Михаил Павловец: делиться прочитанным
Мы открываем цикл интервью с преподавателями программы «Литературное мастерство» Эти виртуальные встречи помогут лучше узнать наших преподавателей. Каждое интервью — возможность понять не только педагога. Но и учёного, творца, человека.
В первую очередь цикл рассчитан на абитуриентов, но скучно не будет никому. Первый герой серии — Михаил Георгиевич Павловец.
Доктор филологических наук, преподаватель магистерской программы «Литературное мастерство», учитель словесности Лицея НИУ ВШЭ, автор более 250 публикаций по истории русской литературы ХХ века Михаил Павловец — рассказывает о путешествиях, поэзии и преподавании.
Михаил Георгиевич, как вы видите вашу преподавательскую миссию?
Читать и давать читать другим. И при этом каждому давать слово.
Если бы вы могли провести курс вашей мечты, чему бы он был посвящён?
У меня есть несколько идей курсов, о которых мечтаю. Например, в пику модным сейчас курсам «Великие тексты» я бы хотел разработать и вести курс о «Незаметных текстах» — таких текстах «альтернативного канона», которые ничуть не уступают, по мне, книгам «первого ряда», но по каким-то причинам оказались в их тени и не на слуху.
Например, по «Зависти» Юрия Олеши, «Святой Елене, маленькому острову» Марка Алданова, «Щенкам» Павла Зальцмана или «Сомнамбуле в тумане» Татьяны Толстой. Но главный вопрос — как сделать так, чтобы в рамках этого курса книги были прочитаны не одним мной.
Почему в качестве профессии вы выбрали именно преподавание?
Потому что если ты хочешь получать деньги за одно то, что ты любишь читать книжки, ты должен хотя бы делиться прочитанным.
Впрочем, со школой у меня заладилось не сразу. Из первой моей школы, куда я пришел еще студентом, меня выгнали. Повод — низкий профессионализм, причина — узнали, что планирую поступать в аспирантуру. Из чего сделали вывод, что я не планирую в школе оставаться после окончания университета. А на мое место уже была другая кандидатура, опытная учительница средних лет.
Тем не менее в средней школе я преподаю — это Лицей НИУ ВШЭ, где меня пока терпят. Из родного вуза, впрочем, тоже выгоняли много лет назад, несмотря на письма поддержки коллег и студенческие демонстрации протеста — но тут спасибо уже Вышке, после ряда моих мыканий подобрала и обогрела… и греет второй десяток лет.
В чем, по вашему опыту, состоит отличие между преподаванием для школьников и преподаванием для студентов?
Школьники — заложники системы, а студенты — ее жертвы.
Но если серьезно — у студентов обширнее и жизненный опыт, и читательский — их проще заинтересовать и проще разочаровать. А школьников труднее очаровать — особенно если предыдущий их опыт школьной литературы был грустным или небогатым. Зато если удается — они превращаются в очарованных странников чтения, я тогда страшно доволен нами всеми.
Какая ваша любимая книга сейчас?
Моя монография по неоавангарду: я наконец ее выпустил из рук и отправил в издательство (ни одну книжку в своей жизни я столько раз не перечитывал — да еще и с таким вниманием).
[Примечание интервьюера: поэтический неоавангард — авангард поздний, послевоенный. Диссертацию Михаила Георгиевича можно почитать по ссылке. Ссылку на книгу добавим, как только книга выйдёт в печать].
Расскажите, пожалуйста, о причинах вашей особенной нежности к русскому авангарду.
Авангард мне близок тем, что любое авангардное творение свое завершение получает только в акте его восприятия, не боясь ни гнева, ни пристрастия. Про «Черный квадрат» нельзя сказать, как в известном анекдоте про «Мону Лизу»: «Этой даме столько лет, что она сама уже может выбирать, кому нравиться, а кому нет».
Произведение авангарда не боится отрицательных эмоций в свой адрес, даже подчас провоцирует их. Более того, авангардист свою собственную любовь и преклонение может выражать не в воплях восторга, но в том, чтобы своих кумиров бросать с Парохода Современности.
И бросание того же Пушкина с Парохода Современности делает «наше всё» куда более живым и современным, чем все его памятники, делает его настоящим авангардистом своего времени.
Ну и, наконец, для авангарда «как» важнее, чем «что», даже если это «как» и кажется кому-то безо́бразным и безобра́зным.
К слову о поэтах. Какой ваш любимый поэт и почему?
Увы, грешен — в поэзии я не однолюб. Люблю каждого поэта, чей голос различим по любым двум строчкам; увлекаюсь мгновенно и далеко не всегда быстро остываю. Но если нужен конкретный поэт — то это поэты Лианозовской школы: их почти невозможно ни с кем спутать.
[Примечание интервьюера: поэты Лианозовской школы — Евгений Кропивницкий, Генрих Сапгир, Игорь Холин, Ян Сатуновский, Всеволод Некрасов и другие].
Немного отвлечёмся от высоких материй. У вас есть хобби?
Да. Как можно бо́льшее количество членов своей семьи загрузить в машину — и поехать как можно дальше от тех мест, где я зарабатываю на свое хобби деньги. Пока география наших путешествий простирается от Анконы до Тобольска и от Териберки до Еревана. В планах — добраться до Алтая и Байкала, в мечтах — до Балтийского моря.
Рисунок Тани Суриковой, выпускницы лицея НИУ ВШЭ
Михаил Георгиевич, для вас работа на Литматерстве – это...
Опыт непосредственного общения с потенциальными творцами, а не исследователями. Приходится самому наступать на горло собственному академизму и позволять себе больше… эссеизма в подаче материала.
В качестве завершения беседы — блиц авторства Анны Ахматовой.
Чай или кофе?
В первую половину дня кофе, во вторую — чай. Выбор, скорее всего, будет зависеть от времени суток.
Кошка или собака?
Собака. С кошками у меня почему-то редко складываются отношения: они меня игнорируют. Впрочем, трусливо-агрессивных собак сам недолюбливаю — вроде той, что описал Чехов в релевантном для меня рассказе «Учитель словесности»: «Мушка была маленькая облезлая собачонка с мохнатою мордой, злая и избалованная. Никитина она ненавидела; увидев его, она всякий раз склоняла голову набок, скалила зубы и начинала: “ррр... нга-нга-нга-нга... ррр…”».
Пастернак или Мандельштам?
Мандельштам безмерно велик, Пастернак — безмерно любим.
Беседовала Дарья Долбилина