Приморский край: сохранить и переосмыслить

Когда мы концептуализировали и планировали экспедицию, то прекрасно понимали, что Приморский край не охватить за одну поездку – ни тематически, ни географически. И тем не менее, культурное богатство Приморья совершенно органично разделилось на историческое и современное, мифическое и реалистическое, природное и городское. Нашей целью было через общение с жителями Приморья выявить традиции, ритуалы и – шире говоря – культурные коды, которые пришли из прошлого и сохраняются по сей день, переосмысляясь в самых разных сферах, будь то жизнь или смерть, музыка или поэзия, Китай или Япония, мифотворчество, сказки, праздники, ремесло или быт.

Поездка получилась плодотворной, было посещено огромное количество локаций во Владивостоке и за его пределами, взяты десятки интервью и сделаны тысячи фотографий. В этот раз у нас было достаточно времени на обстоятельную подготовку, поэтому от начала и до конца экспедиция следовала намеченному плану, отступаясь от него только в случаях, когда респонденты на месте открывали для нас нечто интересное, о чем мы, планируя заблаговременно, даже не догадывались. 

Ключевая наша гипотеза подтвердилась, но обрамилась важным контекстом и дополнительными коннотациями, которые мы отразим в книге. Культурное наследие Приморья в самом деле богато и многообразно, уходит корнями в традиции самых разных порядков, но при этом далеко не все оно сохраняется и переосмысляется так, как мы предполагали – комплексно и линейно. Многие традиции коренных народов, вместе с самими коренными народами, уходят из Владивостока и продолжают сохраняться/переосмысляться в глубинке. При этом сам культурный код современного Владивостока формируется двояко – традициям находится место, но также ощутимо влияние центрально европейского контекста, куда, как будет описано далее, культура и эстетика Приморского края зачастую поставляются “на экспорт”. Это крайне динамичная и подвижная среда, в которой культурный код чтит наследие и потому остается самобытным, но при этом быстро адаптируется к современным реалиям. 

Антропология жизни и смерти

Жизнь хрупка, а смерть неизбежна. И именно через эти универсальные состояния можно попытаться взглянуть на уникальность конкретного места, его культуру и мировосприятие жителей.
В экспедиции мы искали способы говорить о жизни и смерти здесь и сейчас. Вместе с представителями коренных народов, с антропологами и краеведами, сотрудниками музеев и культурных центров, художниками и организаторами фестивалей. За ответами взбирались на гору Пидан, ездили в Находку и в таёжное село Лазо. Одновременно с этим учились различать, где заканчивается экзотизация и начинается настоящий диалог с культурой, изучали трансформацию и видоизменение традиций, связанных с жизнью и смертью, а главное — как люди находят новые контексты для сохранения наследия Приморского края.

Музыка

Приморская музыкальная сцена удивила меня своей живостью и консолидированностью. Каждый артист здесь не просто знает своих коллег, но и активно слушает многих из них. Например, у солистки местной группы kë топ-5 исполнителей в Яндекс Музыке — с Дальнего Востока.

Музыка Приморья наполнена образами, напрямую связанными с географией региона: ребята поют про Японское море, сопки и праворульные тойоты.

А ещё Владивосток — это Британия + Япония. Например, уже упомянутая группа kë играет арт-рок — жанр, расцветший именно в Британии — и одновременно вдохновляется японской поэзией. Саунд песни «Пьяное танго» другой группы — Эглайне — пронизан британским духом, в то время как в тексте фигурируют сады Киото. А у группы Mari!Mari! — аудиально абсолютно британской — есть целый трек на японском.

Приморская сцена удивительна. Она живёт, дышит, развивается — и она гораздо больше, чем «Мумий Тролль».

Быт и праздник

Быт ― есть жизнь, жизнь складывается из тысячи мелочей, их некоторые свысока называют рутиной. Говорят: рутина заела, говорят: спрятаться в футляр. Кто-то боится быта, его засасывающей однообразности, меняет телефоны и адреса, перепрыгивая из болотца в болотце, как лягушка ― ищет, где посуше. Кто-то, напротив, укутывается рутиной, как одеялом, тёплым и нежным, что защищает от превратностей судьбы, обезболивает зудящие укусы времени (однажды оно тебя доест ― но рутина помогает об этом забыть). 

Праздник ― это антибыт, это шрамирование коллективной памяти, веха, которую общество выбивает в дне, как клеймом: помни, сочувствуй, верь. Каждый праздник бывает только раз в году ― и на этот краткий миг повседневность переворачивается с ног на голову. Работа сменяется отдыхом (а для кого-то, наоборот: отдых ― работой), пища сменяется угощением, одежда ― нарядом.

Даль стала нашим бытом, мы чувствовали тяжесть расстояний, и этим ― и многим другим ― стали едины с городом на краю земли.

Тигры

Живьем по улицам Владивостока не бродят. В городе они статичны и, чаще всего, графичны, равнодушно взирают со стен домов, дорожных оград, водонапорной башни и прочих объектов урбанизированной среды, иногда пугая в новостях, но обитая где-то там в тайге настоящего Дальнего востока. О чем мы и поговорили с местными художниками, сходили в музеи и на выставку «Тигр, тигр, тигр!» Екатерины Кравцовой, послушали истории о гербовых тиграх, посетили все соответствующие граффити, и муралы. 

Да, в город во время нашей экспедиции ни один тигр не нагрянул, поэтому мы отправились к нему  в дальневосточный Сафари-парк и музей заповедника в Лазо, поговорили  с представителями коренных народов о почитании тигра и с охотниками о мерах предосторожности в тайге, взяли интервью у поэта и писателя Олега Вороного.

Азиатский след Китая, Японии и Кореи

Мы искали везде. Опрашивали экспертов китаеведов и японоведов, общались с представителями корейской общины в Уссурийске и Находке, студентами и преподавателями Дальневосточного университета, экскурсоводами и хранителями музеев, краеведами, главным владивостокским художником Павлом Шугуровым и продавцами китайского рынка, которые не знают русского и на контакт не идут.

Но неожиданно для себя так и не смогли его ухватить. 

Азия в Приморье повсюду. Владивосток построен руками китайцев, а в центре города сохранился старинный чайна-таун “Миллионка”. В магазинах товары из Кореи, азиатские рестораны на каждой улице, счет в них вполне может быть иероглифами. Даже у коренных народов Приморья, тазов, половина крови китайская. Азия прочно вошла в повседневную жизнь местных жителей, они не отделяют себя от нее. Корейцы здесь считают себя русскими, азиатская кухня адаптирована под вкусы приморцев, а у каждого жителя помимо праворульной японской машины сразу несколько идентичностей: ночью он лидер панковской группы, днем бариста, а в остальное время натягивает потолки. Все смешалось в Приморском крае.

Поэзия 

Владивосток – лоскуток. Дома – заплатки, сшиты между собой нитками-дорогами. Стежки неровные: дороги плывут вверх-вниз, вверх-вниз – качают нас на волнах. Магистрали переплетаются с тротуаром, люди с машинами, машины с кораблями, корабли с сопками. Владивосток - переплетение культур, а когда случается переплетение, случаются и поэты. 

Поэтов здесь много. Они объединяются в литературные “явления”, так же как дома сшиваются крутыми дорогами – неожиданно и резко. Первой в нас врезалась “Серая лошадь”. Она появилась как противопоставление “официальной поэзии” Союза Писателей. Ее контркультурность запустила колесо создания новых поэтических объединений. За “Серой Лошадью” – литературные чтения “Чтиво”, за “Чтивом” – поэтические батлы в баре “Икра”, за “Икрой” – батлы в “Артеме”. Отдельной волной “Голос Логоса”, в противовес ему – “Стихоразбор”, появление Чемпионата Маяковского, привезенного из Москвы, выпрыгивающая из подвала “Подземка” с чтениями и музыкальными вечерами. Портовый город стоило назвать городом поэтическим.

Мы поговорили с 22 поэтами и наблюдали 2 поэтических мероприятия. Цифры соединяются в 222. Они преследовали нас на всех часах и номерах. 222, поддерживающее ангельское число - верный путь, баланс и удача. А наш владивостокский путь точно балансировал между туда-сюда дорогами, поэтическими явлениями и чтениями.

Мифы

Во Владивостоке мы много ходили пешком: по главной улице, по горам и лестницам, по маленьким холмистым дворам, где сушат белье местные жители. 

Мы купались в Японском море, три часа перебирали стеклышки на пляже Стеклянной бухты, много ездили на такси до дальних точек и опробовали неудобный и медленный общественный транспорт. 

Мы поднялись на гору Пидан, где провели целый день, сгорели, устали, искупались в горной реке и успели близко сдружиться. 

Мы поговорили с людьми из разных мест и разных профессий: писатель, ученый, гид, архиватор, студент. Узнали, что мы совсем не так понимали Приморье. 

Мы были на экскурсии по Миллионке и испугались огромной крысы. 

Мы ездили в Находку, которая вся состоит из порта и гор. Ездили в Уссурийск, где нас катали на машинах и до отвала кормили потомки северных корейцев, и где посреди поля стоит статуя Будды. 

Мы общались с коренным удэгейцем и смогли немного заглянуть в то, чем живут в Красном Яре.

Мы вброд добирались до маяка, чтобы найти на берегу морских ежей и звезд. 

Мы съели настоящего краба и очень много китайской еды!

Мы были в кино на фильме «28 лет спустя» и гуляли по ночному Владивостоку, затянутому туманом.