько уже нельзя. Вопросы очень сложные, которые в этой программе мы не успеем даже затронуть. Но важно то, что из общего документа в виде Конвенции пришли к тому, что нужно принять конкретные обязательства стран. Что и было сделано в Киотском протоколе, который был подготовлен в 1997 году, принят в декабре 1997 года и примерно спустя восемь лет вступил в силу. Россия ратифицировала Киотский протокол.

А этот довольно долгий срок вступления Киотского протокола в силу чем был обусловлен?

Г. Сафонов: Для того чтобы он вступил в силу, было принято некое довольно сложное правило. Нужно было, чтобы 55 процентов стран ратифицировало этот документ и на них приходилось 55 процентов мировых выбросов. То есть, для того чтобы это случилось, нужно было, чтобы либо США приняли участие в ратификации, либо РФ, поскольку выбросы наши на 1990 год были достаточно большими, чтобы можно было включить переключатель уже принятия документа. Каждая сторона климатической Конвенции должна была принимать такие решения, но, в конце концов, удалось это сделать только в 2004 году.

Россия ратифицировала Киотский протокол, и это позволило через сколько-то дней вступить в силу этому документу. Без России он, конечно бы, не вступил в силу, потому что США не вышли из протокола, но и не ратифицировали его. То есть, они по-прежнему подписант Киотского протокола, как это ни парадоксально.

Для них Киотский протокол не указ?

Г. Сафонов: Не указ. Только для тех стран, которые ратифицировали, приняли на себя обязательства. Но они же получили и возможности применять механизмы Киотского протокола и сотрудничать. Это очень важный элемент данного документа, потому что впервые на глобальном уровне был принят документ, позволяющий сотрудничать на взаимовыгодной основе странам по снижению вредного воздействия на окружающую среду. Это первый экологический документ, в котором есть экономические механизмы сотрудничества.

В чём это выражалось? И каковы важные черты Киотского протокола? В том, что по странам были распределены квоты на выбросы. Они относились на период с 2008 по 2012 годы. Нужно было не превысить этот уровень, либо снижая выбросы у себя в стране, либо сотрудничая с другими странами, снижая выбросы, где дешевле. Скажем, в Японии дорого снижать выбросы, можно снизить их в Китае. Или в Бразилии. Это будет на порядок дешевле.

Я так понимаю, квоты просто перепродавались?

Г. Сафонов: Это не совсем так. Механизм продажи квот тоже заложен в Киотский протокол. Но также в нём заложены два механизма проектной деятельности. Партнёр, а это обычно развитая страна или компания этой страны, находит себе интересный проект, куда она может привлечь свои или чужие технологии, нужные для компании. То есть, реализуя проект, применяя эти технологии, они продвигают их на рынки, получают дополнительный эффект в виде сокращения выбросов, которые превращаются в эти самые квоты.

И этим проектным механизмом воспользовались многие страны. Это очень важно отметить. То есть, нельзя так примитивно подходить к тому, что продали квоты, получили деньги, и ничего не произошло.

Лидером в проектных механизмах в мире является Китай. Китай, по имеющимся оценкам, примерно на 700 млн тонн CO2, это почти миллиард СО2, что очень много, реализовал таких проектов.

Что это дало Китаю? Он привлёк деньги, он привлёк технологии, причём на очень хороших, привлекательных условиях, потому что очень рано начал делать эти проекты. Теперь, выходит так, что Китай получил по дешёвым ценам продвинутые современные технологии, которые переработал у себя, и теперь он готов продавать эти технологии как на внешнем рынке, так и у себя. Это касается, например, солнечных и ветровых электростанций. Сегодня Китай – номер один по этим станциям.

А выбросы в результате снизились или нет? Потому что я слышал две противоположные точки зрения. Одни считают, что Киотский протокол, в общем, выполнил то, что ему предназначалось, то, для чего он создавался, и нужно идти дальше. Есть точка зрения прямо противоположная, которая говорит, что Киотский протокол с треском провалился, что выбросы в атмосферу не только не сократились, а, наоборот, выросли, и что за счёт тех самых механизмов, о которых вы говорили, произошло простое перераспределение, и основные источники загрязнения из развитых стран Америки и Европы просто перенеслись в менее развитые страны Дальнего Востока и в тот же Китай. И эффект не только нельзя не назвать нулевым, но он отрицательный. Что вы на этот счёт думаете?

Г. Сафонов: Это действительно важный аспект этой проблемы. Но я бы тут всё-таки разделил, потому что это большая проблема.

Чтобы был климатический эффект, надо было бы с 1990 года (это начало действия всех ориентиров для Рамочной конвенции и Киотского протокола) к 2050 году как минимум вполовину сократить выбросы. Это в целом то, что нужно сделать. Все другие сокращения: более медленные снижения, не такие радикальные – не приведут к стабилизации концентрации парниковых газов, а значит к не очень большому росту средней температуры по планете. Получается, что эта цель огромная, но она не была указана в Киотском протоколе. Там речь шла о том, что это, в общем, пилотная фаза, речь идёт о первых ближайших периодах с 2008 по 2012 годы. Что на этом периоде нужно отработать какие-то механизмы этого соглашения, может ли мир найти какие-то формы сотрудничества, чтобы снижать количество парниковых газов. Решить климатическую проблему в принципе Киотский протокол не мог и не должен был. Снизить выбросы он да, должен был для группы стран, взявших обязательства. Надо сказать, что из тех стран, которые взяли обязательства, кто ратифицировал Киотский протокол, в целом, можно сказать, для многих он был успешен. Выбросы были снижены многими странами. Либо, например, они были снижены в Японии за счёт реализации внешних проектов. По всему миру японские компании реализовывали проекты.

То есть, они переносили производство в другие страны и загрязняли воздух как бы там?

Г. Сафонов: Скажем, случилась Фукусима. Что делать? Нужно стране энергообеспечение? Нужно. Какие существуют быстрые источники получения энергии? Уголь и сжиженный газ. Но это то, что приводит к выбросам. То есть, у себя они выбросы были вынуждены увеличивать, не очень сильно, конечно, но они много сделали проектов в других странах. Действительно очень много. У японцев по результатам Киотского периода перебор. Они сократили больше, чем обещали, учитывая все проектные снижения выбросов.

Для России, и это надо подчеркнуть, Киотский протокол значит немного другое. Как ни пытались эксперты и многие сторонники Киотского протокола и его механизмов как можно скорее начать делать такие углеродные проекты, привлекая средства инвесторов, мы никак не могли начать это. Весь этот процесс мы начали только к концу 2011 году, то есть, за год до окончания действия Киотского протокола, к сожалению. Что случилось в этот момент? Мы начали процесс, утвердили процедуры, и они стали работать. Сотни компаний стали обращаться с проектами, чтобы зарегистрировать их, получить разрешение и статус киотских проектов и начать получать средства инвесторов на их выполнение.

Но Россия немного опоздала. Если до 2011 года, даже до начала 2012 года цены были порядка 10-15 евро за тонну на эти выбросы, то с начала 2012 года цены стремительно пошли вниз, и уже достигали в середине года нескольких евро за тонну. А дальше они совсем упали.

Не все, наверное, знают о том, что российские компании предложили 158 проектов, которые были зарегистрированы официально в России. По ним были выпущены углеродные тонны. Общий объём проданных тонн – около 200 млн тонн. А всего, насколько Россия могла бы сократить выбросы, – это 400 млн тонн. То есть, Россия могла бы выйти на второе место в мире после Китая. Для отечественных компаний это был значимый, большой, интересный сегмент углеродного рынка, на котором удалось немного поучаствовать.

Но, к сожалению, цены упали, и всего Россия получила, по моим оценкам, около 1 млрд евро целевых доходов или целевых инвестиций на свои проекты. Один миллиард евро вроде не так мало, но, наверное, и не очень много. Можно было бы и больше получить, как это сделали Китай, Индия, Бразилия. Даже Украина успела активно поучаствовать в этих механизмах.

Какой вывод из этого можно сделать? Из Киотского протокола хороший выход получился для многих стран в виде создания механизмов управления выбросами. Не вообще в целом по миру, а в виде национальных механизмов или региональных.

Возьмём Китай. С прошлого года у них вводится система торговли квотами, в том числе проекты по снижению выбросов, в семи провинциях. И дальше, через несколько лет, планируется создание национального углеродного рынка. Это очень большая и очень серьёзная затея. Что касается оборота средств на углеродном рынке, в целом по миру в 2012 году он достигал 155 млрд долларов. Россия на этом рынке, уже приводилась цифра в 1 млрд долларов, совсем не заметна. Но многие успели поучаствовать в углеродном рынке.

Ожидания такие: да, европейский рынок существует. В ряде штатов США созданы углеродные рынки. Китай создаёт рынок. Казахстан создал рынок квот на выброс СO2, что интересно. И дальше этот механизм, видимо, будет как-то объединяться, расширяться. И это уже неплохо, потому что это механизмы сотрудничества.

http://www.radiorus.ru/brand/episode/id/57072/episode_id/1175388/