Алексей Вдовин: Развенчивая мифы, проживая чужие жизни
Алексей Вдовин на занятиях мастерской "Нон-фикшн" в Литературных мастерских Creative Writing School. Фото: Анна Правдюк
Филолог, популяризатор, исследователь Алексей Вдовин – о причинах популярности жанра нон-фикшн, биографических мифах и изменении языка научной литературы.
Когда и почему вы заинтересовались биографиями?
Сейчас мне кажется, что я всегда ими интересовался. Все филологи, историки так или иначе испытывают интерес к этому – ты всегда читаешь книги о своих любимых писателях, кумирах или, наоборот, антигероях.
Если говорить более серьезно – наверное, я стал следить за биографическим рынком последние три-четыре года. С одной стороны, я стал писать собственную книгу – биографию Николая Добролюбова для серии «ЖЗЛ». С другой, с биографиями связана часть моих исследований. Последнее время я занимаюсь Иваном Гончаровым – исследую финансовую сторону его жизни, благодаря случайно найденным в архиве документам.
Что это за документы?
Это его договоры и переписка с издательством, контракт на издание «Обломова», завещание, письма. Мы очень мало знаем о том, сколько писатель зарабатывал литературой – Гончаров был скрытным человеком.
С таких вещей и начинается интерес к биографиям. Начинаешь задумываться – а правильный ли образ человека существует в нашем сознании? Все ли мы знаем о нем?
Биографии сегодня невероятно популярны. Почему люди испытывают такое желание к переживанию чужих жизней?
Есть соблазн объяснить это явление какой-то одной причиной, но мне кажется, причин несколько.
Первая (ее называют чаще других) заключается в том, что люди, особенно в нашу эпоху, постоянно хотят подпитки и поддержки от «костра чужой жизни». Это не моя метафора – ее придумал Вальтер Беньямин, замечательный ученый ХХ века. Правда, он сказал это о романах – он считал, что смысл чтения романов заключается в том, что мы «заворожено следим, как сгорает костер чужой жизни». На мой взгляд, это применимо и к биографии. Это первая причина – мы постоянно хотим фиктивно проживать чужую жизнь, соотнося ее со своей.
Вторая причина – своеобразное отношение к истории. Люди сегодня буквально зациклены на русской истории XX века, потому что ключевые события этого времени оцениваются по-разному, противоречиво. Консенсуса нет. Например, неслучайно выходит множество биографий русских деятелей спецслужб, политиков, особенно середины ХХ века. Эти герои долгое время были на периферии, о них практически не писали, а сегодня их биографии попадают в топы продаж.
Третья причина связана с обостренным интересом к жанру нон-фикшн. В Европе и Америке это началось вместе с постмодернизмом, в России чуть позже, но продолжается – обостренный интерес не к вымышленным повествованиям, а к текстам, имеющим фактическую основу. Это характеризует все современное состояние умов, мне кажется.
Во время нашего предыдущего разговора вы сказали, что в процессе работы над биографией вас всегда привлекали биографические мифы – легенды, которыми обрастает жизнь человека после его смерти. Есть ли у Вас любимые легенды, самые запоминающиеся?
Мой главный пример – это Николай Добролюбов, с которым моя жизнь связана последние два-три года, пока я пишу его биографию. Это яркий случай мощного биографического мифа, созданный его первыми биографами и ближайшими друзьями – Чернышевским и Некрасовым. Почти все, что существует в публичном пространстве о Добролюбове, – это мифологизированный образ, который с трудом поддается коррекции.
Например?
Например, все были уверены, что Добролюбов был аскетичным, практически святым человеком, о котором Некрасов писал проникновенные строки: «Суров ты был, ты в молодые годы / Умел рассудку страсти подчинять». Так вот, он действительно был очень честным человеком, порядочным, но в то же время страстным и чувственным, у него было много романов.
Об этом было невозможно писать в советское время. Были попытки в начале 1930-х годов, но все равно не все документы были опубликованы, хотя архивы открыты – письма возлюбленных к Добролюбову можно увидеть своими глазами. Как только начинаешь этим заниматься, понимаешь, что между образом человека в публичном пространстве, и тем, что говорят документы, очень большой зазор.
Задача биографа в таком случае – развенчать мифы, сложившиеся вокруг человека?
Да, я считаю, что развенчивать мифы нужно. Если мы говорим, что Х, У, Добролюбов не так важен для истории и развенчание мифов ничего не может изменить, то следующий шаг – отказ от развенчания мифов о Сталине и Гитлере.
Помните резонансную историю о 28 панфиловцах? Логика создания этого мифа напоминает знаменитые слова Вольтера: «Если бы бога не существовало, его следовало бы выдумать». Историки считают, что мифы вредны – они мешают нам лучше понять самих себя. Отказ от развенчания таких мифов определенно приведет к негативным последствиям.
В таком случае, о чем стоит думать в первую очередь во время написания биографии – о том, чтобы сделать текст максимально интересным для читателя? Или развенчать наибольшее количество мифов?
Все зависит от целевой аудитории. С одной стороны, можно сказать, что надо писать сразу для всех – легко, увлекательно, доступно. С другой стороны, поступить так в реальности можно далеко не всегда – в ряде случаев к этому не располагает материал.
Многое зависит от национальных традиций. В России, мне кажется, за советские годы сложилась традиция разделять тексты на две категории – для специалистов и для широкой аудитории. В англоязычном мире такой ситуации нет – все стараются писать максимально доступно. Меня недавно поразил рекламный анонс, опубликованный на книге Лизы Кнэпп про Анну Каренину (“Anna Karenina and Others. Tolstoy’s Labyrinth of Plots”, Liza Knapp, UW Press). В нем было написано, что автор доступно, ярко и объективно, «без жаргона» рассказывает читателю о том, почему «Анна Каренина» - больше, чем толстовская версия романа об адюльтере. Что это значит – «без научного жаргона»? Там нет терминов, сносок, научного аппарата? Все это есть – дело в языке и стиле, в форме подачи.
Мы тоже движемся по этому пути. Все больше выходит качественных научно-популярных книг. Например, премией «Просветитель» награждают книги больших ученых или начинающих исследователей естественных и гуманитарных направлений, доступно рассказывающих об очень сложных вещах.
Но это, конечно, большое искусство.
Текст, фото: Анна Правдюк